Французский историк Николя Оффенштадт и его немецкий коллега Герд Крюмейх рассуждают о потребности Франции почтить 100-летнюю годовщину начала «Великой войны».

La Croix: Сильна ли еще во Франции память о Первой мировой войне?

Николя Оффенштадт: Первая мировая война — это один из тех исторических периодов, которые оставили самый большой след в народной памяти. Этот период касается всех, а не только одних эрудитов. Это массовое и поразительное явление. Оно проявляется в нескольких моментах.

В некоторых семьях это видно, например, по почтительному отношению к воспоминаниям о воевавших предках: там бережно хранят документы (письма, дневники) и личные вещи, ухаживают за могилами и памятниками погибшим.

Кроме того, присутствие Первой мировой войны по-прежнему ощущается во всех формах искусства, будь то кино (вспомните об успехе «Долгой помолвки» Жана-Пьера Жене и «Счастливого Рождества» Кристиана Кариона), литература (не проходит и года, чтобы в магазинах не появилось несколько романов о Первой мировой), комиксы, песни или даже рок-музыка.

Герд Крюмейх: Французы действительно привязаны к памяти о Первой мировой войне. Этот период до сих пор вызывает у них живейшие эмоции. Даже самому маленькому французу известно, что она является основополагающим элементом национального самосознания. Не стоит забывать, что значительная часть этого конфликта разворачивалась во Франции. В Германии такого страстного стремления почтить память Первой мировой войны не существует.

— Почему у французов так сильны воспоминания о Первой мировой войне даже 100 лет спустя?

Герд Крюмейх: Мне кажется, что это связано с коллективной потребностью приглушить воспоминания о Второй мировой войне. Французы, конечно, пострадали во время второго конфликта, но не так, как во время первого. Во время Второй мировой войны во Франции было правительство Виши, а немцы разбудили во французах не самые лучшие инстинкты, хотя, конечно, это коснулось далеко не всех. Франции потребовалось время, чтобы понять, что не все из этого было принесено извне. Поэтому во Франции существует подспудное желание отойти от этой более новой истории и погрузиться в чуть более отдаленное прошлое. Первую мировую здесь называют «Великой войной», хотя по числу участников и масштабам последствий ей было далеко до второй.

— То есть, французы так прославляют победу 1918 года, чтобы найти в ней утешение после поражения в 1940 году?

Герд Крюмейх: Отчасти. Для Франции Вторая мировая война со многих точек зрения обернулась беспорядочным бегством. О таком никто не любит вспоминать. Кроме того, во втором конфликте погибло меньше французов, чем в первом: военные и гражданские кладбища жертв войны 1939-1945 годов здесь встречаются гораздо реже, чем, например, в Германии и России.

Николя Оффенштадт: Я не совсем согласен с таким психоаналитическим анализом. Мне кажется, что тому есть скорее два других объяснения. Первое носит довольно общий характер: сегодня мы живем в стране, которая, как впрочем и Германия, нуждается в прошлом (далеком или не очень) и потребляет его в самых разных формах, от литературных произведений до исторических реконструкций. Мы живем во времена, когда прошлое становится ресурсом, своего рода успокоительным средством, потому что будущее туманно, а различные культурные ориентиры (как духовные, так и политические) ослабли.

— Почему Первая мировая война стала для французов одним из главных исторических периодов, к которым они так любят возвращаться?

Николя Оффенштадт: Она представляет собой общий коллективный опыт. Практически во всех семьях во Франции или бывших колониях хранится память о предке, которому довелось пережить этот опыт.

Герд Крюмейх: Нужно также добавить, что Первая мировая война главным образом проходила во Франции.

Николя Оффенштадт: Первая мировая война практически автоматом влечет за собой единый ассоциативный ряд для всех французов. Любой может коснуться этого опыта через материальные отражения семейных воспоминаний, которые существуют в виде документов (письма, дневники, фотографии) и принесенных из окопов предметов (гильзы, трубки, скульптуры и т.д.). Наконец, сформировавшийся сегодня положительный образ солдата-фронтовика, вытесняет собой все.

— То есть, у фронтовика сложился исключительно положительный образ?

Николя Оффенштадт: Фронтовик времен Первой мировой — это один из ключевых персонажей истории Франции, под каким углом не смотреть. Кроме того, он — жертва самоуправства командиров и ужасов войны, упорный или мятежный боец, которым движут вера в победу или отчаяние. На его месте себя может представить любой человек, будь то милитарист или антимилитарист, христианин, коммунист или кто-то еще. У каждого есть свой фронтовик. Ни одна другая французская историческая фигура не предлагает людям столько положительных моделей. В том числе и во время Второй мировой войны.

Герд Крюмейх: Сейчас память о французских фронтовиках в равной степени разделяет вся нация, хотя во время войны отношение к ним было неровным: так, например, на юге Франции оно было более равнодушным. Этот момент поднимает следующий вопрос: как же тогда сформировалось это единство? Все годные для службы французы побывали в армии и вынесли для себя военный опыт. Битва при Вердене под командованием Петена послужила основой для начавшегося в дальнейшем процесса идеализации фронтовика.

Николя Оффенштадт: У нас, безусловно, преувеличивают единство солдат в траншеях. Отношения представителей разных классов могли быть очень натянутыми: интеллигентам было очень непросто найти общий язык с простыми солдатами. Разногласия выходцев из различных регионов тоже удавалось преодолеть далеко не всегда. Как бы то ни было, это не отменяет факта, что все сидевшие в траншеях солдаты разделяли общую судьбу, вместе шли в атаку и пересиживали обстрелы.

Герд Крюмейх: Такое единство пережитого опыта фронтовиков стало тем сильнее, что с диалектической точки зрения, оно возникло после напряженности.

Николя Оффенштадт: После войны этот опыт послужил основой для формирования различных ветеранских ассоциаций, которые успешно вели борьбу за предоставление им пенсий и пособий. Это стало одним из крупнейших ассоциативных движений «гражданского общества» во Франции ХХ века.

Герд Крюмейх: Кроме того, все партии, как левые, так и правые, заявили в один голос: «Больше этого не должно повториться!»

— Можно ли говорить о том, что образ фронтовика приобрел сакральный оттенок?

Николя Оффенштадт: Да. Фронтовик стал сакральной исторической фигурой. Его легенда формировалась постепенно. В 2000-х годах она сплотилась вокруг немногих оставшихся в живых ветеранов и в частности последнего из них, Лазара Понтиселли (Lazare Ponticelli), который скончался в 2008 году.

Герд Крюмейх: Эта легенда сформировалась тем проще, что практически в каждой французской коммуне стоят памятники погибшим во время Первой мировой войны, символ их жертвы.

— Существовали ли какие-то перемены в процессе формирования этой легенды? В 1960-1970-х годах фронтовик пользовался не лучшей репутацией среди молодых поколений…

Николя Оффенштадт: Да, в коллективной памяти действительно произошел сдвиг. Сегодня фронтовик вновь выходит на первый план, потому что мы нуждаемся в прошлом. В 1960-1970-х годах люди больше смотрели в будущее, то были времена Славного 30-летия, часть молодежи стремилась к мировой революции и новому обществу, страны третьего мира во всеуслышание заявили о себе: в тот момент образ фронтовика стал частью устаревшего патриотизма.

— На какое время пришелся этот поворот?

Герд Крюмейх: Я бы отнес его к 1978 году и публикации «Военных записок бондаря Луи Барта (1914-1918)» (Carnets de guerre de Louis Barthas, tonnelier (1914-1918)), которые тогда наделали немало шума. В этот период юные поколения во Франции, как и в Германии, начали больше интересоваться жизнью и страданиями солдат, чем причинами и последствиями конфликта. Люди захотели узнать, почему в 1914 году погибли столько солдат.

Николя Оффенштадт: Своего апогея этот процесс достиг в 1998 году на 80-ю годовщину перемирия, когда писатель Жан-Пьер Гено (Jean-Pierre Guéno) и журналист Ив Лаплюм (Yves Laplume) выпустили сборник писем и записок «Слова фронтовиков» (Paroles de poilus). Кроме того, в этом году представитель высшей государственной власти, а именно премьер-министр Лионель Жоспен (Lionel Jospin) впервые открыто поднял вопрос расстрелянных в военное время бунтовщиков.

— Но откуда возникла такая потребность в прошлом? Франция настолько боится будущего, глобализации? У нее сложности с самосознанием?

Николя Оффенштадт: Это возвращение к прошлому, безусловно, означает, что у французского общества есть сомнения насчет своего будущего. В департаментах и регионах существуют тысячи мемориальных проектов. Первая мировая война стала ресурсом, потому что память о ней сопровождается мистификацией социальной связи, которая в тот момент позволила обществу сохранить единство, несмотря на сложности и разногласия.

Герд Крюмейх: Именно так. Для французов Первая мировая — Великая война, потому что она имеет в их глазах особый смысл. Ко Второй мировой это уже не относится.

— Существует ли в Германии то же отношение к Первой мировой, что и во Франции?

Герд Крюмейх: В Германии все обстоит с точностью до наоборот. За все мои почти полвека работы по этой теме я еще не видел настолько серьезного расхождения между нашими странами. У нас вообще не вспоминают о Первой мировой. Это нас не касается, это не наша история.

Николя Оффенштадт: Один немецкий друг как-то сказал мне, что в Германии интерес к «Великой войне» равен интересу во Франции к Франко-прусской войне 1870 года. Другими словами, его почти нет!

Герд Крюмейх: Очень важно понимать, что для нас, немцев, наша история начинается, если так можно выразиться, в 1945 году. Во времена моей молодости мы интересовались Первой мировой лишь с точки зрения сравнения Веймаркой республики, нацизма, Гитлера и Второй мировой войны. Саму по себе Первую мировую мы практически не разбирали. Хотя все согласны с тем, что она стала первой большой катастрофой ХХ века, немцы не считают ее таковой для своей истории. Причем это касается немцев как из ФРГ, так и ГДР.

— В германии не читают «В стальных грозах» Эрнста Юнгера (Ernst Jünger) или «На западном фронте без перемен» Эриха Марии Ремарка (Erich Maria Remarque)?

Герд Крюмейх: В отличие от Франции, у нас эти книги мало читают. В 2007 году вышло переиздание «На западном фронте без перемен», но оно не привлекло к себе особого внимания. Когда я предложил одному издательству выпустить сборник вышедших в 1920-1930-х годах романов о Первой мировой, мне ответили, что у такого проекта не будет аудитории. Еще одним признаком нашего безразличия служит отношение к памятникам погибшим. Во Франции им отводится центральное место. В Германии же нередко вообще не помнят, где они находятся.

Николя Оффенштадт: Тем не менее, в Германии все же есть интерес к этому периоду, о чем свидетельствует успех программы Europeana, которая включает в себя оцифровку семейных архивов по Первой мировой и должна стартовать во Франции уже в ноябре.

Герд Крюмейх: Да, но этот интерес все равно проявляют лишь отдельные люди. Не стоит рассматривать его как коллективное стремление вновь сделать Первую мировую важной частью нашей истории.

— Во Франции и Германии Первая мировая вызывает совершенно разные эмоции. В каждой стране к этой войне относятся по-своему?

Николя Оффенштадт: Воспоминания о Первой мировой войне и ее роль в формировании самосознания очень сильно разнятся в зависимости от страны. Для одних она стала частью долгой истории, как, например, во Франции. Для других она послужила основой для формирования нации и занимает важнейшей место в истории. Это относится, например, к Австралии, Канаде и европейским странам, которые появились после войны.

Герд Крюмейх: нельзя не отметить растущий интерес к Первой мировой в странах Восточной Европы, таких как Польша, Болгария и Сербия. Во времена коммунизма в Польше о ней вообще было запрещено говорить. Вам известно, что в Вердене поляки потеряли 70 тысяч солдат? Половина из них погибла, сражаясь за французов, а другая - за немцев.

Николя Оффенштадт: В странах бывшего коммунистического блока сейчас идет процесс ренационализации прошлого. Интерес к Первой мировой становится частью подъема национальных движений. Путинской России тоже свойственна эта тенденция. Одним из главных моментов в памятных мероприятиях по поводу столетия Первой мировой является роль войны в формировании национального и регионального самосознания.

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.

Решение пригласить в Париж на мемориальную церемонию по случаю столетия окончания Первой мировой войны глав государств и правительств, участвовавших в той войне, президент Макрон принял в прошлом году во время открытия франко-немецкого военного мемориала Хартманнсвиллеркопф, где в течение 1915—1918 годов проходили бои между французскими и немецкими войсками с огромными человеческими жертвами.

Фото Бориса Гесселя

Только погибших было здесь около 30 000 солдат, а сколько искалечено − неизвестно. Официально Макрон объявил о приглашении на церемонию 80-ти глав государств и правительств в начале года, выступая перед дипломатами в Елисейском дворце, подчеркнув, что помнить Первую мировую войну – «моральная обязанность» каждого.

Почему Франция?

Именно здесь недалеко от города Компьень 11 ноября 1918 года было подписано соглашение о прекращении военных действий − Компьенское перемирие. С тех пор ежегодно этот день отмечают в республике как «День перемирия», когда во всех городах республики проходят торжества с возложением цветов к монументам погибших.

Версальский мирный договор, подписанный в Версальском дворце 28 июня 1919 года, официально завершил I мировую войну, ставшую первым крупным международным конфликтом двадцатого века, приведшим к развалам могущественных империй и народным революциям.

В войне приняли участие 34 страны

C общей численностью населения более миллиарда человек. Население планеты в начале ХХ века составляло 1,6 млрд. человек.

Боевые действия в течение четырех лет велись на территории 14 государств.

Всего страны-участницы мобилизовали более 70 миллионов человек, из них 10 миллионов погибло, еще 20 миллионов были изувечены. Не стало почти 12-ти миллионов мирных жителей. Голод и эпидемии, причинённые войной, унесли жизни, как минимум, 20 миллионов человек.

Война впервые убила больше людей, чем болезни.

Каждую минуту война забирала жизни четырех солдат, девять человек ежеминутно получали ранения. Две трети смертей произошло в бою, треть всех жертв войны скончались от испанского гриппа.

Но война – это не только смерть, это материальные потери, составившие за Первую мировую − $ 208 млрд. и превысившие в 12 раз золотой запас европейских стран. Треть национальных богатств Европы была уничтожена.

Франция перед Первой мировой имела самую многочисленную армию, более 884 тысяч бойцов

После мобилизации − почти 4 млн. За всю войну было мобилизовано 6 800 000, при том, что население республики в 1914 году составляло менее 40 млн. Погибли − 1 293 464 человек из 19-ти миллионного мужского населения. Почти три миллиона было ранено. Все они – герои той страшной войны, так как ценой жизни сорвали план Шлиффена, рассчитанный на принцип одновременной войны только с одним противником, имея два фронта.

Объявив с разницей в два дня войну сначала России, затем Франции, Германия понадеялась на медлительность России при мобилизации и переброске армий. Германия планировала, что Франция капитулирует в первый месяц войны, и можно будет использовать французскую армию против Российской империи. Известно высказывание кайзера Вильгельма II: «Обед у нас будет в Париже, а ужин в Санкт-Петербурге» («Paris for lunch, dinner at St. Petersburg»).

Стремительными темпами германские войска продвигалась по территории республики в сторону Парижа. Однако французская армия, отступая, оказывала упорное сопротивление, что мешало Германии сконцентрировать войска на ударном участке фронта. А главное, в разгар наступления, часть войск пришлось перебросить на Восточный фронт, так как русская армия начала наступательные операции в Восточной Пруссии.

У истории нет сослагательного наклонения, но результаты войны могли быть и другими, особенно для Франции, без открытия Россией Восточного фронта.

Во время Первой мировой войны Россия мобилизовала более 15 млн. солдат, что сделало её крупнейшей армией в войне. Более ¾ были убиты, ранены, взяты в плен, пропали без вести.

Контрмеры стран Антанты – операции «битва на Марне », «бег к морю» и наступление русской армии в Восточной Пруссии ослабили натиск немецких сил на Париж. Германский план молниеносного разгрома Франции провалился, война стала позиционной и затянулась на несколько лет.

С 1916 года французскую республику защищали русские солдаты и офицеры в составе Русского экспедиционного корпуса.

Все они проявили отвагу и самоотверженность, многие погибли, тела большинства так и не были найдены.

Мир пришел ценой многих жертв и большой крови

Франция планирует торжественно отметить знаменательную дату окончания Первой мировой войны.

Хочется верить, что мемориальная церемония послужит укреплению дружественных отношений между странами, между Европой и Россией, между Францией и Россией, несмотря на санкционный период.

Павшие в Первую мировую отдали жизнь, чтобы нам жить в мире, инвестировать не в военную промышленность, а в исследования, инновации, новые технологии, науку, что и должно стать основой будущих взаимоотношений.

Материалы по теме:

Нацию сплачивают не только представления об общих корнях, но и память о великих испытаниях, выпавших на долю страны и на плечи ее жителей. Так считал еще Эрнест Ренан, выдающийся французский историк и философ-республиканец. Историческая память - это то, без чего невозможна ни коллективная идентичность, ни чувство социальной солидарности. События, о которых помнят, поскольку о них хочется погрустить или они внушают гордость, и есть основа национального сознания. Такие события являются средоточием коллективной жизни; представления о них оказывают влияние на политику, общественную мораль и готовность жить вместе, или, используя знаменитую формулу Ренана, участвовать в «ежедневном плебисците».

Во Франции одним из ключевых событий, делающих такой «плебисцит» возможным, является Первая мировая война. Сочетая в себе отчаяние и воодушевление, гуманизм и страшное саморазрушение цивилизации, добро и зло, горечь поражений и радость побед, память о Великой войне (Grande guerre), как ее по-прежнему именуют в Европе, и сегодня играет важную роль во французской политической жизни.

Неожиданная война, к которой тщательно готовились

Первая мировая разразилась не на пустом месте. К ней шли часто и ненамеренно, но вполне решительно. Европейские державы вооружались на новом витке военной и технической революции. Дипломаты плели интриги и создавали военные союзы, главные из которых - Тройственный союз и Антанта - сложились к началу ХХ века. Генералы и стратеги разрабатывали планы передела зон влияния в Европе - геополитическом центре тогдашнего мира. Каждая держава преследовала свои интересы.

Не была в стороне и Франция. На протяжении четырех десятков лет общественное мнение и военно-политический истеблишмент Третьей республики были одержимы идеей реваншизма: французам не давало покоя постыдное поражение во Франко-прусской войне 1870-1871 годов, стоившее стране северных территорий. Знаменитый «вопрос Эльзаса и Лотарингии» будоражил умы не одного поколения французских политиков. Ради разрешения этого вопроса республиканская Франция, опасавшаяся нового лобового столкновения с Германией, пошла на союз с монархической Россией. Страна свободы, равенства и братства не хотела войны, но одновременно с тем странным образом ее жаждала.

Именно поэтому высказывавшиеся опасения о назревающем общеевропейском кризисе и милитаризме Австро-Венгрии и Германии не принимались французским обществом всерьез, а зачастую даже высмеивались. Социалисты, призывавшие к единению рабочего класса поверх государственных границ, еще до лета 1914 года затеяли спор о том, что делать пролетариям в случае большой войны. Дебаты, в ходе которых они пытались решить, является ли достаточной и необходимой антивоенной мерой всеобщая стачка, были представлены общественному мнению как бестолковый и антипатриотический треп.

«Я все еще надеюсь, что нам не придется содрогаться от ужаса при одной только мысли о великом человеческом бедствии, к которому привела бы сегодня война в Европе», - эти слова начертаны на огромном полотне, вывешенном в начале лета 2014 года на ограде Национальной ассамблеи в Париже. А принадлежат они человеку, 100 лет назад произносившему пылкие речи в этом самом здании, – депутату Жану Жоресу, лидеру французских социалистов. Но тогда его не услышали. Понимание его правоты пришло немногим позже - когда Франция уже оказалась ввергнутой в великое бедствие, и пути назад не было.

Сам Жорес, убежденный антимилитарист, был застрелен французским националистом Вилленом 31 июля 1914 года, став, по выражению современников, «первой жертвой еще не начавшейся войны». И только позже, главным образом, после увиденных и пережитых ужасов Великой войны, имя Жореса стало знаковым и даже культовым для французской истории: появились книги о Жоресе-мыслителе и Жоресе-пацифисте; практически каждый город Франции обзавелся улицей Жореса и т.д. А тогда, летом 1914-го, война не заставила себя долго ждать: мобилизация во Франции была объявлена на следующий день после скандального убийства, 1-го августа, когда в войну вступила Россия. А еще через два дня Германия объявила Республике войну.

Великая война и «священное единение»

То, что эта война, которая ощущались как небывалая катастрофа и чудовищное порождение самой европейской цивилизации, будет важнейшим звеном французского исторического сознания и политической мифологии, стало ясно уже в первые ее дни. Агрессия соседних держав и раньше использовалась в качестве механизма укрепления солидарности и строительства национального сознания. Но теперь предстояло испытание совершенного иного масштаба - война целых народов, война массовых армий и, по меткому выражению Макса Вебера, «война богов», то есть символов, ценностей и культур.

А к ставшему обычным (по крайней мере, со времен Великой французской революции) образу «священной войны цивилизации против варварства» (именно под таким заголовком вышла французская газета «Le Matin» за 4 августа 1914 года) добавилось ощущение трагедии не только национального, но и глобального масштаба. В том же выпуске «Le Matin» писала: «Смерть тысяч и, может быть, сотен тысяч человек, кровь, которая прольется на землю, нищета, голод среди народов…».

Уже в первые дни, когда еще никто не мог знать о предстоящем кровопролитии в битве на Сомме и «Верденской мясорубке», война стала для Франции Великой в политическом смысле слова: президент Раймон Пуанкаре провозгласил «священное единение» (union sacrée). Его суть проста, но от этого не менее значима: все политические силы, включая ратовавших за преодоление национально-государственных границ синдикалистов и социалистов, объединили усилия в борьбе с неприятелем и поддержке французского правительства. По словам «Le Matin» от 5 августа 1914 года, «как и столетие с четвертью назад (имеются в виду революционные события 1789 года - РП), все партии, все классы, все лики Франции объединились для того, чтобы принести жертву и выразить надежду [на победу]».

Война, длившаяся более четырех лет, определила контуры дальнейшего европейского и мирового устройства, но не смогла разрешить всех противоречий, накопившихся в отношениях великих европейских держав. Унижавшая Германию Версальская система, культ колониализма, создание тоталитарных режимов, технократический и политический милитаризм проложили путь к еще большей катастрофе - Второй мировой войне. Именно она стала апогеем проявления «темного», «варварского» начала Европы и Запада, о котором писали выдающиеся умы ХХ столетия - Карл Поппер и Лео Штраус, Теодор Адорно и Макс Хоркхаймер, Ханна Арендт и Раймон Арон. От нового витка варварства пострадал весь мир, и Франция в том числе.

Однако, именно Первая мировая стала для французского общества и французской политики самым значимым событием прошлого столетия и, пожалуй, самым крупным невыученным вовремя уроком. Именно на его изучение в годовщину столетия Великой войны были брошены силы государства и гражданских организаций.

Память о Первой мировой и политический ритуал

То, что память о Великой войне была пронесена во Франции через все испытания ХХ века, связано, в первую очередь, с уникальностью такой масштабной катастрофы во французском контексте. Прежде всего, Первая мировая является для Франции самой кровопролитной войной за всю ее историю. Страна потеряла убитыми почти 1,7 млн человек, из которых 300.000 - гражданские потери; ранены были почти 4,3 млн человек. За весь период Второй мировой войны французов погибло значительно меньше - около 570.000 человек.

И если в 1914-1918 годы Франция отчаянно сопротивлялась, то пережитый трагический опыт, во многом, предопределил не только «странную войну» (drôle de guerre) с Германией в сентябре 1939 - мае 1940, но и проявившуюся затем моральную неготовность французской армии стоять до последнего. Таким образом, Первая мировая для французского общества имеет однозначную моральную оценку - это была патриотическая война, с ясными ориентирами и готовностью отдать все ради победы. А Вторая мировая война стала для Франции и народной памяти чем-то мучительным, какой-то горькой смесью национального подвига и унижения, героизма участников Сопротивления и повседневного предательства коллаборационистов, надежд на де Голля и реальной жизни при режиме Петена. Этой раздвоенности память о Первой мировой не знает.

Если от Второй мировой войны на улицах французских городов остались черные таблички с именами евреев, депортированных из того или иного места (то есть априори не спрятанных, не укрытых и не спасенных французами), то о Великой войне свидетельствуют памятники не вернувшимся с фронта бойцам и ухоженные кладбища, усеянные крестами из белоснежного камня. В 1914-м перед обществом не стояло трудного морального и политического выбора; защищать родину, любить Республику и нещадно бить врага тогда казалось естественным и безальтернативным поведением - для социалиста и националиста, либерала и консерватора. Поэтому не удивительно, что именно Первая мировая война, объединившая в себе многочисленные (и невиданные ни до, ни после) человеческие потери, разрушения и лишения со счастливым концом и морально безупречной победой, почитается французами как важнейший урок истории и выдающийся подвиг Франции.

День 11 ноября, когда в 1918 году в штабном вагоне главнокомандующего союзными войсками на Западном фронте маршала Фоша было подписано Компьенское перемирие, во Франции стал государственным праздником и официальным выходным днем. Этот день стал еще одним символом национального единства, как и 14 июля - день взятия Бастилии. Республиканское единение, стирающее политические, социальные, религиозные и культурные различия, - вот суть всех официальных речей, произносимых 11 ноября в городах Франции. По всей стране, особенно в ее северных регионах, где разворачивались боевые действия, организуются акции памяти под предводительством мэров и представителей гражданских ассоциаций. Обязательным политическим ритуалом является возложение венков президентом Республики на Могилу Неизвестного Солдата, расположенную в Париже под Триумфальной аркой. Эта церемония проходит несколько раз в год: 11 ноября, 6 июня (в день

высадки союзных войск в Нормандии) и иногда во время официальных визитов глав иных государств.

Интересно, что при президенте де Голле была предпринята попытка «примирить» противоречивые воспоминания о прошлом, связанные с капитуляцией Франции в 1940 году и деятельностью режима Виши. По его приказу в 1966 году в полувековую годовщину завершения Верденской битвы возложили цветы на могилу маршала Петена, возглавлявшего во Вторую мировую войну коллаборационистское правительство Франции и с тех пор ставшего символом предательства. Ведь именно Петен, тогда еще генерал, командовал французскими войсками в этом почти что десятимесячном сражении под Верденом, унесшим жизни без малого 150.000 французских солдат. А при президенте Миттеране цветы на могилу маршала, лишенного по приговору суда всех государственных званий и наград, возлагались ежегодно, несмотря на протесты родственников жертв нацизма.

1914-2014: никто не забыт, ничто не забыто

По прошествии столетия память о Великой войне, тем не менее, все сильнее стирается. После Второй мировой Франция не знала больше войн на своей территории; был запущен процесс умиротворения жизни в интегрирующейся Европе. Не способствуют развитию национального самосознания и процессы глобализации. Однако государство и гражданские активисты делают все, чтобы напомнить уроки 100-летней давности.

В 2012 году правительством был запущен грандиозный проект «Миссия Столетия» (Mission du Centenaire), в рамках которого организуются выставки, конференции и другие акции, посвященных истории Первой мировой, осмыслению ее роли, значения и последствий для самой Франции. Жители крупных французских городов могут увидеть фотографии военных лет на стенах станций метро, на улицах, афишных тумбах, а также посетить многочисленные экспозиции о Первой мировой, которые были открыты не только в национальных музеях, но и в домах культуры по всей стране.

Первой мировой войне был посвящен в этом году и традиционный военный парад, состоявшийся 14 июля 2014 года на Елисейских полях в Париже. На него были приглашены представители около 80 государств, которые принимали участие в войне (разумеется, на стороне победителей). Открыли парад марш французских солдат в сероватой форме тех времен и выезд артиллерийских орудий, запряженных четверками лошадей. Затем прошли небольшие отряды бойцов стран-победительниц под музыку столетней давности; звучал и марш «Прощание славянки», а среди прошедших торжественным шагом по брусчатке Елисейских полей были российские солдаты. После дефиле французских войск, выезда военной техники и авиашоу на Площади Согласия был исполнен хореографический этюд, завершившийся выпусканием в небо белых голубей. Главное, о чем заставляет думать война, - это ценность мирной жизни.

В Первую мировую войну русская армия сражалась не только на российских фронтах. Особые бригады русских войск были отправлены на фронты союзников – во Францию и на Балканы.

Особые бригады

В декабре 1915 года в Россию со специальной миссией прибыл французский сенатор Поль Думер. Его задачей было убедить русское правительство и военное командование в посылке примерно 400 тысяч русских солдат на помощь Франции. По мнению французского правительства, там они могли принести больше пользы, чем на российских фронтах. Да и вообще людские ресурсы России казались союзникам неисчерпаемыми.
По мнению начальника царского штаба генерала М.В. Алексеева, требование Думера было ничем не обоснованным, наглым и беспардонным. В этом ключе Алексеев составил записку Николаю II. Но царь рассудил иначе, правда, снизил количество требуемых Францией русских войск до 100 тысяч человек. Вскоре началась организация Особых русских бригад, предназначенных для отправки на союзные фронты. Эти бригады сейчас часто неправильно называют русским Экспедиционным корпусом, какового наименования они не имели.
1-я бригада специально отбиралась из самых рослых солдат различных частей. В строю она производила внушительное впечатление, однако её солдаты и офицеры не имели боевой спайки. В следующие бригады стали включать целиком подразделения, имевшие опыт боёв. В 1916 году было создано четыре пехотные бригады, а в 1917 году – ещё одна артиллерийская бригада. В них за два года прошли службу в общей сложности около 60 тысяч человек.
1-я русская особая пехотная бригада уже в январе 1916 года двинулась далёким кружным путём – по Транссибирской магистрали и пароходами вокруг всей Азии и через Суэцкий канал в Средиземное море – и в апреле 1916 года прибыла в Марсель. Французы устроили ей торжественную встречу. Бригада прошла парадным маршем по улицам Марселя. Демонстрация боевого братства России и Франции имела большое пропагандистское значение. После этого 1-я бригада была незамедлительно отправлена на фронт, где в то время шло ожесточённое сражение под Верденом.
Летом 1916 года из России была отправлена 2-я бригада. Она двигалась более коротким, но и опасным путём – из Архангельска через Северную Атлантику, где рыскали немецкие субмарины. К счастью, плавание обошлось без потерь. Французское командование решило, что 2-я бригада будет полезнее на Балканах, где в конце 1915 года союзники открыли новый фронт. Бригада была переброшена на кораблях в Салоники. В течение года тем же путём во Францию прибыли 3-я и 4-я русские особые бригады. 3-я была оставлена во Франции, а 4-я переброшена на Балканский фронт.

Боевой путь

При подготовке русских частей к выступлению на фронт возникали различные мелкие недоразумения. Так, французский военный министр Петэн полагал, что русских солдат придётся долго обучать владению французским оружием, и был очень удивлён, узнав, что русским не пришлось объяснять, как пользоваться французской магазинной винтовкой «Лебель» (наши, правда, считали, что родная винтовка Мосина надёжнее и бьёт точнее). Выяснилось, что и с противогазом русские солдаты знакомы. Языкового барьера не было, так как все русские офицеры, получавшие приказы от французов, знали французский язык.
В течение 1916 и в начале 1917 года обе русские бригады участвовали во многих боях на Западном фронте. Понеся тяжёлые потери в ходе апрельского наступления, они были отведены в глубокий тыл на отдых и переформирование.
Ещё более заметной оказалась роль двух русских бригад на Балканском фронте. Это и понятно, так как во Франции воевало 160 дивизий союзников, а в Македонии – всего 20. В ноябре 1916 года русские войска отбили у противника (болгар) город Битоль в Македонии и были отмечены в приказе главнокомандующего фронтом французского генерала Саррайля.

Влияние революции

В 1917 году, под влиянием неудач на фронте и известий о революции в России, началось брожение во французской армии. Не миновало оно и русские бригады. Летом 1917 года началось неповиновение в тыловом лагере Ля-Куртин, где находились обе русские бригады. Солдаты требовали возвращения в Россию. Французам удалось искусно отделить лояльных солдат от мятежных, а затем, с помощью прибывшей во Францию русской артиллерийской бригады, подавить мятеж. Часть участников мятежа была отправлена на каторгу в Алжир. Впоследствии и советские историки, и белоэмигранты пытались приписать это восстание влиянию большевиков. На самом деле, никаких партийных большевиков там не было.
Брожение в русских бригадах на Балканах развивалось медленнее. Тем не менее и там начались требования о возвращении на родину. Получив известие об Октябрьском перевороте в России, французское командование решило расформировать русские бригады. Их солдатам и офицерам было предложено на выбор: записаться добровольцами во французскую армию или наняться на тыловые работы во французской армии (своего рода стройбаты), где им было положено содержание втрое выше, чем у французских солдат на фронте. Не согласившиеся ни на то, ни на другое, подлежали отправке на каторгу.
Большинство военнослужащих четырёх бригад – 17 тысяч человек – добровольно выбрали последний вариант, не желая ни воевать, ни способствовать продолжению войны. Их отправили на работы в Северную Африку, где уже находились 8 тысяч сосланных участников ля-куртинского мятежа. 13 тысяч записались в рабочие отряды. Только 750 человек предпочли сражаться под французскими знамёнами.
Эти последние были вначале распределены по разным французским частям, и только ближе к концу войны часть из них была объединена в «Русском легионе чести». Среди них был и прославленный в будущем советский полководец Родион Малиновский. По окончании войны «Русский легион», увеличенный за счёт русских солдат из других французских частей, нёс оккупационную службу в Германии. В 1919 году большая его часть была отправлена в Россию на помощь Белой армии Деникина, где большинство легионеров подняло мятеж и перешло на сторону Красной армии.
Русские, служившие в рабочих отрядах, были репатриированы уже по окончании гражданской войны в России, за исключением тех, кто так или иначе сумел устроиться на чужбине. Исчерпывающих сведений о судьбе наших соотечественников, отправленных на французскую каторгу, нет. Какая-то их часть была, по-видимому, в итоге репатриирована в советскую Россию, но большинство навечно осталось в песках Сахары.

Участие Франции в Первой мировой войне, кратко говоря, началось 3 августа 1914 года, когда ей была объявлена война со стороны Германской империи. Свой шаг германское правительство мотивировало тем, что французские войска нарушили нейтралитет Бельгии, а также виновны в воздушных бомбардировках германских территорий.

Планы сторон
В ожидании войны каждая из сторон подготовила свой план действий. Французской военной доктриной был «План-17», который предполагал начало боевых действий с Эльзаса и Лотарингии. Именно в районе эльзасских земель французская армия предполагала встретить основные силы противника.
Однако у германского командования на этот счет были другие планы. Согласно им вторжение должно было начаться через франко-бельгийскую границу. При этом их совершенно не останавливало то, что Бельгия объявила нейтралитет. Кстати говоря, военные Германии рассчитывали полностью разгромить Францию всего за 39 дней (такой срок был обозначен в известном плане А. фон Шлиффена).

Образование Западного фронта

С первых же дней участия Франции в Первой мировой войне, образовался один из основных фронтов этого конфликта, который получил название Западного. Кратко можно отметить, что его территория охватывала бельгийские и люксембургские земли, эльзасскую, лотарингскую и рейнские провинции Германии, а также северо-восточную часть Франции. Протяженностью около 480 км и шириной - 500 км он растянулся от Шельды до границы со Швейцарией и от Рейна до Кале.

Основные события

Пройдя через Бельгию и оказавшись на французской границе, германская армия встретила здесь воинские соединения противников. Здесь состоялось первое сражение, названное «пограничным». Прорвав фронт французских защитников, немцы двинулись дальше.
В первых числах сентября произошла и первая крупная битва у реки Марна. В результате которой германская армия, под угрозой окружения, вынуждена была отступить. В результате каждая из сторон закрепилась на свой позиции. Начался «окопный» период.
В середине весны 1915 года у города Ипр состоялось историческое сражение, в ходе которого германские солдаты использовали против армии противника отравляющий газ - хлор.
Самой крупномасштабной операцией в которой участвовали французы и союзные им войска, была битва при Вердене (крепость, имевшая важное стратегическое значение), названная впоследствии «верденской мясорубкой». Бои, начавшиеся в конце февраля 2016 продолжались несколько месяцев, но ни одной из сторон в итоге не удалось получить перевес.
Во второй половине лета на французском фронте была осуществлена первая попытка союзных войск Антанты перейти в наступление. Состоялась битва на реке Сомме, в которой на поле сражения вышел первый танк. Однако на этот раз французам и их союзникам удалось продвинуться всего на несколько километров
Настоящее массированное наступление, при поддержке английских и американских войск, принесшее победу Франции и Антанте началось только спустя два года

Приобретения и потери

Согласно мирному договору, подписанному в Версале по окончании войны, Франция получила обратно Эльзас и Лотарингию. Также ей было предоставлено право пользования Саарским углем. Кроме того, к ней отошла часть колониальных владений Германии.
При этом Франция, как и большинство европейских стран понесла огромные потери. Разрушенные дома, заводы и фабрики, практически убыточная экономика, огромный внешний долг и ни с чем несравнимые человеческие потери. В той войне пострадали около 5 млн солдат и офицеров, почти 1,3 млн погибли, 2,8 млн получили ранения, остальные оказались в плену. Кроме того, в результате конфликта пострадали почти 200 тыс. мирных французских жителей.