Максим Грек приезжает в Москву в 1518 году.

Когда игумен Ватопедского монастыря на Афоне избрал его в качестве ученого мужа, прислать которого в Россию просили посланники Великого князя Московского Василия III , инок Максим долго отказывался от этого поручения. По просьбе Государя Московского вместо него в Россию должен был ехать старец Савва, но тот по своей немощи и преклонному возрасту отказался, и так выбор пал на Максима Грека.

К тому моменту Максим Грек (в миру Михаил Триволис) провел в Афонском монастыре уже около 10 лет. Пострижению в монахи Ватопедского монастыря предшествовали годы странствия по Европе, учения у профессора Парижского университета и итальянских гуманистов. В Италии он изучал и произведения языческих авторов античности, а потом, оказавшись под влиянием католического проповедника Дж. Савонаролы, поселился в Доминиканском монастыре Сан-Марино. Но католическое учение не привлекло Максима Грека (потом, в России он напишет 15 сочинений против Римской церкви, пытавшейся распространить свое влияние в стране Российской). И в 1504 он возвращается на родину – в Грецию, а вместе с тем и в Православие, и принимает постриг в одном из Афонским монастырей. Здесь, на Афоне, он и хотел продолжить свое служение Богу. Однако в 1515 году ему пришлось покинуть его.

Василий III приглашал в Москву ученого мужа для перевода духовных книг из княжеской библиотеки с греческого на церковно-славянский. Покидавший Афон Максим Грек не знал ни книжного церковно-славянского, ни разговорного русского языков. Последнему он научился за 3 года пребывания в Царьграде с сопровождавшими его в Россию посланниками великого князя. Церковно-славянскому он учился уже в России, делая переводы греческих книг из богатой библиотеки Великого князя.

Первым трудом Максима Грека в России был перевод Толковой Псалтыри – одной из самых популярных книг Древней Руси. Переводил еще не знавший церковно-славянского языка Максим Грек с греческого на латынь, стараясь при этом сохранить верность подлиннику, с латыни на славянский передавали тексты данные ему в помощь переводчики Димитрий Герасимов и Власий. Через полтора года текст перевода был передан великому князю и одобрен митрополитом Варлаамом, ставшим покровителем преподобного при московском дворе.

Труд Максима Грека был оценен великим князем, и, несмотря на просьбы преподобного отпустить его на Афон, он был оставлен в Москве. Вслед за переводами других церковных книг последовало и иное поручение – заняться редакцией и исправлением богослужебных книг. В 17 веке подобная работа стала одной из причин раскола церкви. В 16 веке Максим Грек был обвинен в ереси. С этого момента и начались бедствия Максима Грека в земле Русской. Пока на кафедре Московской оставался митрополит Варлаам, а великий князь покровительствовал преподобному, противники греческого переводчика не выражали свое недовольство открыто. Но с приходом на митрополичью кафедру инока Волоколамского монастыря и защитника иосифлян Даниила нападки на сторонника нестяжателей Максима Грека усилились.

К этому времени относятся и выступления преподобного против католической церкви, потесненной протестанством на Западе и потому стремившейся распространить свое влияние на Востоке. Теперь ему пригодилось близкое знакомство с западной культурой и философией Возрождения. Когда-то увлеченный учением гуманизма о судьбе и предопределении преподобный в своем сочинении «О фортуне» теперь критиковал его, ведь согласно ему человек может не только заглянуть в свое будущее, но и изменить его. По убеждению Максима Грека, католичество находилось во власти «внешней» философии (в противовес философии «внутренней», характерной для Православия), которая стремилась подчинить богословие учению Аристотеля, «отходя от божественного закона».

Поворотным для Максима Грека стал 1524 год. Когда великий князь Василий III решил расторгнуть брак со своей бесплодной супругой Соломонией и заточить ее в монастырь, преподобный, и до того не молчавший при попытках власть предержащих нарушить закон Божественный, не смолчал и на этот раз. В своем послании государю он убеждал его не покоряться страстям плотским. По глубокому убеждению Максима Грека, самодержец – тот, кто умеете держать самого себя в руках, охраняя себя от 3 греховных страстей – «сластолюбия, славолюбия, и сребролюбия».

Этим посланием (посчитав его показателем нетолерантности греческого переводчика по отношению к русской власти) воспользовались недруги преподобного и обвинили его в измене и ереси. На суде ему, проведшему несколько дней в кандалах в темнице Симонова монастыря, вменили в вину неправильный перевод греческих книг, якобы искажавший их подлинный смысл, и сношения с опальными боярами и турецким послом. В оправдание свое Максим Грек привел 2 аргумента: во-первых, незнание русского языка – ведь первые свои переводы он делал с греческого на латынь, стремясь сохранить верность греческом подлиннику, – а главное, тот факт, что за годы работ многих поколений переписчиков и переводчиков многие греческие тексты были искажены, и, таким образом, он лишь восстанавливал их прежнее звучание. Доводы эти, однако, не были услышаны. Преподобный, отлученный от принятия Святых Тайн, был осужден и заточен в Иосифо-Волоколамский монастырь.

На этом его страдания не закончились. В 1531 году он снова был потребован к суду. К прежним обвинениям в ереси и неправедном переводе книг, добавились и новые – в волшебстве, чернокнижии, а также – нестяжательстве и непочитании русских монахов-чудотворцев, чьи обители владели землями. Преподобный стал жертвой своего знания и религиозной борьбы нестяжателей и иосифлян. Новым местом заключения стал Тверской Отрочь монастырь.

В 1534 году умирает великий князь Василий III и Максим Грек решает писать исповедание, в котором оправдывает себя и сделанные им переводы книг. В заключении своего письма он обращается с просьбой отпустить на Святой Афон. Но и на этот раз мольбы его были не услышаны – его, знавшего слишком много, не отпускали из России.

Между тем, царица Елена Глинская умерла, митрополит Даниил был сослан в Иосифов монастырь. По заступничеству нового митрополита преподобного допускают к принятию Святых Тайн и возвращают часть его обширного архива, конфискованного еще при первом аресте. В 1545 к царю Иоанну пишут патриархи Вселенский и Александрийский, с просьбой о заступничестве и освобождении. Прошение это было услышано только в 1551 году, и преподобный был переведен с честью в Троице-Сергиев монастырь (после 20-летнего заключения в Твери). Здесь он занялся близким душе его делом – переводом Псалтыри на русский язык. В обители его посещал царь Иоанн IV , который через год пригласил его в Москвы для борьбы с новой ересью Матвея Башкина.

Еще через год (1556) преподобный скончался. Гробница его находится в Свято-Троице-Сергиевой Лавре, на которой выбиты строчки:

Блаженный здесь Максим телом почивает,

И с Богом в небеси душою пребывает.

И что Божественно он в книгах написал,

То жизнию своею и делом показал.

Оставил образ нам и святости примеры,

Смирения, любви спасения и веры!

Канонизирован Православной Церковью в 1988 году. Мощи святого были обретены в 1996 году у Духовского Храма Троице-Сергиевой Лавры.

Преподобный Максим Грек (XV - XVI в.), бывший сыном богатого греческого сановника в городе Арте (Албания), получил блестящее образование. В юности он много путешествовал и изучал языки и науки в европейских странах; побывал в Париже, Флоренции, Венеции. По возвращении на родину прибыл на Афон и принял иночество в Ватопедской обители. Он с увлечением изучал древние рукописи, оставленные на Афоне иночествовавшими греческими императорами (Андроником Палеологом и Иоанном Кантакузеном). В это время великий князь Московский Василий Иоаннович (1505 - 1533) пожелал разобраться в греческих рукописях и книгах своей матери, Софии Палеолог, и обратился к Константинопольскому патриарху с просьбой прислать ему ученого грека. Инок Максим получил указание ехать в Москву. По прибытии ему было поручено перевести на славянский язык толкование на Псалтирь, затем толкование на книгу Деяний Апостолов и несколько Богослужебных книг.

Преподобный Максим усердно и тщательно старался исполнять все поручения. Но, ввиду того, что славянский язык не был родным для переводчика, естественно, возникали некоторые неточности в переводах.

Митрополит Московский Варлаам высоко ценил труды преподобного Максима. Когда же Московский престол занял митрополит Даниил, положение изменилось.

Новый митрополит потребовал, чтобы преподобный Максим переводил на славянский язык церковную историю Феодорита. Максим Грек решительно отказался от этого поручения, указывая на то, что "в сию историю включены письма раскольника Ария, а сие может быть опасно для простоты". Этот отказ посеял рознь между преподобным и митрополитом. Несмотря на неурядицы, преподобный Максим продолжал усердно трудиться на ниве духовного просвещения Руси. Он писал письма против магометан, папизма, язычников. Перевел толкования святителя Иоанна Златоуста на Евангелия от Матфея и Иоанна, а также написал несколько собственных сочинений.

Когда великий князь намеревался расторгнуть свой брак с супругой Соломонией из-за ее неплодства, отважный исповедник Максим прислал князю "Главы поучительные к начальствующим правоверных", в которых он убедительно доказал, что положение обязывает князя не покоряться животным страстям. Преподобного Максима заключили в темницу. С того времени начался новый, многострадальный период жизни преподобного. Неточности, обнаруженные в переводах, были вменены преподобному Максиму в вину, как умышленная порча книг. Тяжело было преподобному в темнице, но среди страданий преподобный стяжал и великую милость Божию. К нему явился Ангел и сказал: "Терпи, старец! Этими муками избавишься вечных мук". В темнице преподобный старец написал углем на стене канон Святому Духу, который и ныне читается в Церкви: "Иже манною препитавый Израиля в пустыни древле, и душу мою, Владыко, Духа наполни Всесвятаго, яко да о Нем благоугодно служу Ти выну..."

Через шесть лет преподобного Максима освободили от тюремного заключения и послали под церковным запрещением в Тверь. Там он жил под надзором добродушного епископа Акакия, который милостиво обходился с невинно пострадавшим. Преподобный написал автобиографическое произведение "Мысли, какими инок скорбный, заключенный в темницу, утешал и укреплял себя в терпении". Вот несколько слов из этого яркого сочинения: "Не тужи, не скорби, ниже тоскуй, любезная душа, о том, что страждешь без правды, от коих подобало бы тебе приять все благое, ибо ты пользовала их духовно, предложив им трапезу, исполненную Святаго Духа..." Лишь через двадцать лет пребывания в Твери преподобному разрешили проживать свободно и сняли с него церковное запрещение. Последние годы своей жизни преподобный Максим Грек провел в Троице-Сергиевой Лавре. Ему было уже около 70 лет. Гонения и труды отразились на здоровье преподобного, но дух его был бодр; он продолжал трудиться. Вместе со своим келейником и учеником Нилом преподобный усердно переводил Псалтирь с греческого на славянский язык. Ни гонения, ни заключения не сломили преподобного Максима.

Преподобный преставился 21 января 1556 года. Он погребен у северо-западной стены Духовской церкви Троице-Сергиевой Лавры. Засвидетельствовано немало благодатных проявлений, свершившихся у гробницы Преподобного, на которой написаны тропарь и кондак ему. Лик преподобного Максима часто изображается на иконе Собора Радонежских святых.

Этот человек, в котором соединялся яркий талант богослова, духовного писателя и публициста с подлинным духовно-аскетическим подвигом, стал, бесспорно, одной из наиболее значимых фигур в духовной жизни Руси первой половины XVI века.

Преподобный Максим Грек. Миниатюра из рукописного тома собраний его сочинений, конец XVI века

Максим Грек родился в Эпире, в городе Арта, около 1470-1475 гг., в семье благочестивой и, по всей вероятности, родовитой и достаточно богатой несмотря на турецкое порабощение. Его мирское имя – Михаил Триволис. Желая получить хорошее образование, Михаил отправился в Италию, поскольку в Греции после ее захвата турками серьезное обучение наукам было уже невозможно. В Италии в то время уже существовала многочисленная греческая диаспора, и Михаил шел вполне проторенным путем. Он прибыл в Италию в начале 1490-х гг. Михаил слушал лекции во многих итальянских университетах, но дольше всего он обучался в знаменитом Падуанском университете, где тогда было много профессоров-греков из числа эмигрантов, приехавших в Италию после гибели Византии. Здесь в эпоху Возрождения невероятно возрос интерес к древнегреческой культуре, особенно к античной философии и литературе. В Италии Михаил тесно общается с ренессансными гуманистами. Новые веяния, вероятно, поначалу увлекли и его.

Затем из Венеции, где была большая колония греков, Михаил приезжает во Флоренцию, которая в конце XV в. была крупнейшим центром ренессансной культуры. Михаил Триволис попал в самую гущу культурной жизни Италии. Однако во Флоренции в период пребывания там Михаила произошли значительные перемены. Там становится очень популярным знаменитый проповедник – доминиканский монах Джироламо Савонарола, который выступил с резкой критикой в адрес правившей Флоренцией семьи Медичи. Фра Джироламо также весьма критически оценивал достижения культуры Возрождения, которые, по его мнению, развращали нравы и способствовали расцерковлению итальянского общества. Он выступал за нравственно здоровый образ жизни. Савонарола также обрушивался в своих проповедях на папство и пороки современной ему католической церкви.

Джироламо Савонарола сыграл огромную роль в жизни Михаила Триволиса. Своими проповедями он буквально перевернул жизнь молодого грека, который ранее так увлекся культурой Возрождения. Михаил под влиянием Савонаролы сумел разглядеть в ней антихристианские тенденции и пересмотрел свое отношение к итальянскому Ренессансу. Тем более этому способствовали посеянные в его душе еще его православными родителями семена веры и благочестия. Савонарола оказал на будущего Максима Грека колоссальное влияние. Впоследствии, уже будучи православным монахом, преподобный Максим с большой любовью вспоминал Савонаролу, писал о нем и сравнивал его с древними подвижниками, говоря, что это был "яко един от древних, токмо что латинянин верой".

Во Флоренции, где Савонарола на некоторое время сумел утвердить свой авторитет, он привел горожан к глубочайшему покаянию. Фра Джироламо, хотя и был католиком, но обращался к европейским государям с предложением собрать Вселенский Собор с тем, чтобы низложить самого безнравственного в истории Римской церкви папу – Александра VI – и избрать нового. То есть Савонарола ставил Собор выше папы, отвергая искаженное католицизмом понимание папского примата в Церкви. В этом отношении его убеждения были близки к православной экклезиологии. Фра Джироламо пытался перед лицом надвигавшегося секуляризма как-то укрепить духовную жизнь Флоренции. Но это удалось ему ненадолго. Соблазны мирской культуры и комфортной жизни взяли свое, а боязнь расправы со стороны папского Рима довершила процесс отречения флорентийцев от своего вчерашнего духовного лидера. По приговору флорентийского суда Савонарола был казнен.

Впечатление, которое оказали на Михаила Триволиса проповеди Савонаролы, было столь велико, что юный грек становится доминиканским монахом во флорентийском монастыре Сан-Марко, приором которого прежде был Савонарола. Триволис пробыл в этом монастыре 2 года. Но после казни Савонаролы духовная жизнь в этом католическом монастыре замирает. Между тем возросшая религиозность Михаила принуждала его к дальнейшему духовному поиску. В итоге он уезжает из Италии и возвращается в Грецию. Западный католический мир не мог удовлетворить духовных запросов Михаила, что, впрочем, было вполне естественно для человека, который по своему происхождению всецело принадлежал к византийской духовной традиции. К ней Михаил в итоге и возвратился, проделав столь сложный кружной путь, который, однако, обогатил его громадным опытом и знаниями.

Михаил Триволис вернулся в лоно Православной Церкви. Свой жизненный идеал он отныне видит в православном монашестве. Около 1505 г. он появляется на Афоне и принимает постриг в Ватопедском Благовещенском монастыре. В монашестве его нарекли Максимом – в честь преподобного Максима Исповедника, и житие Максима Грека в дальнейшем окажется поразительно схожим с полным борьбы и страданий жизненным подвигом этого святого. Молодой постриженик известного ученостью своих монахов Ватопеда намеревался всю жизнь посвятить монашескому подвигу и изучению святоотеческого наследия. В течение 10 лет Максим Грек пребывал на Афоне и продолжал здесь заниматься своим образованием. Ученость Максим приобрел колоссальную, и удивительным образом те духовные знания, которые он сумел стяжать, Промысл Божий определил направить на Русь, которой они были крайне необходимы в это тяжелое время угасания православной учености.

В 1515 г. великий князь Василий Иоаннович и митрополит Московский и всея Руси Варлаам обратились на Афон с просьбой прислать в Москву ученого инока Савву для того, чтобы перевести с греческого Толковую Псалтирь из государевой библиотеки. Но Савва был уже стар и болен. Вместо него отправляется в далекую Россию Максим. В 1518 году он прибывает в Москву, ненадолго, как ему тогда казалось. Но волею Божией ему было суждено остаться в России навсегда.

Максим Грек очень быстро привлек к себе внимание тех русских людей, которые стремились к просвещению и интересовались богословскими вопросами. Вокруг него образуется целый кружок любителей книжности. Как уже было сказано, первый труд, который был ему поручен в Москве, – перевод Толковой Псалтири. Работая над ним, Максим столкнулся с большими трудностями: уровень образованности в Москве в ту пору был настолько низок, что здесь не нашлось ни одного человека, который бы знал греческий язык. В то же время Максим, разумеется, не знал славянского языка. Поэтому Максим переводил с греческого на латынь, а затем уже русские толмачи – с латинского на русский язык: переводчики с латинского в Москве имелись, потому что с западным миром, где латынь была официальным дипломатическим и канцелярским языком, поддерживались постоянные внешнеполитические связи. Задание, которое получил Максим Грек, – перевод Толковой Псалтири – возможно, было обусловлено тем, что на Руси еще чувствовались отголоски ереси "жидовствующих". Как уже говорилось, "жидовствующие" использовали подложную псалтирь, и нужно было иметь под рукой такое толкование настоящей Псалтири, которое позволяло бы полемизировать с еретиками, опровергая подложные иудейские тексты и толкования псалмов. Преподобный Максим Грек выполнил это задание за год и пять месяцев и ожидал, что после этого его отпустят обратно на Афон. Тем более, что он перевел для митрополита Варлаама еще и Толкование на книгу Деяний Апостольских.

Но отпускать ученого грека из Москвы не торопились. Ему стали давать одно за другим различные новые поручения. В частности, в это время в Москве осознали необходимость устранить пестроту, имевшую место в богослужебных книгах. Уже тогда, задолго до Никона, решено было править тексты по греческим образцам, хотя этот подход был весьма далек от идеального. Преподобный Максим, к этому времени уже неплохо овладевший славянским языком, исправил Триодь Цветную, Часослов, Евангелие и Апостол. Но на свою беду он заявил, что немало ошибок содержат и другие богослужебные книги, а следовательно, править нужно и их. Это стало поводом для того, чтобы вновь задержать ученого грека в Москве и нагрузить его новой работой.

Максим Грек, при всем своем тяготении к созерцательной жизни, был, очевидно, человеком очень живым и общительным. Завязав обширные знакомства среди монашествующих, клира и мирян Русской Церкви, он очень скоро понял, что здесь существуют два течения: нестяжателей и иосифлян, которые к этому времени уже изрядно политизировались и приобрели некоторый оттенок партийности. Максим по своим воззрениям был близок к нестяжателям: на Афоне в то время в связи с распространением скитского подвижничества господствовали идеалы, близкие к нестяжательным, откуда их в значительной мере и почерпнул преподобный Нил Сорский. Поэтому с нестяжательным митрополитом Варлаамом у Максима сложились очень теплые и близкие отношения. Преемник же Варлаама – Даниил – был, напротив, иосифлянином. Так что в отношениях между ним и Максимом практически изначально было заложено противоречие. Кроме того, не без влияния страстного, но неглубокого поборника нестяжательства – князя-инока Вассиана Патрикеева – темпераментный грек оказался вовлеченным в самую гущу споров о церковном землевладении и даже написал трактат с оправданием нестяжательства. Однако Максим тогда еще довольно плохо ориентировался в особенностях церковной жизни Руси, и многие его воззрения часто базировались на афонском опыте, который при всей его духовной значимости был далек от московских реалий. При этом Максим осуждал автокефалию Русской Церкви, которую почитал неканонической. Здесь греческий патриотизм (не без примеси традиционно пренебрежительного отношения к "варварам") брал в нем верх над здравым пониманием причин, приведших Русскую Церковь к разрыву с Константинополем. Все эти факторы с самого начала как бы запрограммировали будущий конфликт между преподобным Максимом и митрополитом Даниилом.

Однако поначалу Даниил относился к Максиму неплохо. Но вот митрополит поручил греку перевести на русский язык "Историю Церкви" блаженного Феодорита Кирского. Чуждый, как истинный монах-подвижник, всякой дипломатичности и лести Максим отказался сделать перевод этой книги. Он ответил Даниилу, что в Феодоритовой "Истории" очень подробно изложены различные еретические учения, и для русских людей, неискушенных в богословских тонкостях, это будет вредно. Тем более, что Русь только что "переболела" ересью "жидовствующих". Митрополит, разумеется, счел себя оскорбленным отказом простого монаха, даже не облеченного священным саном. При этом Максим дал повод настроить против себя и самого государя: вовлеченный в опасные беседы Вассианом Патрикеевым, Максим неодобрительно высказался по поводу предполагавшегося развода великого князя с Соломонией Сабуровой. Да и вообще в Москве, уже привыкшей опасливо внимать настроению государя-самодержца, Максим вел себя крайне неосмотрительно. В своей иноческой простоте, чувствуя себя на Руси иностранцем и не считая себя подданным великого князя, он позволял себе, например, такие вызывающие по московским меркам вещи, как общение с турецким послом Скиндером, тоже греком по происхождению.

Вызвав ненависть митрополита, Максим Грек одновременно навлек на себя и подозрения со стороны великого князя Василия, которому Даниил не преминул обрисовать ученого инока как вольнодумца и шпиона. К тому же в кругу постоянных собеседников Максима нашлось немало людей, которые были настроены оппозиционно по отношению к государю. Среди этих оппозиционеров особенно заметной фигурой был боярин Берсень-Беклемишев, открыто осуждавший новые московские порядки. В частности, Берсень говаривал: "Известно нам от бывалых людей, что та земля, которая переменяет свои обычаи, недолго стоит". Берсень и другие оппозиционеры обвиняли великую княгиню Софию, мать Василия III, и тех греков из Италии,которые прибыли в Москву вместе с ней, в том, что они заводили на Москве западные обычаи. Западное влияние шло на Русь и через Литву, в том числе и через приехавших оттуда князей Глинских, из рода которых великий князь Василий намеревался взять себе вторую жену – Елену. Известно, например, что Василий III, угождая Елене Глинской, стал брить бороду по европейской моде.

Но характер отношений великого князя Московского и всея Руси со своими боярами был теперь таков, что Берсень-Беклемишев в итоге очень скоро окончил жизнь на плахе. До Вассиана Патрикеева сразу добраться было трудно: он был близким родственником государя. А вот Максим Грек с согласия Василия III, раздраженного тем, что какой-то монах посмел осуждать государев развод и повторный брак, был отдан под суд. После того, как митрополит Даниил, не гнушаясь доносами и клеветами, собрал на Максима "компромат", в 1525 г. над греком было учинено первое судебное разбирательство.

Преподобный Максим Грек. Икона, XVIII век. Церковно-археологический кабинет Московской духовной академии

То обстоятельство, что в интеллектуально-богословский кружок Максима Грека были вхожи лица, известные своими оппозиционными настроениями, было в клеветнических доносах раздуто до невероятных масштабов. Утверждалось, что Максим якобы называл государя "гонителем и мучителем", "нечестивым" и т. д. Стало известно, что в беседе с другим московским греком – новоспасским архимандритом Саввой – Максим позволил себе усомниться в успехе борьбы русских с казанскими татарами (что, впрочем, вполне объяснимо, так как греки, только что разгромленные турками, в это время с пессимизмом смотрели на попытки отражения натиска мусульман и недооценивали реальной силы и значения Русского государства). Разумеется, припомнили Максиму и общение с турецким послом – греком Скиндером. При помощи доносов ученого монаха изобразили турецким шпионом, объявив, что он вместе с Саввой посылал "донесение турецким пашам и султану, поднимая его на государя".

Каши маслом не испортишь, поэтому митрополит Даниил против преподобного Максима одновременно выдвинул помимо политических и множество обвинений церковного характера. Большинство их было столь надуманными, что сквозь многочисленные обвинительные пункты явственно было видно лишь одно – личная ненависть митрополита к греческому монаху. Еще только привлекая Максима к суду, Даниил не удержался и произнес совершенно замечательную фразу, обнажающую весь низменный характер его мести греку: "Достигоша тебе, окаянне, греси твои, о нем же отреклся превести ми священную книгу блаженного Феодорита".

Даниил знал, что вернее всего человека можно погубить, обвинив его в ереси – оружие по тем временам универсальное и безотказное. В отношении Максима он именно так и поступил. Зацепиться было за что: в первых переводах Максима Грека (в частности, в его Цветной Триоди) были найдены ошибки, связанные исключительно с тем, что Максим поначалу плохо знал славянский язык. На основании найденных погрешностей ему предъявили обвинение в том, что он будто бы учит, что сидение Христово одесную Отца есть "мимошедшее и минувшее". Разумеется, ничего подобного не было – просто Максим, плохо разбиравшийся в тонкостях временных форм славянского глагола, употребил неудачный буквальный эквивалент греческого слова. В итоге филологические оплошности Максима были коварно использованы Даниилом как предлог для обвинения в ереси. Хотя все вокруг, безусловно, понимали, что никакой ереси во взглядах Максима нет, но, тем не менее возражать митрополиту и великому князю уже никто не отваживался.

Однако Даниилу нужно было гарантированно уничтожить Максима, поэтому на обвинениях в ереси мстительный митрополит не остановился. В добавление ко всему Максим был обвинен еще и в колдовстве. "...Волшебными хитростьми еллинскими писал еси водками на дланех своих и распростирал длани свои против великого князя, также и против иных многих, волхвуя". Это обвинение в использовании магии было, безусловно, самым несуразным, но при этом почти наверняка смертельным – подсудимого после этого вернее всего мог ждать только костер. Однако нелепость этих обвинений в отношении преподобного Максима Грека, их явная несообразность со всем его духовно-нравственным обликом были столь очевидны, что Собор, признав его еретиком и политическим преступником, тем не менее, не дерзнул осудить грека на казнь как чернокнижника. Решено было ограничиться отлучением от Церкви и пожизненным тюремным заключением, хотя и это было не только несправедливостью, но и большой жестокостью по отношению к очевидно невиновному монаху.

Печально, но к этому времени Русь к подобным вещам начинает привыкать. Трагическая участь Максима показала, что на Руси при Василии III начинает исчезать адекватное православное представление о соборности. Соборы формально созывают, но на деле они, как в случае с Максимом Греком, уже являются чистой фикцией, послушно штампуя те решения, которые угодны государю и раболепствующему пред ним митрополиту.

Осудив Максима столь жестоко, Даниил, однако, не утолил вполне своей жажды мести. Вероятно, желая как можно полнее и жестче претворить в жизнь соборное осуждение и в дальнейшем всегда иметь удобный повод для новых нареканий на Максима, митрополит определил местом заключения ученого инока свой Иосифо-Волоколамский монастырь. Там Максим Грек претерпел, как он впоследствии писал, "мразы и дымы, и глады", находясь в монастырской тюрьме в тяжелейших условиях. Подельщик Максима – архимандрит Савва – тоже был заключен неподалеку, в Волоколамском Возмищенском монастыре.

Максим пробыл в своем первом заточении почти 7 лет. А в 1531 г. состоялся новый соборный суд, к которому Максим Грек первоначально был привлечен в качестве свидетеля по делу князя-инока Вассиана Патрикеева. Великий князь наконец-то отдал своего бывшего любимца и родственника на расправу митрополиту. Вассиан, бывший идейным и личным противником Даниила, однако, ранее избегал его мести за счет благоволения, которое ему по-родственному оказывал Василий III. Но как только Вассиан позволил себе неодобрительные отзывы о разводе и втором браке государя, поддержку в лице монарха Патрикеев мгновенно потерял.

Вассиан Патрикеев (род. около 1470 г., умер после 1531 г.) был очень знатным боярином из княжеского рода, который вел свое происхождение от Гедимина и состоял в родстве с правящей Московской династией. Оказавший поддержку внуку Иоанна III Димитрию Иоанновичу Патрикеев был насильно пострижен в Кирилло-Белозерском монастыре после того, как Димитрий был подвергнут заточению, а наследником престола объявлен сын Софьи Палеолог Василий. Вассиан со своим новым модусом бытия вполне смирился, хотя, как утверждали современники, и в монашестве отличался вполне боярскими чертами поведения. Иван Грозный позднее иронически замечал, что "нестяжатель" Патрикеев ел на серебре и пил мальвазию. Но теоретически он был сторонником учения преподобного Нила Сорского и других нестяжателей, хотя обусловлено это было, скорее всего, чисто политическими мотивами. Сам смиренный старец-исихаст Нил политикой никогда не занимался. Но его последователи – нестяжатели позднейшего времени активно включились в политическую борьбу и встали в оппозицию линии уже столь же политизированных иосифлян. Государь сначала благоволил к нестяжателям, не без дальней мысли использовать их взгляды как идейную платформу для столь желанной секуляризации церковных земель. Однако вскоре великий князь переменил свои симпатии. Среди идеологов нестяжательства было немало тех, кто поддерживал старые удельные порядки. Иосифляне же, напротив, были приверженцами единодержавной линии, иногда вплоть до готовности подчинить Церковь власти государя, как это наглядно показал Даниил. Поэтому Василий в конце концов склонился на сторону иосифлян. Князь-инок Вассиан, правда, еще долго сохранял хорошие отношения с великим князем, будучи его родственником, и продолжал при этом выступать против митрополита Даниила и церковного землевладения.

Но в конечном счете пал и Вассиан. Даниил, наконец, успешно привлек к суду и его. Митрополит не стал придумывать нового сценария для осуждения князя-инока, а употребил уже опробованный на Максиме и вполне оправдавший себя способ – Вассиана тоже обвинили в ереси, колдовстве и преступлениях политического характера. Правда, справедливости ради следует отметить, что в творениях Вассиана действительно обнаружились серьезные заблуждения. Обвинив Вассиана, привлекли к суду как свидетеля Максима Грека. А привлекая, заодно еще раз обвинили и самого Максима. К этому времени умер турецкий посол Скиндер, и в его бумагах, изъятых великокняжеской администрацией, обнаружились письма Максима с довольно нелестными для Москвы отзывами. И хотя вроде бы ничто не свидетельствовало о шпионаже, но все новые материалы успешно присовокупили к делу. Ставили Максиму в вину и отсутствие покаяния после первого осуждения. Это было действительно так, ибо никакой вины за собой ученый инок не чувствовал. Максим до крайности раздражал Даниила своим упорством и нежеланием просить пощады, и в монастырском заточении утверждая, что "заключили его без вины, что он не знает за собой ни одного греха".

На суде 1531 г. Максиму добавили и за обнаруженные дополнительно к прежним новые грамматические ошибки, которые опять-таки громко объявлялись ересью. То он вместо выражения "бесстрастное Божество" писал "нестрашное Божество", то вычеркивал из славянского текста книги Деяний слова, которых не было в греческом подлиннике, то опять-таки по аналогии с греческой грамматикой оплошно пропускал повторное отрицание "не" в одном из анафематизмов св. Кирилла Александрийского. Вероятно, Максим попытался на суде защищаться и вновь по наивности затронул вопрос о допущенных на Руси ошибках, а, возможно, и о невежестве митрополичьих судей. Во всяком случае, соборный суд 1531 г. обвинил грека в том, что он "возводит хулу на русских чудотворцев и на Русскую Церковь".
Новым, однако, при повторном судилище было то, что Максима теперь обвиняли в проповеди нестяжательства. При этом ему было приписано многое из того, что в реальности говорилось отнюдь не им, а Вассианом. И хотя конечная формула нового приговора Максиму неизвестна, но представление о том, что взгромоздили на бедного грека, можно сделать из укора, который Даниил сделал судимому вместе с Максимом русскому переводчику Михаилу Медоварцеву. Даниил говорил ему, что он написал писания "хульная и еретическая и во многие люди и народы сеюща и распространяюща жидовская и эллинская учения и арианская и македонианская и прочая пагубная ереси". Подобные несуразные и взаимоисключающие обвинения, конечно, не свидетельствовали о высоте богословского уровня самого Даниила. Те же участники собора, кто был на голову выше остальных, увы, тоже принуждены были молчать: наступили новые для Русской Церкви времена (в частности, это можно сказать об архиепископе Макарии Новгородском, который станет потом митрополитом). Так что на соборе 1531 г. все единогласно постановили, что Максим и Вассиан виновны. Причем то, что за Вассианом действительно можно было найти немало достойных осуждения моментов, придавало суду видимость справедливости.

После разбирательства 1531 г. Вассиана Патрикеева заточили в Волоколамский монастырь. Максима же, чтобы "заговорщики", "чародеи" и "враги Церкви" не могли общаться, переводят в другое место – в Тверской Отрочь монастырь, под надзор Тверского епископа Акакия. Там он пробыл еще 20 лет в заточении, но в условиях более мягкого, чем прежде, режима. Акакий был человеколюбивым архиереем. Купно с другими епископами осудив Максима, он едва ли всерьез верил в его виновность. Акакий разрешил Максиму писать, что было запрещено в течение первых 7 лет его заточения. В Тверском Отроче монастыре Максим закончил написание канона Святому Духу Параклиту (работу над ним он начал еще в волоцкой тюрьме, где писал углем на стене). Всего Максим, собиравшийся в Москву ненадолго, прожил в России 38 лет. Из них почти 27 – в заключении. Только в 1551 году его перевели в Троице-Сергиев монастырь и освободили, но из России так и не выпустили. Впрочем, он уже был настолько стар, что это едва ли было возможно.

Интересно, что, хотя впоследствии преподобный Максим Грек и был канонизирован, решения двух соборов, которыми он так несправедливо был осужден, формально так никогда и не были отменены. Правда, в Константинополе был созван собор 40 греческих иерархов, на котором Максим был оправдан. Но Максим после переезда в Москву юрисдикционно принадлежал к Русской Церкви, и его судьбу мог решить только собор русских иерархов. Константинопольский собор принял обращение к великому князю Василию Иоанновичу с просьбой вернуть Максима Грека на Афон. Но никакой реакции от Москвы так и не последовало. По сути преподобный Максим так никогда и не был оправдан юридически. Это заменила его канонизация в 1988 г. Ситуация, мягко говоря, своеобразная: два русских собора называют Максима Грека еретиком, колдуном и шпионом, а третий – спустя четыре с половиной столетия, так и не отменив решений предыдущих, – причисляет Максима к лику святых. Очевидно, что дело Максима Грека впервые в истории Русской Церкви ставит вопрос о соборности – подлинной и мнимой. Ведь далеко не всякий собор является выражением настоящей соборности. Всегда необходимо, чтобы рецепция народа церковного определила, какие решения епископата являются подлинно соборными. Разумеется, соборным решением Русской Церкви в отношении Максима Грека стало в итоге признание его невиновности и прославление в лике святых.

Максим Грек был весьма талантливым и плодовитым духовным писателем. Его перу принадлежит более 300 сочинений. В основном они носят духовно-просветительский характер. Максим буквально воскрес для жизни, когда Акакий Тверской вновь разрешил ему писать, ибо для человека книжного, каковым был Максим, невыносимое страдание приносило заключение в тюрьме без возможности что-либо писать. Позднее, в течение 20 лет своего заключения в Твери, Максим написал большую часть своих оригинальных произведений. Среди них наиболее многочисленны небольшие трактаты и письма. Многое Максим написал по прямому заказу епископа Акакия и других деятелей Русской Церкви: авторитет его даже в заключении оставался весьма высоким, и абсолютное большинство людей в его виновность не верило. Преподобный Максим написал ряд посланий, направленных против латинян и протестантов, против астрологии. Несмотря на то, что он так пострадал за обличение ряда особенностей русской церковной жизни, которые он не мог принять, Максим продолжал осуждать все более возраставшее на Руси обрядоверие, рядом с которым он часто не находил подлинной жизни во Христе. Он правильно разглядел ту крайне негативную тенденцию, которая в XVI-XVII в.в. получит свое дальнейшее развитие и приведет в итоге к трагедии старообрядческого раскола. Преп.Максим даже дерзает обличать правление бояр-временщиков при малолетнем Иоанне IV. Когда же Иоанн венчался на царство, ученый инок написал для него "Главы поучительны к начальствующим правоверно", где опять-таки обличал правление тираническое и изъяснял, как должен управлять своим народом православный государь.

В житии преподобного Максима наиболее трагично выглядит история его взаимоотношений со Священноначалием. Для него в заключении наиболее страшным было даже не запрещение писать, а отлучение от Причастия. Он писал через князя П.И. Шуйского к новому митрополиту Московскому Макарию, который возглавлял Русскую Церковь с 1542 г., прося разрешить ему причащаться Святых Таин, чего он был лишен уже около 17 лет. Преподобный Максим послал Макарию вместе с просьбой написанное им "Исповедание православной веры", которое должно было подтвердить, что опальный инок верует православно. Но митрополит Макарий оказался в очень деликатной ситуации, так как в Иосифо-Волоцком монастыре еще доживал свой век осудивший Максима бывший митрополит Даниил, а в Кирилло-Белозерской обители пребывал другой бывший Первосвятитель – Иоасаф (Скрипицын). Макарий стал митрополитом в результате их последовательного сведения с кафедры, а потому, вероятно, чувствовал себя не вполне уверенно в каноническом плане. По этой причине Максиму, в виновность которого митрополит Макарий, как и все, конечно же, не верил, он в ответ все же написал: "узы твои целуем, яко единого от святых, а помочь мы тебе ничем не можем, ибо жив связавший тебя". "Связал" Максима митрополит Даниил, хотя Макарий был также в числе тех, кто соборно осудил Максима. Тогда Максим Грек написал Даниилу, прося его снять с него прещение. Но для Даниила это значило бы признать свою и соборную неправоту, а следовательно, дать повод обвинить его самого. Поэтому бывший митрополит Максима невиновным не признал, но посоветовал, тем не менее, слукавить и причащаться без всякого снятия прещения, под предлогом смертельной болезни. Даниил и в этом остался верен себе, давая такой беспринципный совет. Но Максим Грек не мог что-либо делать "исподтишка", а тем более – причащаться, не имея на это благословения. Его совесть заметно отличалась от Данииловой. Тем более, преподобный Максим не мог внять совету Даниила, что вопрос о допущении к Причастию увязывался для него с вопросом о признании его невиновности.

Только после смерти Даниила участь Максима была облегчена. Отпустить его домой, на Афон, не решились. Возможно, боялись за репутацию Русской Церкви после всего, что с Максимом случилось. Но в 1551 г. игумен Троице-Сергиева монастыря Артемий упросил царя Иоанна Грозного и митрополита Макария перевести Максима к себе в обитель. Инок-страдалец получил разрешение от Макария причащаться Святых Таин и окончил свою жизнь в 1556 г. в Троице-Сергиевом монастыре. Погребли его с почетом, как подвижника, в Свято-Духовской церкви. Канонизирован он был в год 1000-летия Крещения Руси, хотя местно он издревле почитался как один из Радонежских святых. Его иконы известны уже с XVII в. Мощи преподобного Максима были обретены в 1996 г.

Конечно, история с преподобным Максимом Греком не лучшим образом характеризует ту драматическую ситуацию, которая в то время сложилась в Русской Церкви и государстве. Наша история имеет некоторые довольно темные страницы, и идеализировать ее не нужно. Но и драматизировать тоже не стоит. Так было всегда и везде, ибо Церковь Святая и Непорочная существует здесь, на грешной земле, среди падшего мира, во зле лежащего.

Владислав Петрушко

***

Молитва преподобному Максиму Греку:

• Молитва преподобному Максиму Греку . Этот высокообразованный греческий инок-переводчик и апологет за прямоту и правду попал в опалу в России: претерпел несправедливый суд, отлучение от Причастия, тюрьму, ссылку. Гонения не сломили его смиренный дух: он продолжал трудиться во благо гнавшей его Русской Церкви до самой смерти. Преподобный Максим Грек - небесный покровитель ученых, богословов, переводчиков, студентов и семинаристов. Молитвенный ходатай за миссионеров, катехизаторов и апологетов. Ему молятся для утверждения в вере, крепости духа и веры, разумения вероучения и Писания, обращения к Православию иноверцев и сектантов, просят помощи и поддержки при гонениях за веру и несправедливом притеснении власти. Преподобный Максим Грек облает даром исцеления при различных заболеваниях, особенно от депрессии и уныния
- святой преподобный Максим Грек
• Ответы христиан против агарян, хулящих нашу православную христианскую веру - святой преподобный Максим Грек

Даты памяти: 3 февраля / 21 января; 4 июля / 21 июня (новый стиль / старый стиль)

Житие святого преподобного Максима Грека

(Из книги монахини Нектарии (Мак Лиз) - Евлогите)

В греческом городе Арта в 1470 году родился преп. Максим Грек. Его родители, Эммануил и Ирина, принадлежали к хорошо известной в свое время семье Триволис, из которой происходил один из Константинопольских Патриархов. И отец, и мать получили философское образование, отец служил военным советником при дворе Императора. Будучи благочестивыми православными христианами, они воспитали сына в вере. В крещении он получил имя Михаил. В 1480 году родители отправили его на остров Корфу (бывшем в то время под властью венецианцев) для изучения классических наук под руководством философа и учителя Иоанна Мосхоса. В 1492 году, через 40 лет после падения Константинополя под ударами турок, он поехал в Италию, ставшую (что особенно касается юга Италии) центром греческого образования и схоластики. Он много путешествовал по стране, ездил в Падую, Феррару, Болонью, Флоренцию, Рим и Милан, а также, согласно некоторым источникам, в Германию и Париж. Имея богатые возможности и интеллектуальный опыт, он увлекся гуманистическими теориями, наводнявшими в те годы Европу с ее схоластикой и пробуждавшими живой интерес к классической римской и греческой литературе и философии. С 1498 по 1502 год он работал в Венеции в качестве протеже (а, возможно, и секретаря) Джованни Пико де ла Мирандола, преподавая греческий язык и переписывая труды святых Отцов. Когда в Венецию вторглись французы, Мирандола уехал в Баварию, а Михаил — во Флоренцию, где и принял постриг в доминиканском монастыре св. Марка. В прошлом в этом монастыре жил Савонарола, чьи проповеди он до того слушал много раз.

В агиографических источниках нет сведений, объясняющих причины этого недолгого по времени пребывания в лоне католицизма. Известно лишь, что снова обратить взор к Востоку юноше Михаилу помог учитель и схоласт Иоанн Ласкарис, привезший из Афин во Флоренцию на хранение ранние греческие рукописи. В 1504 году Ласкарис посоветовал Михаилу отправиться на Гору Афон в Ватопедский монастырь, славившийся своей обширной библиотекой. Здесь и произошло его возвращение в Православие. Он был пострижен в 1505 году с именем Максим в честь преп. Максима Исповедника. В библиотеке Ватопедского монастыря его увлекли труды преп. Иоанна Дамаскина. Именно в этот период он написал канон св. Иоанну Предтече. Основным же его послушанием был сбор милостыни для афонских монастырей, и это послушание он исполнял в течение десяти лет.

В 1515 году, когда отцу Максиму было сорок пять лет, на Афон прибыли посланники от Великого князя Василия Московского с просьбой прислать в Москву опытного переводчика, который смог бы откорректировать ранние греко-славянские церковные тексты, а также сделать новые переводы. В 1518 году в ответ на просьбу Великого князя в Москву был послан отец Максим, хорошо знавший Писание, латынь и греческий, и с ним еще двое монахов-переписчиков. В Москве их поселили в Кремле в Чудовом монастыре. Первой работой отца Максима была Псалтирь с комментариями, переведенная им с греческого языка на латинский. Этот перевод он передал двум русским специалистам, а они изложили латинский вариант на церковно-славянском языке. Остается загадкой, для чего потребовалось идти таким сложным путем, чтобы получить славянский вариант этих текстов. Возможно, в данном случае следует принять самое простое объяснение: вполне -вероятно, что у Великого князя не было людей, которые могли бы успешно справиться с греко-славянским письменным переводом. Максим и сам не знал славянского, а славянские переводчики, по всей видимости, хорошо владели только латынью, отчего и возникла необходимость использования латыни в качестве языка-посредника. Славянское издание появилось спустя полтора года. Введением к нему служило письмо Максима Великому князю Василию. И Великий князь, и митрополит московский Варлаам остались довольны переводом. Великий князь щедро заплатил монахам и отослал обоих переписчиков обратно на Афон, а Максима оставил делать новый перевод книги Деяний Апостолов. Эта работа была окончена в 1521 году. Наряду с собственными исследованиями славянских текстов, он начал трудиться над переводом отдельных частей Номоканона (Сборник церковных канонов и установлений); комментариями свят. Иоанна Златоуста к Евангелию от Матфея и Иоанна; третьей и четвертой главами второй книги Ездры; отрывками (с комментариями) из книг Даниила, Есфири и малых пророков; работами Симеона Метафраста. В тот же период он исправил славянское Евангелие с комментариями и несколько богослужебных книг — Часослов, праздничные Минеи, Послания и Триодь. Кроме того, он писал трактаты по грамматике и структуре языка, называя это “вратами в философию”.

Его труды и идеи привлекали многих образованных и влиятельных русских людей из числа придворных Великого князя. С их помощью он близко познакомился с русской жизнью и очень ярко описал любовь русских к православной церковной службе и обрядам. Писал он и полемические работы — против астрологии и ереси жидовствующих, против мусульманских и латинских верований, а также против различных суеверий, включая толкование снов, гадание и сомнительные апокрифические учения. Однако его деятельность вскоре начала вызывать недовольство. Сделанные им исправления встречали с недоверием, зачастую лишь на том основании, что святые служили по неисправленным книгам, и, несмотря на это, угодили Богу. Многие русские обиделись на критику Максима, говорившего о том, что они как следует не знают своей веры и часто довольствуются внешним. Он навлек на себя еще больше неприятностей, вступив в полемику между преп. Нилом Сорским и преп. Иосифом Волоцким о том, следует ли монастырям собирать богатства и владеть собственностью. Как и митрополит московский Варлаам, преп. Максим встал на сторону преп. Нила и нестяжателей. Однако в 1521 году митрополита Варлаама сменил митрополит Даниил, ученик незадолго до того почившего преп. Иосифа Волоцкого. Новому Митрополиту давно не нравилась оппозиционная деятельность образованного, владевшего искусством красноречия греческого монаха. Следующим ударом, внезапным и неожиданным для преп. Максима, стало враждебное отношение к нему Великого князя Василия. Невинная беседа с турецким послом привела к обвинению в сотрудничестве с турками с целью ввода турецких войск в Россию. И хотя эти обвинения исходили от придворных из числа известных завистников преп. Максима, были арестованы по подозрению в государственной измене, подвергнуты пыткам и казнены несколько человек, тесно связанных с Максимом. Самого преп. Максима до суда отправили в заключение в московский Симонов монастырь. 15 апреля 1525 года состоялось заседание церковного суда, на котором греческий монах был осужден не только за якобы имевшую место государственную измену, — помимо этого митрополит Даниил обвинил его в ереси. Из-за несовершенного знания славянского и русского языков, он допустил ошибки в поздних прямых переводах, и эти ошибки враги использовали в своих целях. Вынужденный оправдываться, преп. Максим сказал, что не замечает разницы в значении между той грамматической формой, что использовал он, и той, которая получилась после внесения исправлений. Это его заявление было расценено как отказ от покаяния. Его объявили еретиком, отлучили от Церкви и отправили в заточение в Волоколамский монастырь.

Преподобный Максим шесть лет прожил в заточении в Волоколамске в тесной, темной и сырой келье. Его страдания усугублялись тем, что келья не проветривалась, из-за чего в ней скапливался дым и запах гнили. Не обладая хорошим здоровьем, он не раз был близок к смерти: отвратительная пища, холод и постоянная изоляция делали свое дело. Больше всего его печалило отлучение от Святого Причастия. Ему не дозволялось посещать церковь, но из его собственных рассказов известно, что по крайней мере один раз за время заточения его посетил ангел. Ангел сказал, что -посредством этих временных страданий он избежит вечной муки. Видение наполнило преп. Максима духовной радостью, и он составил канон Святому Духу. Этот канон впоследствии обнаружили в келье. Он был написан на стенах углем. В 1531 году его вторично судили, и снова митрополит Даниил предъявил ему обвинение в ереси. На этот раз ситуация выглядела еще абсурднее, так как помимо измены его теперь обвинили в колдовстве. К тому времени он уже хорошо владел русским языком и смог ответить на предъявленное ему обвинение. Он сказал, что перевод, приписываемый ему, является “ересью жидовствующих, и я не переводил так и никому не говорил так написать”. Он держался на суде с великим смирением, с плачем кланялся судьям и просил о прощении.

После суда его перевели в Тверской Отрочь монастырь под надзор епископа Акакия, брата покойного Иосифа Волоцкого. Епископ Акакий просил у Великого князя позволения снять с преп. Максима железные кандалы и разрешения предоставить ему самые необходимые удобства и условия. Епископ Акакий питал большое уважение к своему узнику, приглашал его к себе на трапезу, отпускал в церковь и разрешал иметь у себя книги, бумагу и письменные принадлежности. Святой снова начал писать. В Тверском монастыре он написал комментарии к Книге Бытия, к псалмам, книгам пророков, Евангелию и Посланиям. Свои работы он отдавал переписчикам и сам переписывал их для друзей. В 1533 году умер Великий князь Василий. Преп. Максим написал “Исповедание Православной веры”, с надеждой на то, что новая власть признает его православные убеждения и вернет ему свободу. К сожалению, этого не произошло.

Тем временем его трагическое положение привлекло внимание Константинопольского Патриарха Дионисия и Иерусалимского Патриарха Германа. В 1544 году они послали прошение о том, чтобы ему разрешили уехать в Афины. В 1545 году о его освобождении ходатайствовал Александрийский Патриарх Иоаким, но ни одно из этих прошений не было удовлетворено. В 1547 году преп. Максим написал о своем положении митрополиту Макарию, который тогда начинал приобретать влияние среди церковных иерархов, но тот ответил: “Мы чтим Вас как одного из святых, но не можем помочь Вам, пока жив митрополит Даниил”. Митрополит Даниил провозгласил отлучение, и до его кончины никто, кроме него не мог снять этот приговор. Тогда преп. Максим попросил самого митрополита Даниила позволить ему принять Святое Причастие. Не желая каяться публично, Даниил посоветовал ему притвориться умирающим и принять Святые Таины как часть службы елеоосвящения. Но преп. Максим ответил, что не станет добиваться Святого Причащения обманом.

Позже он снова писал митрополиту Даниилу, умоляя разрешить ему причаститься. В конце концов, разрешение было даровано. В 1551 году, после двадцати шести лет заточения, он все-таки получил свободу. Его отправили жить в Троице-Сергиеву лавру, где вместе со своим другом, монахом по имени Нил, он сделал новый перевод Псалтири. В 1553 году после успешного завершения похода на Казань против татар Царь Иоанн IV (Грозный), перенесший серьезную болезнь, отправился в Кириллов монастырь для исполнения данного им обета. На пути он сделал остановку в Лавре, чтобы поговорить с преп. Максимом. Святой уговаривал его отказаться от паломничества, остаться дома и позаботиться о вдовах и сиротах тех, кто погиб в походе на Казань. “Бог — везде,” — сказал он царю. “Останься дома, и Он поможет тебе. Твоя жена и ребенок будут в здравии”. Царь настаивал на продолжении паломничества, хотя преп. Максим и предупредил его, сказав: “Твой сын умрет в пути”. Царь отправился дальше, и его, сын Царевич Димитрий, умер, как предсказывал Святой, восьми месяцев от роду. Преп. Максим отошел ко Господу 21 января 1556 года в Троице-Сергиевой лавре. Похоронили его у северо-восточной стены церкви Святого Духа. В конце шестнадцатого века отец Максим был канонизирован как местночтимый святой после чудесного спасения им Царя Феодора Иоанновича. Царь находился в Юрьеве, сражаясь со шведами. Преп. Максим явился ему во сне и сказал, что в сторону его штаба развернута шведская артиллерия, и что ему надо скорее уходить, пока не начался обстрел. Царь так и сделал — и избежал гибели. В благодарность он прислал в Троице-Сергиеву лавру дары и приказал поместить в Успенском соборе Кремля икону преп. Максима. В 1591 году, при патриархе Иове, в ходе подготовки к канонизации Максима в качестве местночтимого святого, были открыты его мощи. Они оказались нетленными и издавали благоухание; даже часть мантии святого была не тронута тлением. Из тех, кто молился тогда у его могилки, шестнадцать человек чудесным образом сразу же получили исцеление. За этим последовали и другие чудеса, и в 1796 году была построена красивая гробница. В 1833 году архиепископ Троице-Сергиевой лавры Антоний построил над могилкой часовню. Канонизация Максима как святого всей Церкви состоялась в 1998 году. Память его празднуется 6 июля (день всех Радонежских святых), в первое воскресенье после дня святых апостолов Петра и Павла (день собора Тверских святых) и 21 января, в день его кончины.

В 1997 году Московский Патриархат Русской Православной Церкви передал частицу мощей преп. Максима Грека храму св. Георгия в городе Арта. В будущем планируется строительство храма в честь преп. Максима.