Заставила обратить внимание и на церковные неустройства. Еретики постоянно корили православных, что у них священники ставятся на мзде. На соборе 1504 г. было поставлено отменить пошлины при постановлении на священнослужительские места, чтобы не вводить людей в соблазн. С этих пор строго стали смотреть, чтобы это постановление не нарушалось. Даже сам Геннадий должен был отказаться от своего сана и поселиться в монастыре, когда его враги, которых у него было очень много, стали жаловаться, будто он по-прежнему брал «мзду» со священников.
Поднят был на соборе и другой весьма важный вопрос – вопрос о том, следует ли монастырям владеть селами. Именно он и разделил приверженцев Нила Сорского и Иосифа Волоцкого. Монастыри, эти «тихие пристанища», куда удалялись люди, чтобы вдали от мирских забот проводить жизнь в покаянии, слезах и молитве, казались благочестивым и набожным людям лучшим местом для спасения души, а монашеское житие образцом праведной жизни. Оно представлялось им «лучше царской державы»; о нем говорили: «Свет инокам ангелы, свет же мирянам иноки». И в самом деле, подвижники, подобные святому Феодосию Печерскому и святому Сергию Радонежскому , были таким светом для мирян: они своею жизнью напоминали, что, кроме мирских забот, есть заботы высшие, духовные, воочию показывали примеры христианского милосердия и кротости. Толпы богомольцев наполняли монастыри, прославленные подвигами святых угодников, несли сюда свои пожертвования. Во времена Нила Сорского и Иосифа Волоцкого князья, бояре и богатые люди жертвовали часто земли, деревни, села и разные угодья: кто делал вклад, чтобы молились о здравии и долголетии его, вкладчика, и его родичей; кто жертвовал «на вечный помин души». Особенно много делалось вкладов и завещаний в пользу монастырей во второй половине XV столетия, когда ожидалась скорая кончина мира.
Нил Сорский
Чем больше богатели монастыри, тем сильнее монахи втягивались в мирские дела: приходилось управлять имениями, собирать доходы, а иногда даже и тяжбы вести. Кстати ли было всем этим заниматься инокам, посвятившим свою жизнь Богу, отрекшимся от грешного мира и корыстей его? Не повреждалось ли этим монашество в самом корне своем? Этими вопросами еретики кололи глаза православным. Этими вопросами смущались и сами благочестивые люди. На соборе 1504 года восстал против права монастырей владеть селами Нил Сорский, из рода бояр Майковых (родился в 1433, умер в 1508 г.).
Нил Сорский был один из самых замечательных русских подвижников. Постригся он в Кирилло-Белозерском монастыре; затем ходил странствовать на восток, по монастырям, побывал и в афонских обителях. Особенно полюбилась ему строгая жизнь отшельников, и Нил ревностно изучал сочинения отцов-пустынников. На востоке было три вида иноческой жизни: общежитие, скитское житие и совершенное одиночество. Общежитие, которое господствовало в русских монастырях, было не по душе Нилу Сорскому: оно требовало большого хозяйства, управления, власти и могло легко вести к тем злоупотреблениям, какие сказывались в то время в русских монастырях. Совершенное одиночество тоже не нравилось Нилу Сорскому. «Уединение, – говорил он, – требует ангельского жития, а неискусных убивает». Человек в уединении дичает, озлобляется, да и Христову заповедь о любви к ближнему он не может исполнять. Полюбился Нилу третий вид иноческой жизни – скит. Скит – это две-три особые келий; два-три инока составляют всю братию.
В 15 верстах от Кириллова монастыря, в дремучем лесу, в самом глухом месте, на речке Соре, устроил он скит. Так возникла Сорская пустынь.
Чтение молитв и богослужение, по мнению Нила Сорского, не ведут к спасению без «внутреннего делания». Настоящее подвижничество, по учению его, есть борьба с дурными помыслами, очищение души от них. Вот эту борьбу и называет он «внутренним, или умным, деланием». Победа над помыслами дает душе блаженное спокойствие, приближает ее к блаженству. Инок, по словам Нила, должен умереть для всякого земного попечения. Церковь в ските отнюдь не должна была иметь никаких богатств и украшений. Серебро и золото из церкви строго изгонялось: «Лучше бедным помогать, чем церкви украшать», – говорит Нил Сорский. Только в крайней нужде, в случае немощи или болезни, позволялось инокам, жившим в ските, принимать подаяние, и то самое маленькое. Все необходимое для жизни иноки должны были добывать своими руками. «Если кто не хочет работать, пусть и не ест!» – говорит Нил. Понятно, что при таком взгляде на монастырскую жизнь Нил Сорский должен был восстать против обычая монастырей – приобретать имения. На соборе 1504 г. он предложил, «чтобы сел у монастырей не было и чтобы монахи кормились трудами рук своих».
Многим не по душе были эти речи Нила; но сильнее всех противником был Иосиф Волоцкий. Он доказывал, что имения дают возможность монастырю приносить бедным людям большую пользу; что монастыри принимают приношения богатых, чтобы помогать бедным (во время голода в его монастыре кормилось постоянно 400–500 человек). Находил Иосиф Волоцкий и другую пользу в монастырских имениях.
Иосиф Волоцкий
«Если у монастырей не будет сел, – говорил Иосиф, – то как честному (знатному) и благородному человеку постричься в монахи; если же не будет честных старцев в монастырях, то откуда взять на митрополию, или архиепископа, или епископа и на всякие честные (почетные) власти? А не будет честных старцев и благородных, то и вере будет поколебание».
Это было и справедливо. Монастыри в то время были единственным приютом грамотности; здесь только и встречались «книжные» люди.
Мнение Иосифа Волоцкого на соборе взяло верх. Но у Нила Сорского тоже были сторонники, и вопрос о том, подобает ли монахам, отказавшимся от всех мирских забот, владеть селами, был скоро снова поднят. Приверженцы Нила Сорского стали называться нестяжателями, а люди, разделявшие взгляд Иосифа Волоцкого, – иосифлянами.
Преподобный Иосиф Волоцкий, как и Преподобный Нил Сорский жили в Московской Руси в XV веке. Хотя и один и другой были монахами, пути к Богу у них были разные: на некоторые вопросы жизни они отвечали по-разному. Но Церковь приняла оба этих пути: как Нил, так и Иосиф были причислены к лику святых.
Святой Нил стремился к углубленной, созерцательной жизни. Он хотел следовать древним преподобным. Чтобы постичь науку духовной брани, он изучал и переписывал сочинения отцов Церкви и поселился не в многолюдном монастыре, но нашел себе место в глухом лесу на берегу реки Сорки. Потому его и прозвали Сорским.
Там он основал монастырь нового типа — так называемый скит, состоящий из нескольких домиков — келий. В скиту поселилось совсем немного братий. Но они стремились к одному — к духовной жизни, молитве. Потому их хозяйство было минимальным, только чтобы прожить. А имущества вообще не было. Святой Нил считал, что всякое владение привязывает мысли и внимание человека к делам земным, а это отвлекает от молитвы и вообще мешает жить исключительно для Бога.
Монастырский устав, написанный Нилом для своих монахов, практически ничего не говорит о внешней жизни монастыря, зато учит чистоте помыслов и непрестанной молитве.
Преподобный Иосиф был сторонником другого идеала монастырской жизни. Монастырь должен быть большим и устроенным на началах общежития. В нем должна совершаться строго уставная служба и при этом вестись развитое, обширное хозяйство. Монастырь должен владеть землями и всяческими угодьями, которые приносили бы ему большой доход. От такого монастыря — польза государству и людям.
Важной стороной деятельности подобного монастыря является благотворительность. Сам святой Иосиф был учеником другого славного русского подвижника — преподобного Пафнутия Боровского. После смерти святого Пафнутия Иосиф был избран в игумены. Но в Боровском монастыре свой устав ему осуществить не удалось.
Тогда Иосиф оставил обитель и основал вблизи Волоколамска собственный монастырь. И при жизни святого, и после его кончины Иосифо-Волоколамская обитель, благодаря образцовому строю жизни в ней, была ведущей среди русских монастырей.
Святые Нил и Иосиф были согласны в одном важном вопросе — отношении к еретикам. В то время в Москве и Новгороде появилась так называемая ересь жидовствующих. Еретики отрицали Святую Троицу, церковные таинства и священство, увлекались магией.
Жизнь святого аввы Иосифа не была легкой и покойной. В трудное для Русской Церкви время Господь воздвиг его как ревностного поборника Православия на борьбу с ересями и церковными несогласиями.
Величайшим подвигом преподобного Иосифа стало обличение ереси жидовствующих, пытавшихся отравить и исказить основы русской духовной жизни.
Как святые отцы и учителя Вселенской Церкви изложили догматы Православия, возвышая свой голос против древних ересей — духоборческих, христоборческих, иконоборческих, — так святому Иосифу возвещено было Богом противостоять лжеучению жидовствующих. И создать первый свод русского православного Богословия — великую книгу «Просветитель».
Еще к святому Равноапостольному Владимиру приходили из Хазарии проповедники, пытавшиеся совратить его в иудейство. Но великий креститель Руси гневно отверг притязания раввинов.
После этого, пишет преподобный Иосиф: Русская великая земля пятьсот лет пребывала в православной вере. Пока враг спасения, диавол, не привел скверного еврея в Великий Новгород.
Со свитой Литовского князя Михаила Олельковича в Новгород прибыл в 1470 году иудейский проповедник Схария (Захария). Пользуясь несовершенством веры и учености некоторых клириков, Схария и его приспешники внушали малодушным недоверие к церковной иерархии. Склоняли к мятежу против духовной власти, соблазняли «самовластием», то есть личным произволом каждого в делах веры и спасения.
Постепенно соблазнявшихся толкали к полному отречению от Матери-Церкви, поруганию святых икон, отказу от почитания святых, являющегося основой народной нравственности.
Наконец, вели ослепленных и обманутых к отрицанию спасительных Таинств и основных догматов Православия, вне которых нет Богопознания. Нет жизни, нет спасения — догмата о Пресвятой Троице и догмата о Боговоплощении.
Если бы не было принято решительных мер – «погибнуть всему православному христианству от еретических учений». Так был поставлен вопрос историей.
Великий князь Иоанн III, обольщенный жидовствующими, пригласил их в Москву. Сделал двух виднейших еретиков протопопами — одного в Успенском, другого — в Архангельском соборах Кремля. Звал в Москву и самого ересиарха — Схарию.
Все приближенные Князя, начиная с возглавлявшего правительство дьяка Феодора Курицына, брат которого стал вождем еретиков, были совращены в ересь.
Приняла иудейство и невестка великого князя Елена Волошанка.
Наконец, на кафедру великих московских святителей Петра, Алексия и Ионы был поставлен митрополит — еретик Зосима. Борьбу с распространением ереси возглавили преподобный Иосиф и святитель Геннадий, епископ Новгородский.
Успенский Волоколамский монастырь с самого начала стал духовным оплотом Православия в борьбе с ересью. Здесь написаны главные богословские творения святого аввы Иосифа. Здесь возник «Просветитель», создавший ему славу великого отца и учителя Русской Церкви. Здесь родились его пламенные противоеретические послания.
Исповеднические труды преподобного Иосифа Волоцкого и святого архиепископа Геннадия увенчались успехом. В 1494 году был сведен со святительской кафедры еретик Зосима.
В 1502-1504 годах были соборно осуждены злейшие и нераскаявшиеся жидовствующие — хулители Святой Троицы, Христа Спасителя, Пресвятой Богородицы и Церкви.
Как Нил, так и Иосиф в своих сочинениях говорили о ложности и опасности этого учения. Но если Иосиф стоял за строгие наказания и казнь еретиков, то Нил полагал, что исправлять их надо было кротким убеждением.
В 1503 году был созван Церковный Собор, который поддержал идеи преподобного Иосифа и не принял мнения заволжских старцев. Церковная внешняя жизнь пошла путем, предложенным Иосифом Волоцким. Но подспудно в ней текла и струя созерцательной жизни, которую проповедовал Нил Сорский. Он положил начало целой традиции в русском монашестве, к которой принадлежали впоследствии святой Паисий Величковский, старцы Оптиной пустыни, а также святитель Тихон Задонский и преподобный Серафим Саровский. Оба пути оказались праведными перед Богом.
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Василий Осипович Ключевский
Нил Сорский и Иосиф Волоцкий
Преподобный Нил Сорский
Вопрос о монастырских вотчинах . Монастырское землевладение было вдвойне неосторожной жертвой, принесенной набожным обществом недостаточно ясно понятой идее иночества: оно мешало нравственному благоустроению самих монастырей и в то же время нарушало равновесие экономических сил государства. Раньше почувствовалась внутренняя нравственная его опасность. Уже в XIV в. стригольники восставали против вкладов по душе и всяких приносов в церкви и монастыри за умерших. Но то были еретики. Скоро сам глава русской иерархии выразил сомнение, подобает ли монастырям владеть селами. Один игумен спрашивал митрополита Киприана, что ему делать с селом, которое князь дал в его монастырь. «Святые отцы, – отвечал митрополит, – не предали инокам владеть людьми и селами; когда чернецы будут владеть селами и обяжутся мирскими попечениями, чем они будут отличаться от мирян?» Но Киприан останавливается перед прямым выводом из своих положений и идет на сделку. Он предлагает село принять, но заведовать им не монаху, а мирянину, который привозил бы оттуда в монастырь все готовое, жито и другие припасы. И преподобный Кирилл Белозерский был против владения селами и отклонял предлагаемые земельные вклады, но вынужден был уступить настояниям вкладчиков и ропоту братии, и монастырь уже при нем начал приобретать вотчины.
Но сомнение, раз возникнув, повело к тому, что колеблющиеся мнения обособились в два резко различных взгляда, которые, встретившись, возбудили шумный вопрос, волновавший русское общество почти до конца XVI в. и оставивший яркие следы в литературе и законодательстве того времени. В поднявшемся споре обозначились два направления монашества, исходившие из одного источника – из мысли о необходимости преобразовать существующие монастыри. Общежитие прививалось в них очень туго; даже в тех из них, которые считались общежительными, общее житие разрушалось примесью особного . Одни хотели в корне преобразовать все монастыри на основе нестяжательности , освободив их от вотчин. Другие надеялись исправить монастырскую жизнь восстановлением строгого общежития, которое примирило бы монастырское землевладение с монашеским отречением от всякой собственности. Первое направление проводил преподобный Нил Сорский, второе – преподобный Иосиф Волоцкий.
Нил Сорский . Постриженик Кириллова монастыря, Нил долго жил на Афоне, наблюдал тамошние и цареградские скиты и, вернувшись в отечество, на реке Соре в Белозерском краю основал первый скит в России.
Скитское жительство – средняя форма подвижничества между общежитием и уединенным отшельничеством. Скит похож и на особняк своим тесным составом из двух-трех келий, редко больше, и на общежитие тем, что у братии пища, одежда, работы – все общее. Но существенная особенность скитского жития – в его духе и направлении. Нил был строгий пустынножитель; но он понимал пустынное житие глубже, чем понимали его в древнерусских монастырях. Правила скитского жития, извлеченные из хорошо изученных им творений древних восточных подвижников и из наблюдений над современными греческими скитами, он изложил в своем скитском уставе. По этому уставу подвижничество – не дисциплинарная выдержка инока предписаниями о внешнем поведении, не физическая борьба с плотью, не изнурение ее всякими лишениями, постом до голода, сверхсильным телесным трудом и бесчисленными молитвенными поклонами. «Кто молится только устами, а об уме небрежет, тот молится воздуху: Бог уму внимает». Скитский подвиг – это умное, или мысленное, делание, сосредоточенная внутренняя работа духа над самим собой, состоящая в том, чтобы «умом блюсти сердце» от помыслов и страстей, извне навеваемых или возникающих из неупорядоченной природы человеческой. Лучшее оружие в борьбе с ними – мысленная, духовная молитва и безмолвие, постоянное наблюдение за своим умом. Этой борьбой достигается такое воспитание ума и сердца, силой которого случайные, мимолетные порывы верующей души складываются в устойчивое настроение, делающее ее непреступной для житейских тревог и соблазнов. Истинное соблюдение заповедей, по уставу Нила, не в том только, чтобы делом не нарушать их, но в том, чтобы и в уме не помышлять о возможности их нарушения. Так достигается высшее духовное состояние, та, по выражению устава, «неизреченная радость», когда умолкает язык, даже молитва отлетает от уст и ум, кормчий чувств, теряет власть над собой, направляемый «силою иною», как пленник; тогда «не молитвой молится ум, но превыше молитвы бывает»; это состояние – предчувствие вечного блаженства, и, когда ум сподобится почувствовать это, он забывает и себя, и всех, здесь, на земле, сущих. Таково скитское «умное делание» по уставу Нила.
Святой Иосиф Волоцкий.
С древней иконы, хранящейся в храме Волоколамского монастыря, основанного преподобным
Перед смертью (1508) Нил завещал ученикам бросить труп его в ров и похоронить «со всяким бесчестием», прибавив, что он изо всех сил старался не удостоиться никакой чести и славы ни при жизни, ни по смерти. Древнерусская агиография исполнила его завет, не составила ни жития его, ни церковной ему службы, хотя Церковь причислила его к лику преподобных. Вы поймете, что в тогдашнем русском обществе, особенно в монашестве, направление преподобного Нила не могло стать сильным и широким движением. Оно могло собрать вокруг пустынника тесный кружок единомысленных учеников-друзей, влить живительную струю в литературные течения века, не изменив их русла, бросить несколько светлых идей, способных осветить всю бедноту русской духовной жизни, но слишком для нее непривычных. Нил Сорский и в Белозерской пустыни остался афонским созерцательным скитником, подвизавшимся на «умной, мысленной», но чуждой почве.
Страница из собственноручной рукописи святого Иосифа Волоцкого, хранящейся в ризнице Волоколамского монастыря
Иосиф Волоцкий . Зато вполне туземная, родная почва была под ногами его противника преподобного Иосифа. Современники оставили нам достаточно черт для определения этой совершенно реальной, вполне положительной личности. Ученик и племянник его Досифей, в своем надгробном слове Иосифу, изображает его с портретной точностью и детальностью, хотя несколько приподнятым тоном и изысканным языком. Проходя суровую школу иночества в монастыре Пафнутия Боровского, Иосиф возвышался над всеми его учениками, совмещая в себе, как никто в обители, разнообразные качества духовные и телесные, остроту и гибкость ума соединяя с основательностью, имел плавный и чистый выговор, приятный голос, пел и читал в церкви, как голосистый соловей, так что приводил слушателей в умиление: никто нигде не читал и не пел, как он. Святое Писание знал он наизусть, в беседах оно было у него все на языке, и в монастырских работах он был искуснее всех в обители. Он был среднего роста и красив лицом, округлой и не слишком большой бородой, темно-русыми, потом поседевшими волосами, был весел и приветлив в обращении, сострадателен к слабым. Церковное и келейное правило, молитвы и земные поклоны совершал он в положенное время, отдавая остальные часы монастырским службам и ручным работам. В пище и питии соблюдал меру, ел раз в день, иногда через день, и повсюду разносилась слава его добродетельного жития и добрых качеств, коими он был исполнен.
Видно, что это был человек порядка и дисциплины, с сильным чутьем действительности и людских отношений, невысоким мнением о людях и великой верой в силу устава и навыка, лучше понимавший нужды и слабости людей, чем возвышенные качества и стремления души человеческой. Он мог покорять себе людей, выправлять и вразумлять их, обращаясь к их здравому смыслу.
В одном из житий его, написанных современниками, читаем, что силой его слова смягчались одичалые нравы у многих сановников, часто с ним беседовавших, и они начинали жить лучше: «Вся же тогда Волоцкая страна к доброй жизни прелагашеся». Там же рассказано, как Иосиф убеждал господ в выгоде снисходительного отношения их к своим крестьянам. Обременительная барщина разорит хлебопашца, а обнищавший хлебопашец – плохой работник и плательщик. Для уплаты оброка он продаст свой скот: на чем же он будет пахать? Его участок запустеет, станет бездоходным, и разорение крестьянина падет на самого господина. Все умные сельскохозяйственные соображения – и ни слова о нравственных побуждениях, человеколюбии. При таком обращении с людьми и делами Иосиф, по его признанию, не имевший ничего своего при поселении в волоколамском лесу, мог оставить после себя один из самых богатых монастырей в тогдашней России.
Если ко всему этому прибавим непреклонную волю и физическую неутомимость, получим довольно полный образ игумена – хозяина и администратора, – тип, под который подходило с большей или меньшей удачей большинство основателей древнерусских общежительных монастырей. При устроении монастыря, когда у него еще не было мельницы, хлеб мололи ручными жерновами. Этим делом после заутрени усердно занимался сам Иосиф. Один пришлый монах, раз застав игумена за такой неприличной его сану работой, воскликнул: «Что ты делаешь, отче! пусти меня», – и стал на его место. На другой день он опять нашел Иосифа за жерновами и опять заместил его. Так повторялось много дней. Наконец, монах покинул обитель со словами: «Не перемолоть мне этого игумена».
Собор 1503 г . На церковном соборе 1503 г. оба борца встретились и столкнулись. Скитское миросозерцание Нила все сполна было против монастырского землевладения. Его возмущали, как он писал, эти монахи, кружащиеся ради стяжаний; по их вине жизнь монашеская, некогда превожделенная, стала «мерзостной». Проходу нет от этих лжемонахов в городах и весях; домовладельцы смущаются и негодуют, видя, как бесстыдно эти «прошаки» толкутся у их дверей. Нил и стал умолять великого князя, чтобы у монастырей сел не было, а жили бы чернецы по пустыням и кормились бы своим рукоделием. Великий князь поставил этот вопрос на Соборе.
Нил и стоявшие за него белозерские пустынники говорили об истинном смысле и назначении иночества. Иосиф ссылался на примеры из истории Восточной и Русской церквей и при этом высказал такой ряд практических соображений: «Если у монастырей сел не будет, то как честному и благородному человеку постричься, а если не будет доброродных старцев, откуда взять людей на митрополию, в архиепископы, епископы и на другие церковные властные места? Итак, если не будет честных и благородных старцев, то и вера поколеблется». Этот силлогизм впервые высказывался при обсуждении церковно-практического вопроса. Церковные авторитеты не ставили монастырям задачи быть питомниками и рассадниками высших церковных иерархов и не признавали непременным оплотом веры иерархию родовитого происхождения, как это было в Польше. Первое положение Иосиф заимствовал из практики Русской церкви, в которой высшие иерархи обыкновенно выходили из монастырей; второе положение было личной мечтой или личным предрассудком Иосифа, предок которого, выходец из Литвы, сделался волоколамским дворянином-вотчинником.
Собор согласился с Иосифом и свое заключение представил Ивану III в нескольких докладах, очень учено составленных, с каноническими и историческими справками. Но вот что в этих докладах возбуждает недоумение: на Соборе оспаривали только монастырское землевладение, а великому князю отцы Собора заявили, что они не благоволят отдавать и архиерейские земли, против которых на Соборе никто не говорил. Дело объясняется молчаливой тактикой стороны, восторжествовавшей на Соборе. Иосиф знал, что за Нилом и его нестяжателями стоит сам Иван III, которому были нужны монастырские земли. Эти земли трудно было отстоять: Собор и связал с ними вотчины архиерейские, которых не оспаривали, обобщил вопрос, распространив его на все церковные земли, чтобы затруднить его решение и относительно монастырских вотчин. Иван III молча отступил перед Собором.
Итак, дело о секуляризации монастырских вотчин, поднятое кружком заволжских пустынников по религиозно-нравственным побуждениям, встретило молчаливое оправдание в экономических нуждах государства и разбилось о противодействие высшей церковной иерархии, превратившей его в одиозный вопрос об отнятии у Церкви всех ее недвижимых имуществ.
Литературная полемика . После Собора вопрос о монастырских вотчинах перенесен был с практической почвы на более безопасную, литературную. Загорелась оживленная полемика, длившаяся почти до конца XVI в. Она очень любопытна. В ней столкнулись разнообразные и важные интересы, занимавшие тогдашнее русское общество; высказались наиболее мыслящие умы века; с ней прямо или косвенно связались самые яркие явления русской духовной жизни того времени. Ограничусь ее немногими чертами.
Самыми видными противниками «осифлян», как звали последователей Иосифа, выступили в полемике князь-инок Вассиан Косой и пришелец с Афона Максим Грек. Сочинения Вассиана – обличительные памфлеты. Поборая по своем учителе Ниле Сорском, яркими, нередко правдиво резкими чертами изображает он немонашескую жизнь вотчинных монастырей, хозяйственную суетливость монахов, их угодливость перед сильными и богатыми, корыстолюбие, лихоимство и жестокое обращение со своими крестьянами. В нем говорит не одно негодование пустынника-нестяжателя, но часто и раздражение бывшего боярина из рода князей Патрикеевых против людей и учреждений, опустошавших боярское землевладение. Вассиан клонит свою речь к тем же обвинениям, какие потом прямо высказал единомышленник его, князь Курбский: «Любостяжательные монахи своим сельским хозяйничаньем разорили крестьянские земли, а внушениями о спасительности вкладов по душе сделали воинский чин, служилых землевладельцев хуже калик убогих».
Сочинения Максима Грека против монастырского землевладения свободны от полемических излишеств. Он спокойно разбирает предмет по существу, хотя по местам и не обходится без колких замечаний. Вводя строгое общежитие в своем монастыре, Иосиф надеялся исправить монастырский быт и устранить противоречие между иноческим отречением от собственности и земельными богатствами монастырей более диалектической, чем практической, комбинацией: в общежитии-де все принадлежит монастырю и ничего отдельным монахам. Это все равно, возражает Максим, как если бы кто, вступив в шайку разбойников и награбив с ними богатство, потом, пойманный, стал оправдываться на пытке: я не виноват, потому что се осталось у товарищей, а я у них ничего не взял. Качества истинного монаха никогда не совместятся с отношениями и привычками любостяжательного монашества: такова основная мысль полемики Максима Грека. Литература тогда значила еще меньше для правительственной деятельности, чем стала значить позднее.
При всех полемических усилиях и успехах нестяжателей, московское правительство, после Собора 1503 г., покинуло наступательные планы против монастырских вотчин и ограничилось обороной. Особенно после того, как попытка царя Ивана около 1550 г. воспользоваться ближайшими к Москве землями митрополичьей кафедры для хозяйственного устройства служилых людей встретила решительный отпор со стороны митрополита. Длинный ряд указов и пространные рассуждения на Стоглавом соборе о монастырских непорядках, не решая вопроса по существу, пробовали различные меры с целью остановить дальнейшее земельное обогащение монастырей на счет служилого класса, «чтоб в службе убытка не было и земля бы из службы не выходила»; усиливался и правительственный надзор за монастырскими доходами и расходами. Все отдельные меры завершились приговором церковного собора с участием бояр 15 января 1580 г. Было постановлено: архиереям и монастырям вотчин у служилых людей не покупать, в заклад и по душе не брать и никакими способами своих владений не увеличивать; вотчины, купленные или взятые в заклад у служилых людей архиереями и монастырями до этого приговора, отобрать на государя, который за них заплатит или нет – его воля. Вот все, чего могло или умело добиться от духовенства московское правительство XVI в. в деле о церковных вотчинах.
Вид Иосифо-Волоколамского монастыря в XIX веке
Конец ХV и начало ХVI вв. ознаменованы появлением двух великих подвижников, устроителей и законоположников главных родов аскетической жизни в русском монашество - скитского и общежительного. Это были преп. Нил Сорский и преп. Иосиф Волоцкий.
Преп. НИЛ СОРСКИЙ (1433-1508) - основоположник скитского вида аскетической жизни - происходил из боярского рода Майковых и подвизался вначале в Кирилло-Белозерском монастыре. В поисках более строгого монастырского устава преп. Нил долго путешествовал по Востоку, после чего вернулся на родину и поставил на реке Соре свою одинокую келью и часовню, около которых скоро возникла целая обитель с новым еще в России скитским направлением, заимствованным преп. Нилом с Афона и составляющим как бы средину между жизнью монахов общежительских монастырей и жизнью одиноких отшельников. Его подвижническая жизнь собрала вокруг него вскоре многочисленную братию, для которой преп. Нил выработал устав по образцу некоторых Афонских монастырей.
Преп. Нил заповедал братии питаться только своими трудами, милостыню принимать только в Крайней нужде, дорогих вещей не заводить даже в церкви, женщин в скит не пускать, братии не выходить из скита ни под каким предлогом, никаких дарственных вотчин не принимать и вотчинами не владеть. Свои наставления преподал Нил Сорский в письменном послании под заглавием “Преданно ученикам о жительстве скитском”.
Нил Сорский видел сущности аскетизма прежде всего в глубоких явлениях духовной жизни, в “умном делании”, в нравственном совершенствовании человека, в то время как другие обители обращали внимание преимущественно на внешнее поведение инока.
Преп. ИОСИФ ВОЛОЦКИЙ (1440-1515) отличался другим направлением. Проходя некоторое время монастырское послушание в Боровском монастыре, Иосиф Волоцкий оставил его и начал искать монашества по своему идеалу в других монастырях. Невидимому, жизнь в тогдашних обителях не отвечала его настроению, и потому в 1479 г. преп. Иосиф Волоцкий основал свой собственный Волоцкий монастырь, в котором он игуменствовал 37 лет.
Направление монашеской жизни этой обители резко отличалось от взглядов на монашество преп. Нила Сорского. В то время, как преп. Нил смотрел на иночество как на полное отречение от мира, отрицал всякую церковно-административную деятельность монахов, преп. Иосиф считал, что монашество должно стоять во главе всей церковной жизни и должно быть рассадников церковных властей, считал монахов самым совершенным классом верующих.
Таким образом, преп. Нил является представителем созерцательного направления русского монашества, т.е. подвига полного отречения и духовного самосовершенствования, а преп. Иосиф является представителем практического направления в русском монашестве. Иосиф стремился сосредоточить в монастырях все церковное образование, для чего требовалось высокое материальное обеспечение. Иосиф Волоцкий говорил: “Без вотчин но будет в монастырях честных старцев, а не будет честных старцев, кого брать на епископию и на митрополию? Ино в вере будет поколебание”.
Сам преп. Иосиф был внешне сановитый игумен, видной наружности, начитанный и красноречивый, у которого все Писание было “на край языка”, как описывает его житие. Пользовался большим влиянием не только на своих монахов и простых людей, но также и на бояр и самого царя.
Ученики Иосифа составили вскоре сильную партию в монашестве, так называемых иосафлян и вступили с почитателями Нила в замечательную полемику, коснувшуюся вотчин и других живых вопросов жизни этого времени (см. “Ж.М.П.”, 1955, 10.).
