Владимир Иванович Рыжих , старший научный сотрудник НАУ ЭРА,

кандидат филологических наук, доцент. Украина.

Участник конференции.

Сравнительный анализ грамматических категорий русского и арабского языков, выяснение сходств и различий в грамматических традициях двух языков. Анализ категорий частей речи, числа, рода, одушевленности, степень их соответствия новому мировоззрению.

Ключевые слова : арабский язык, русский язык, грамматическая категория, части речи, род, число, одушевленность.

На протяжении всей своей истории человек пытался познать себя, познать окружающий его мир, понять каким образом он появился на этой планете и как появились на Земле те многочисленные языки, которыми пользуется сегодня современное человечество. Ведущие филологи мира выдвигают различные версии происхождения языков, пытаясь понять закономерности тех преобразований, которые в них происходят, и выяснить, почему те или иные предметы, явления и понятия получили те названия, которыми мы пользуемся сегодня. В нашем мире появились сотни и тысячи словарей, в том числе этимологических, в которых анализируется происхождение различных слов. Такие труды помогают понять многие процессы, которые происходили раньше и происходят сейчас не только в области языкознания, но и в развитии всего человечества. Мы же попытаемся взглянуть на проблемы развития языков через развитие их грамматических категорий и выберем для исследования два языка: русский и арабский.

Сравнение этих двух языков представляет определенный интерес еще и потому, что они относятся к разным макросемьям: русский относится к индоевропейским языкам, а арабский - к афразийским языкам, которые еще недавно назывались группой семито-хамитских языков. Известно, что чем дальше отстоят два языка друг от друга по известной классификации, тем меньше мы обнаружим сходства между ними в лексическом составе и грамматическом строе. Анализ современного состояния этих двух языков, имеющийся в официальной науке, подтверждает эту закономерность, как на уровне лексики, так и на уровне грамматической традиции. В данной статье мы проанализируем состояние некоторых грамматических категорий этих двух языков не только на данном этапе, но и в процессе их развития.

Существенное различие между русским и арабским языками начинается уже на этапе выделения частей речи. В русском языке обычно выделяется десять частей речи: имя существительное, имя прилагательное, имя числительное, местоимение, глагол, наречие, предлог, союз, частицы и междометия [1, С. 42 ]. Кроме этого, в качестве самостоятельных частей речи иногда выделяют причастия и деепричастия, и в этом случае число частей речи достигает двенадцати. А если учесть и некоторые другие претенденты на роль частей речи, то их число в русском языке перешагнет за два десятка. Следует отметить, что существует и обратная тенденция, направленная на сокращение количества частей речи. Такие грамматисты как Потебня А.А., Фортунатов Ф.Ф., Пешковский А.М. отрицали у числительных и местоимений наличие грамматических признаков, позволяющих выделить их в качестве самостоятельных частей речи. В этом случае количество частей речи сократится до восьми. А если проанализировать предложения таких исследователей, как Ж. Вандриес, проф. Кудрявский, проф. Курилович, акад. Фортунатов, то количество частей речи сократится до трех (имя существительное, имя прилагательное и глагол), а если объединить имя существительное с именем прилагательным в одну часть речи «имя», что предлагает сделать Ж. Вандриес, то останется только две части речи: имя и глагол [1, С. 43 ].

На этом фоне поражает стабильность выделения частей речи в арабском языке. Их всегда было три: имя, глагол, частицы [2, С. 116 ]. И в настоящее время нет никаких предложений по увеличению или сокращению этого списка. А самые оптимальные предложения по выделению частей речи в русском языке очень близки к тому, что уже давно существует в арабском.

Не менее интересным является сравнительный анализ в русском и арабском языках категории числа. В русском языке в настоящее время выделяется два числа: единственное и множественное. В арабском языке активно употребляются три числа: единственное, множественное и двойственное [2, С. 148 ]. Те, для кого русский язык является родным, в большинстве своем не могут даже представить двойственное число в своей грамматике. В их сознании уже давно утвердилось понимание того, что число, как грамматическая категория, может быть только единственным или множественным. И действительно, так ли необходимо в языке двойственное число? Все явления в нашем мире раскладываются на противоположности, например: свет и тьма, верх и низ, левое и правое, внешнее и внутреннее, свобода и тюрьма, северный полюс и южный полюс. Попробуйте в эти пары вставить что-то третье. Не получится. А если мы что-то и предпримем вопреки этому порядку, то нарушится равновесие. Так что дуализм - это реальность нашего мира, которая присутствует на каждом шагу. А любая реальность должна отражаться и в языке. Вот поэтому наличие двойственного числа естественно и даже необходимо. А как же русский язык существует без этой, как оказалось, очень необходимой категории? Грамматический строй русского языка в отличие от арабского находится в постоянном развитии: что-то утрачивается и что-то появляется. Было в русском языке и двойственное число. Практически в любом исследовании древнерусского языка упоминается о наличии двойственного числа.

Известный французский лингвист Мейе А., который исследовал древнейшее состояние славянских языков, пишет: «В общеславянском языке двойственное число употреблялось регулярно. Древнейшие памятники представляют в соответствующих случаях постоянное и строгое употребление окончаний двойственного числа; однако с течением времени эта категория утрачивается: в русском языке известные отклонения в употреблении двойственного числа показывают на его исчезновение, по крайней мере, с XIII века. …Исчезновение двойственного числа происходило постепенно и оставило во всех языках обильные следы, морфологические и синтаксические. Славянские языки вместе с литовскими являются единственными индоевропейскими языками, где двойственное число сохранилось так долго». [3, C. 260 ].

Наш современник, доктор филологических наук Жолобов О.Ф. упоминает о том, что в праславянском употреблении древнерусская структура двойственного числа включала пять разновидностей форм: свободное дв.ч., связанное дв.ч., местоименно-глагольное дв.ч. в диалогической речи, дв. ч. в конструкциях с двумя именами и конгруэнтное дв.ч. [4, С. 205 ]. Такое описание свидетельствует о том, что двойственное число в древнерусском языке было представлено даже подробнее, чем в современном арабском.

В качестве примеров употребления слов в двойственном числе Жолобов приводит «рукама», «рогама», «два тура», «два лоси». [4, С. 100 ]. Похожие примеры приводят и другие авторы, исследующие категорию двойственного числа.

По нашему мнению, к остаткам двойственного числа, которые сохранились в современном русском языке, следует отнести также группу имен существительных русского языка, которые употребляются только во множественном числе. Такие слова, как «сани», «ножницы», «очки», «штаны», «шорты», «брюки» вероятнее всего также следует отнести к остаткам двойственного числа, которое было когда-то в древнерусском языке, т.к. все эти слова обозначают предметы, в составе которых явно обозначены два одинаковых элемента. Кроме этого, необходимо отметить, что окончание таких слов на «-и, -ы» похоже на окончание арабских слов двойственного числа после усечения буквы «н», что часто происходит в таких словах при образовании определенных синтаксических конструкций, а в таких словах, как «сани», и «штаны» эти окончания полностью совпадают. Во всяком случае, предположение о том, что перечисленные выше имена существительные являются дошедшими до нас формами двойственного числа и при этом каким-то образом связаны с арабским языком, заслуживает особого внимания.

Следующей грамматической категорией, которую необходимо рассмотреть, является категория одушевленности. В русском языке к этой категории относятся имена, обозначающие людей, животных, птиц, рыб и т.д. В арабском языке к одушевленным относится только то, что связано с Человеком, а к неодушевленным - все остальное. «Согласование слов зависит от того, обозначает ли данное имя лиц или не обозначает» [5, С. 120 ]. Такое распределение имен в категории одушевленности-неодушевленности соответствует миропониманию научной школы предшественников НАУ ЭРА, в которой говорится о наличии в природе трех основных программ, базирующихся одна на другой: Программы Мироздания, Программы Жизни и Программы Эволюции Разума . Развитие Человека определяется Программой Эволюции Разума, а к Программе Жизни относится весь животный и растительный мир. Именно по этому принципу и произошло в арабском языке разделение имен между одушевленными и неодушевленными, что еще раз подтверждает неразрывную связь процессов, происходящих в природе, с развитием языка. В русском языке разделение имен на одушевленные и неодушевленные произошло по принципу «живой-неживой», при этом растения попали в разряд «неживых», а ведь они тоже созданы по Программе Жизни. Таким образом, возникает много вопросов, связанных с критериями, по которым произошло деление имен на одушевленные и неодушевленные. Но всегда ли так было в русском языке? - Оказывается, нет. Исследования в области древнерусского языка показывают, что категория одушевленности-неодушевленности в русском языке прошла в своем развитии три этапа. Ее наличие в древнерусском языке было зафиксировано по совпадению форм родительного и винительного падежей для единственного числа в именах мужского рода и для множественного числа для всех трех родов. «Старославянские памятники отражают начальный этап развития этой грамматической категории. Форму родительного падежа в значении винительного в старославянском языке обычно получали в единственном числе только существительные мужского рода, обозначавшие лиц общественно полноправных…, а также имена собственные мужского рода» [7, С. 185 ]. Таким образом, в категорию одушевленных вначале попали только имена, обозначавшие лиц мужского рода, и зафиксировано это примерно в XIII веке. Лишь с конца XV века к одушевленным стали относить и имена, обозначающие лиц женского рода. И только в XVII веке, когда к этой категории стали относить имена, обозначающие животных, категория одушевленности-неодушевленности оформилась в том виде, в каком она существует сегодня [8, С. 210 ]. Поэтому можно сказать, что непосредственно перед XVII веком категория одушевленности-неодушевленности в русском и арабском языках по составу имен практически совпадала. Сравнивая эту категорию в русском и арабском языках нельзя не отметить еще один аспект. Поскольку в арабском языке к одушевленным относят только имена, обозначающие Человека, то и для ее обозначения вместо «одушевленный» и «неодушевленный» используется термин «лицо» и «не лицо». Именно эти термины используются практически во всех учебниках арабского языка, предназначенных для русскоязычного читателя. В арабской грамматической традиции вместо терминов «одушевленный» и «неодушевленный» используются термины, которые при более точном переводе имеют значение «разумный» и «неразумный». И здесь снова приходится констатировать, что эти арабские грамматические термины в большей степени соответствуют миропониманию научной школы НАУ ЭРА, чем термины, используемые в грамматике русского языка.

Следующая грамматическая категория, которую целесообразно исследовать, категория рода. В русском языке имеется три рода: мужской, женский и средний. В арабском языке их только два: мужской и женский. Во всем в природе мы видим мужское и женское начало: человек, животные, растения. А поскольку третьего не дано, то следует признать, что арабская грамматическая традиция в данной категории в большей степени соответствует состоянию вещей в природе, чем грамматический строй русского языка. Вместе с тем, следует отметить, что в арабском языке имеется группа имен, которые могут согласовываться как по мужскому, так и по женскому роду, но, во-первых, таких имен немного, и они обычно приводятся отдельным небольшим списком [9, С. 938 ], а, во-вторых, ни один арабский грамматист не пытался выделить эту группу имен в отдельную категорию и назвать ее средним или еще каким-либо другим родом.

История развития грамматического рода в русском языке не позволяет отметить полное сходство с арабским языком на каком-то этапе, как это было с другими грамматическими категориями, однако одну интересную тенденцию можно отметить. Средний род в отличие от мужского и женского на протяжении развития этой категории постоянно проявлял неустойчивость, и имена среднего рода переходили в мужской или женский. «Наиболее значительным событием в истории рода является разрушение (а местами, возможно, и полная утрата) категории среднего рода с переходом существительных этого рода обычно в женский, а кое-где (реже) в мужской род, имевшее место главным образом в южновеликорусских и частью в переходных говорах» [8, С. 207 ]. Таким образом, и в грамматической категории рода в русском языке намечалась тенденция сближения по составу с арабским языком, однако эта тенденция не получила должного развития.

Сравнивая грамматические традиции русского и арабского языков, следует отметить, что на фоне постоянных изменений, происходящих в исследуемых грамматических категориях русского языка, арабская грамматическая традиция поражает, прежде всего, своей стабильностью и большей степенью соответствия Программе Эволюции Разума. За все время существования арабского языка его грамматический строй не изменялся: те грамматические конструкции и понятия, которые описаны в самых первых трудах по грамматике, сохранились до сих пор и в современном арабском литературном языке. Русский язык в течение всего периода его существования активно развивался: существенно изменился грамматический строй, значительно обогатился лексический состав. Хорошо это или плохо? Наверно, исчезновение каких-то грамматических категорий негативно отразилось на грамматике, но нельзя не отметить и другие свойства русского языка. Вот как об этом пишет классик французской литературы Проспер Мериме: «Богатый, звучный, живой, отличающийся гибкостью ударений и бесконечно разнообразный в звукоподражаниях, способный к передаче тончайших оттенков, наделенный, подобно греческому, почти безграничной творческой мыслью, русский язык кажется нам созданным для поэзии» . Хочется вспомнить слова еще одного известного деятеля культуры XX века, художника и философа Н.К. Рериха, который писал: «Не удивительно ли, по-русски слово мир единозвучно и для мирности и для вселенной? Единозвучны эти понятия не по бедности языка. Язык богатый. Единозвучны они по существу. Вселенная и мирное творчество - нераздельны» .

Почти все исследуемые здесь грамматические категории русского языка на определенных этапах совпадали по составу с соответствующими категориями арабского и, судя по результатам исследования, древнерусский язык обладал многими важными и необходимыми качествами, которые в процессе развития были утрачены. Причины этих процессов скрываются, безусловно, не столько в самом языке, сколько в тех негативных процессах, которые происходили в нашем обществе и на планете в целом, т.к. на каждом этапе развития язык соответствует уровню развития цивилизации. Исходя из тех многочисленных совпадений, которые обнаруживаются между древнерусским и современным арабским языками в грамматической традиции, можно предположить существование единого источника, который и определил возникновение и развитие языков на нашей планете. Этот же источник, безусловно, определит и язык общения в следующем мире, но каким будет этот язык, какими качествами он должен обладать, не пора ли понять, какие свойства языка следует сохранить, а от каких избавиться, и можем ли мы уже сейчас повлиять на эти процессы? Не пора ли начать дискуссию по этому вопросу с целью определения основных направлений, по которым должен развиваться русский язык, чтобы не повторить те ошибки, которые уже совершили?

Список литературы:

1. Виноградов В.В. Русский язык (Грамматическое учение о слове). Под ред. Г.А.Золотовой. / В.В. Виноградов. - 4-е издание. - М.: Русский язык, 2001. - 720 с.
2. Гранде Б.М. Курс арабской грамматики в сравнительно-историческом освещении. / Б.М.Гранде. - 2-е издание. - М.: Восточная литература РАН, 2001. - 592 с.
3. Мейе А. Общеславянский язык [Пер. с фр. Кузнецова П.С.]. Общ. ред. С.Б. Бернштейна. / А. Мейе - 2-е издание. -М.: Прогресс, 2001. -500 с.
4. Жолобов О.Ф. Историческая грамматика древнерусского языка. Том 2. Двойственное число. / О. Ф. Жолобов, В. Б. Крысько. - М.: Азбуковник, 2001. - 240 с.
5. Ковалев А.А. Учебник арабского языка. / А.А.Ковалев, Г.Ш. Шарбатов.: - 3-е издание. - М.: Восточная литература РАН, 1998. - 751 с.
6. Лиас. Рыцари с поднятым забралом. / В. Е. Шарашов.: -2-е изд., сокр. и дораб. - Одесса.: Друк, 2009. - 528 с.
7. Хабургаев Г.А. Старославянский язык. / Г.А. Хабургаев. - М.: Просвещение, 1974. - 432 с.
8. Борковский В.И. Историческая грамматика русского языка. / В.И.Борковский, П.В.Кузнецов. - М.: КомКнига, 2006. - 512 с.
9. Баранов Х.К. Арабско-русский словарь. / Х.К.Баранов.: - 5-е издание. -М.: Русский язык, 1977. - 942 с.
10. Бабайцева В.В. Русский язык. Теория. / В.В.Бабайцева, Л.Д.Чеснокова. - 2-е издание. -М.: Просвещение, 1993. - 256 с.
11. Н.К.Рерих. Жизнь и творчество. Сборник статей. - М.: Изобразительное искусство, 1978. - 372 с. с ил.

В чём объективная предпос успеха теории Н. Вашкевича, по которой между русскими и арабскими языками присутствует прочная связь? Связь, которая подтверждается десятками тысяч примеров? Не в том ли, что арабская вязь нередко встречается на артефактах, найденных на территории Руси? От надписей на шлемах и оружии русских князей, древних русских монетах до той же вязи на предметах Аркаима? В самом русском языке, чьи идиомы так легко и естественно объясняются через арабский?

Предлагаемая статья поможет найти ответы на поставленные выше вопросы. И поставить новые: почему в школе нам не говорят правды о нашем прошлом? Почему иные учителя даже слышать не хотят слова „Тартария”?

Всё больше свидетельств того, что арабская вязь была второй письменностью в Тартарии, имела русские корни и, возможно, была создана как специальный язык для Орды - армии, выполняя одновременно криптографическую функцию. Приведённые иллюстрации красноречиво свидетельствуют об этом.

Егор Классен в своих «Новых материалах для древнейшей истории славян вообще и Славяно-Русов до рюриковского времени в особенности с легким очерком истории руссов до Рождества Христова», 1854 г, пишет:

А что у Славян была грамотность не только до общего введения между ними христианства, но и задолго до Рождества Христова, в том свидетельствуют акты, возводящие грамотность Славяно-Руссов от десятого века назад - до глубокой древности, чрез все темные периоды истории, в которых изредка, кое-где, но ясно проглядывает элемент Славяно-Русского народа с его характеристическим типом.

В 6-м веке Византийцы говорят уже о северных Славянах как о народе образованном, имеющем свои собственные письмена, называющиеся буквицею. Корень этого слова сохранился по сие время в словах: буква, букварь, буквально и даже во второй букве алфавита (буки)... Co 2-го по 7-й век мы часто находим у Скандинавов и Византийцев намеки, что Славяне были образованный народ, обладали многими знаниями и имели свои собственные письмена... Царь Скифов вызывал Дария ругательным письмом на бой еще в 513 году до Рождества Христова.

Вот что пишет о буквице Мауро Орбини в своём труде «Славянское Царство»:

Славяне имеют два вида букв, чего нет ни у греков, ни у латинян. Один вид был найден Кириллом и называется кириллицей (Chiuriliza), другой - блаженным Иеронимом, и он называется буквицей (Buchuiza). Два этих вида письма были найдены Блаженным Иеронимом и Кириллом, о чем осталась непреходящая память у славян, в особенности у чехов и поляков.

Ниже Орбини пишет о славянском племени маркоманов, приводя так же отдельные фрагменты письма:

Прочие деяния и войны маркоманов можно найти у Диона и Вольфганга Лациуса. Мы же добавим здесь несколько букв, которыми маркоманы пользовались при письме. Буквы эти были обнаружены в старинных франкских летописях, которые содержали также генеалогию Карла Великого .

Остальные буквы, как пишет Лациус, не поддавались прочтению по причине ветхости той книги, в которой были обнаружены и вышеупомянутые. Однако Еремей Русский в том месте, где ведется речь о маркоманах, говорит, что между маркоманскими буквами и славянскими не было большого отличия.

Приводит к своему сочинению «Книга росписи наукам» снимок древнего Славянского письма, найденного им у одного кавказского жителя врезанным на белом дереве, и Ибн-Эль-Недим.

68 страница из последнего перевода книги Мауро Орбини "Славянское царство", 2010. Изображение дохристьянской Славянской Буквицы.

169 страница из последнего перевода книги Мауро Орбини "Славянское царство". Фрагменты письменности Славянского племени Маркоманов.

Пример славянской дохрестьянской письменности в свидетельствах Ибн Эль Нэдима из его «Книги росписи наукам». Из книги А.В. Платова и Н.Н. Таранова "Руны славян и глаголица".

Лингвистическая карта Азии 18 века. В центре изображено письмо Тартарии с подписью: Скифо-Татарское. Так же область от нижнего течения Оби до Лены подписана Скифия-Гиперборея.

Фрагмент вязи на шлеме Ивана Грозного (выше кириллической надписи "Шеломъ княsя Ивана Василие..")

480 руб. | 150 грн. | 7,5 долл. ", MOUSEOFF, FGCOLOR, "#FFFFCC",BGCOLOR, "#393939");" onMouseOut="return nd();"> Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут , круглосуточно, без выходных и праздников

Вавичкина Татьяна Анатольевна. Морфологическая структура глагольного слова в арабском и русском языках (Типологический анализ) : Дис. ... канд. филол. наук: 10.02.20: Москва, 2003 199 c. РГБ ОД, 61:04-10/336-0

Введение

Глава 1. Теоретические предпосылки сопоставления . 14

1.1. Понятие "тип языка". 14

1.2. Вопрос о типологической принадлежности арабского языка. 20

1.3. Морфологическая теория Ф.Ф. Фортунатова. 22

1.4. Структура слова - "мера грамматического строя". 24

1.5. Схема описания структуры слова. 26

1.6. Выводы по первой главе. 47

Глава 2. Морфологическая структура глагольного слова в русском языке . 50

2.1. Понятие слова. 50

2.2. Морфемный состав слова. 52

2.3. Инфинитив. 57

2.4. Основы глагола. 59

2.5. Классы глаголов. 62

2.6. Формы словоизменения и словообразования. 64

2.7. Выводы по второй главе. 90

Глава 3. Морфологическая структура глагольного слова в современном литературном арабском языке . 95

3.1. Структура слова в арабском языке. 95

3.2. Глагол как часть речи в арабском языке. 105

3.3. Основы глагола. 106

3.4. Классы глаголов. 113

3.5. Формы словоизменения и словообразования. 119

3.6. Выводы по третьей главе. 155

Приложение к главе 3.

Типологическая характеристика арабского литературного языка и арабских диалектов. 165

Заключение. 178

Библиография. 187

Введение к работе

Диссертация посвящена сопоставительно-типологическому анализу морфологической структуры глагольного слова в современных литературных арабском и русском языках.

Обоснование актуальности выбранной темы.

Многие языки мира совмещают в себе признаки разных типов, занимая промежуточное положение на шкале морфологической классификации. К таким языкам относится арабский язык. Его типологическая принадлежность долгое время оставалась неопределенной. Неадекватное понимание структуры семитского слова (неверное членение его на морфемы, определение статуса этих морфем и характера связи между ними) привело к тому, что арабский язык был ошибочно отнесен к языкам флективного типа (А. Шлейхер, Г. Штейнталь, Н. Финк, К. Броккельман, П.С. Кузнецов и др.). Некоторые ученые (И.М. Дьяконов, Б.А. Серебренников и др.) смогли идентифицировать в нем элементы агглютинации, что однако не меняло его флективной природы. Другие (например, В.П. Старинин) признавали агглютинацию доминирующей чертой семитских языков, считая, что диффиксация представляет собой вторичное явление меньшего значения. На наш взгляд, такая неопределенность связана с тем, что грамматический строй арабского языка характеризуется действием двух грамматических способов - фузии и агглютинации, причем оба являются ведущими. Это нашло отражение в особом строении семитского слова, противопоставленного строению слова как в флективных, так и в агглютинативных языках. Впервые эту особенность арабского языка осознал Ф.Ф. Фортунатов, выделив семитские языки в особый промежуточный класс флективно-агглютинативных языков с особым флективно-агглютинативным составом производных слов. К сожалению, идеи Ф.Ф. Фортунатова не нашли должной поддержки среди лингвистов

и не получили дальнейшей разработки, в связи с чем арабский язык по-прежнему рассматривается как язык флективный.

Кроме этого, постановка данной проблемы вызвана недостаточностью научных исследований, посвященных изучению арабского, и шире семитского, слова с точки зрения его структуры, членения, выделения корневых и служебных морфем, а также характера их связи. Большинство работ касаются традиционной проблемы исторического семитского языкознания - формирования семитского корня. Данный вопрос ставится в двух аспектах: во-первых, был ли семитский корень исконно трехсогласным или же это результат развития из меньшего количества согласных, и, во-вторых, корневой вокализм и его место в процессе формирования семитского корня [Белова 1987, 1991а, 1991b, 1993; Дьяконов 1991; Коган 1995; Лекиашвили 1955, 1958; Майзель 1983; Орел, Столбова 1988, 1990; Юшманов 1998]. Незначительное количество работ посвящено проблеме "внутренней флексии" в арабском языке [Габучан 1965, Мельчук 1963]. Подробный анализ строения семитского корня и его сопоставление с корнями флективных и агглютинативных языков можно найти, пожалуй, только в одной работе - это книга В.П. Старинина "Структура семитского корня" [Старинин 1963]. Заслуга автора состоит в том, что он предложил членить основу на консонантный корень и вокалический диффикс (трансфикс) (хотя сама идея такого членения содержится в трудах Ф.Ф. Фортунатова).

Работ по типологическому сопоставлению арабского и русского языков очень мало. Среди них, например, работа А.В. Широковой "Морфология имени во флективных и флективно-агглютинативных языках", где на материале имени сопоставляется структура флективного русского и флективно-агглютинативного арабского языков [Широкова 1988]; диссертация Римы Сабе Айюб "Двоякое членение частей речи в языках с развитым морфологическим строем", где представлен сопоставительный квантитативно-типологический анализ двоякого членения слова в данных языках, впервые дано типологическое

исследование морфемной, слоговой и фонемной структуры различных классов слов в арабском языке [Рима 2001]. Структура глагольного слова ранее не являлась объектом исследования. Сопоставительному анализу подвергались лишь отдельные глагольные категории, а именно, одна из основных - категория времени [Вихляева 1987].

В целом, сопоставительно-типологического анализа

морфологической структуры одной из центральных частей речи - глагола - арабского и русского языков до настоящего времени не делалось и в научной литературе не описывалось. Хотя, на наш взгляд, именно такой анализ позволяет продемонстрировать все типологические особенности строения арабского слова, противопоставив его флективному русскому, и подтвердить гипотезу Ф.Ф. Фортунатова о флективно-агглютинативной природе арабского языка.

Таким образом, подобное исследование структуры слова арабского языка обусловлено необходимостью уточнения типологического статуса арабского языка и места семитской семьи языков в типологической классификации.

Сказанное определяет актуальность данного исследования и объясняет выбор русского и арабского языков объектом сопоставления. Русский язык, как наиболее яркий представитель языков флективного типа с четко выраженными типологическими признаками, выступает в качестве языка-эталона, в сопоставлении с которым проявляются типологические черты арабского языка. Такое контрастивное сопоставление двух языков позволяет выявить специфические типологические особенности современного литературного арабского языка, которые, в свою очередь, подтверждают идею выдающегося лингвиста Ф.Ф. Фортунатова о принадлежности данного языка к совершенно особому флективно-агглютинативному типу.

Предметом исследования являются типологические особенности морфологической структуры глагольного слова в арабском и русском языках.

Основные цели исследования: а) показать флективные (синтетические) и агглютинативные (аналитические) особенности системы глагольных форм в сопоставляемых языках, б) выявить схождения и различия в использовании языковых средств при образовании форм слов, в) выявить общие и частные закономерности в морфологической структуре глагольного слова арабского и русского языков, г) подтвердить идею Ф.Ф. Фортунатова о принадлежности арабского языка к промежуточному флективно-агглютинативному типу.

Для осуществления поставленных целей необходимо решить ряд конкретных задач:

Понятие "тип языка".

Все типологические исследования, история которых начинается с конца XVIII века, были подчинены одной общей идее - поиску того главного в структуре, что позволило бы объединить языки в один тип независимо от их генетического родства.

Тип языка предполагает его структурные особенности, наиболее характерные свойства, представленные во взаимосвязи и на разных уровнях языка. Причем эти свойства должны наблюдаться не в одном языке, а в группе языков. Э. Сепир называл это "базисной схемой", "гением языковой структуры" и говорил, что тип "нечто гораздо более фундаментальное, нечто гораздо глубже проникающее в язык, чем та или другая нами в нем обнаруживаемая черта. О природе языка мы не можем составить себе адекватное представление при помощи простого перечисления различных фактов, образующих его грамматику" [Сепир 1993, с.117].

Выбор каких-то внешних признаков и отдельных черт не даст ясного представления о типе языка. Лексика, в силу своей изменчивости и способности легко переходить из одного языка в другой, не может определять характер языка. В чем же тогда проявляется существо языковой структуры?

Типологи предшествующих веков (братья А.-В. и Ф. Шлегели, В. фон Гумбольдт, А. Шлейхер, И.А. Бодуэн де Куртенэ, Ф.Ф. Фортунатов и др.) обратили внимание на слово, связь морфем внутри слова и взаимоотношение его частей. Ф. Шлегель, указывая на единство слова, отмечал, что в языке любого типа слово не может быть "грудой атомов". Падежную и лично-числовую аффиксацию в индоевропейских языках он интерпретировал как "строение языка", которое "образовалось чисто органически, разветвилось во всех своих значениях путем флексий или внутренних изменений и преобразований звуков корня, а не составилось механически с помощью прицепленных слов и частиц" [Реформатский 1965, с. 68]. Обратив внимание на различия в структуре языков, Фридрих Шлегель (1772-1829) выделил две группы: языки с аффиксами, аффиксирующие языки, куда он отнес языки тюркские, полинезийские и китайский, которые выражают отношения между словами чисто механическим путем; и языки флективные, куда включил семитские, грузинский и французский языки. Его брат Август-Вильгельм Шлегель (1767-1845) переработал эту классификацию и выделил три класса языков: языки без грамматической структуры, языки аффиксирующие и языки флективные. Отталкиваясь от структуры флективных языков, он пришел к выводу, что китайский и языки Индокитая необходимо выделить в особую группу, так как в этих языках флексия отсутствует, а грамматические отношения выражаются с помощью порядка слов. Августу Шлегелю принадлежит также деление языков на более ранние -синтетические - и более поздние - аналитические.

Соглашаясь в целом с типологической классификацией А. Шлегеля, Вильгельм фон Гумбольдт (1767-1835) разделил все известные ему языки на четыре типа: изолирующие языки типа китайского, то есть языки, не имеющие словоизменительных морфем; агглютинирующие, или агглютинативные, языки типа тюркских, способные присоединять только однозначные морфемы, и флективные языки типа индоевропейских или семитских, способные присоединять многозначные морфемы. В особую, четвертую группу он выделил языки американских индейцев, в которых слова способны соединяться в особые слова-предложения. Этот тип языков он назвал инкорпорирующим.

Типологический аспект присутствует и в глоттогонической концепции Франца Боппа (1791-1867), согласно которой слова индоевропейских языков следует выводить из первичных односложных корней двух типов - глагольных (давших начало глаголам и именам) и местоименных (из которых развились местоимения и служебные части речи). Он разработал и ввел сравнительный метод в исследование языков. Несколько позднее другой немецкий языковед, представитель так называемого биологического направления в языкознании Август Шлейхер (1821-1868), сделал попытку уточнить классификацию Вильгельма фон Гумбольдта, внеся в нее частные дополнения и уточнения. Учение о языковых типах он называл морфологией, а классификацию языков, основанную на различии структуры языков, -"морфологической". Именно со Шлейхера начинается понимание агглютинации и фузии как характера аффиксации при учете поведения корней.

Позднее ученые стали рассматривать слово как структурную единицу, единство которой может иметь разный характер.

Новый аспект в теории формальных языковых типов и типологической классификации языков открыли в середине XIX в. работы Геймана Штейнталя (1823-1899), выдвинувшего формально-синтаксические признаки в качестве основы типологизации. Он обратился не к отдельным словам, а к анализу синтаксических связей между словами, расширив тем самым поле типологических наблюдений и добавив еще один типологический классификационный признак.

Продолжая линию исследований Г. Штейнталя, швейцарский языковед Франц Мистели (1841-1903) выдвинул два новых критерия типологической классификации в добавление к уже существовавшим: по месту слова в предложении и по внутренней структуре слова. Он первый разграничил корнеизолирующие языки типа китайского и основоизолирующие типа индонезийского языка.

И.А. Бодуэн де Куртенэ (1845-1929), противопоставляя строение слова в арио-европейских и урало-алтайских языках, искал "цемент склейки" у "цельного слова" в этих языках [Бодуэн де Куртенэ 1876, с. 322-323].

Вопрос о типологической принадлежности арабского языка

Термин "семитские языки" в научном его понимании принадлежит Шлоцеру, который верно перечислил все языки этой семьи (1781). Еще ранее в 1606 г. вышла книга Э. Гишара (Etienne Guichard "L armonie etymologique des langues"), содержавшая попытку установить и научно обосновать исконное родство древнееврейского, арабского и арамейского языков. В 1822 г. Ж.Ф. Шампольон расшифровал египетскую иероглифику, что положило начало египетской филологии. К.Р. Лепсиус в 1868 г. объединил вместе с семитскими языками в одну глоттогоническую семью египетский, кушитские и берберские языки, назвав ее семито-хамитской. Это дало начало семито-хамитской (афразийской) компаративистике.

Типологическую характеристику морфологической структуры слова в семито-хамитских языках дал немецкий ученый Г. Штейнталь в книге "Характеристика важнейших типов строя языка" (1860). Семитские и египетский языки он противопоставил всем языкам мира по наличию в них словоизменительных форм, отличных от словоизменительных форм в индоевропейских языках. Это отличие он видел в том, что индоевропейское словоизменение происходит путем чередования флексий, органически соединенных с основой, а в семитских языках -путем соединения (сложения) слов (основ) или друг с другом, или со служебными элементами, или чередованием гласных огласовок.

Наличие "внутренней флексии", многозначной аффиксации, в том числе фузионного характера и т.п. позволило ученым отнести арабский язык к языкам флективного типа (А. Шлейхер, Г. Штейнталь, Н. Финк, Ю. Липперт, К. Броккельман, И. Фюк, П.С. Кузнецов и др.). Элементы фузии в арабском языке были установлены Э. Сепиром, который охарактеризовал семитские языки как "символико - фузионные" (что по сути соответствовало традиционному определению "флективные языки"). Значительный удельный вес внутренней флексии в семитских языках, отличающий их в этом отношении от других флективных языков, был отмечен Н.В. Юшмановым и В. Скаличкой.

Все это не мешало ученым идентифицировать в семитских языках и определенные элементы агглютинации (И.М. Дьяконов, Б.А. Серебренников и др.), не изменяющие однако флективной природы арабского языка. В.П. Старинин, наоборот, признавал агглютинацию доминирующей чертой семитского слова: "во всех своих видах внутренняя флексия в семитских языках по отношению к диффиксации -явление меньшего значения и вторичное" [Старинин 1963, с. 4].

Надо сказать, что все предложенные определения типологической принадлежности арабского языка лишь отчасти соответствовали действительности, ибо обе грамматические тенденции - фузия и агглютинация - являются ведущими и определяющими в его структуре. На это впервые обратил внимание Ф.Ф. Фортунатов, который выделил семитские языки, и в частности арабский, в особый промежуточный класс и охарактеризовал их как "флективно - агглютинативные языки". Именно он определил основные типологические черты этих языков: для структуры семитского слова характерна внутренняя флексия основ, при которой корень основы не существует в языке отдельно от флективных частей таких основ (черты, сближающие семитские языки с языками флективного типа); что сопровождается самостоятельностью основы и аффиксов как частей слов, основы слов сами обозначаются как части слов и это обозначение они получают независимо от других частей слова (черты, сближающие семитские языки с языками агглютинативного типа). Тип слов в этих языках также особый -флективно-агглютинативный. Для того чтобы лучше понять, что имел ввиду Ф.Ф. Фортунатов, так определяя типологические особенности семитских языков, необходимо рассмотреть основные положения его морфологической теории.

Фортунатов выделял в языке различающиеся по значению слова полные и слова частичные, или - слова частицы. Его теория "полного" слова основана на следующем положении: "Всякий звук речи, имеющий в языке значение отдельно от других звуков, являющихся словами, есть слово... Словами являются звуки речи в их значениях... Отдельным словом... является всякий звук речи или такой комплекс звуков речи, который имеет в языке значение отдельно от других звуков речи, являющихся словами, и который притом, если это комплекс звуков, не может быть разложен на отдельные слова без изменения или без утраты значения той или другой части в этом комплексе звуков" [Фортунатов 1956, с. 132-169]. Огромное значение Ф.Ф. Фортунатов уделял форме слова: "Формой отдельных слов в собственном значении этого термина называется... способность отдельных слов выделять из

22 себя для сознания говорящего формальную и основную принадлежность слова" [Фортунатов 1956, с. 137]. Форма проявляется на каждом языковом ярусе в противопоставлениях (оппозициях) и чередованиях. Слова бывают корневыми ("не имеют никакого состава" [Фортунатов 1990, с. 67] и производными, составными. Слова второго типа состоят из частей (основы и аффикса), причем этот состав может быть двоякого рода: "части слова могут быть или частями значения слова или частями самого слова" [Фортунатов 1990, с. 64]. По положению в слове и по отношению к основе слова Ф.Ф. Фортунатов делил аффиксы производных слов на суффиксы (следуют за основой), префиксы (предшествуют основе) и инфиксы (помещаются внутри основы). По характеру отношений основы и аффикса выделяются три типа производных слов: "аффикс производного слова во всех трех типах является частью самого слова, а что касается основы производного слова, то в производных словах первого типа основа слова сама в себе не заключает значения части самого слова; между тем как в производных словах второго и третьего типов основа слова, как и аффикс, сама является частью самого слова.

Морфемный состав слова

Под словом понимается основная структурно-семантическая единица языка, служащая для именования предметов и их свойств, явлений, отношений действительности. Характерными признаками слова являются его цельность, выделимость и свободная воспроизводимость в речи. В системе языка слово противопоставлено морфеме (как единице более низкого уровня) и предложению (как единице более высокого уровня): с одной стороны, оно структурно может состоять из ряда морфем, от которых отличается самостоятельностью и свободным воспроизведением в речи, а с другой - представляет собой строительный материал для предложения, в отличие от которого не выражает сообщения.

Уже на начальных этапах развития лингвистической науки было обращено внимание на двуплановость слова. В структуре этой единицы были выделены план выражения (фонетическая и грамматическая структура) и план содержания (лексическое и грамматическое значение). В различные периоды развития языкознания и в отдельных его направлениях активнее изучался тот или иной аспект слова. В древнегреческой философии (Платон, Аристотель) основное внимание уделялось семантической стороне слова - его отношению к обозначаемому предмету и к идее о нем. Морфологический аспект был объектом внимания Варрона и особенно александрийских грамматиков. Дионисий Фракийский определял слово как "наименьшую часть связной речи", причем словообразовательные и словоизменительные категории в равной степени включались в признаки ("акциденции") частей речи. В эпоху средневековья в Европе исследовалась в основном семантическая сторона слова, его отношение к вещам и понятиям. В противоположность этому подходу арабские грамматисты детально анализировали его морфологическую структуру. Например, в 1-й половине X в. представитель багдадской филологической школы Ибн Джинни ("Особенности арабского языка") рассматривал грамматические и лексикологические вопросы связи слова и значения, словообразовательную структуру слова, значение слова и его употребление. Вопрос о связи обозначающего и обозначаемого освещался в работах Ибн Фариса. Грамматика Пор - Рояля определяла слово как ряд "членораздельных звуков, из которых люди составляют знаки для обозначения своих мыслей" и отмечала его формально-звуковую и содержательную стороны.

В XIX веке основное внимание уделялось анализу содержательной стороны слова. Большую роль в этом сыграла разработка понятия о внутренней форме слова (В. фон Гумбольдт, А.А. Потебня). Семантические процессы в слове детально исследовались Г. Паулем, М. Бреалем, М.М. Покровским. Одновременно углублялась теория грамматической формы слова. Гумбольдт положил ее в основу типологической классификации языков. В России морфология слова исследовалась А.А. Потебней и Ф.Ф. Фортунатовым, которые различали слова самостоятельные (вещественные, лексические, полные) и служебные (формальные, грамматические, частичные). Синтезируя предшествующие взгляды на слово, А. Мейе определил его как связь определенного значения с определенной совокупностью звуков, способной к определенному грамматическому употреблению, отметив, таким образом, три признака слова, но не проанализировав, однако, критерии их выделения.

Системный подход к языку поставил в изучении слова новые задачи: определение слова как единицы языка, критерии его выделения, изучение содержательной стороны слова, методов его анализа; исследование системности лексики; изучение слова в языке и речи, в тексте.

Трудность определения единых критериев выделения слова для всех языков побуждала лингвистов пересматривать взгляд на слово как основную единицу языка. При этом одни предлагали, не отказываясь от понятия "слова", не давать ему общего определения (В. Скаличка), другие считали, что понятие "слово" применимо не ко всем языкам (например, неприменимо к аморфным, полисинтетическим языкам), третьи отказывались от понятия "слова" как единицы языка (Ф. Боас).

Современные исследования подтверждают, что слово выделимо в языках разных систем, в том числе в аморфных (китайский язык: см. работы Солнцевой Н.В., Солнцева В.М.) и в полисинтетических (североамериканские, палеоазиатские языки), но при этом актуализируются различные критерии. Таким образом, слово как структурно-семантическая единица языка обладает совокупностью семантических, фонетических и грамматических признаков, специфичных для каждого языка.

Фузионность русского языка предопределяет основные признаки, основные критерии выделения слова в данном языке. Наиболее важными из них являются следующие:

1) в семантике слова нет взаимооднозначного соответствия означающего означаемому, отдельности подачи информации в составе словоформы. Семантика производного слова, как правило, фразеологична;

2) слово не всегда легко членится на морфемы. Степень членимости слов на морфемы может быть различной (насчитывается от 2 [Земская 1973, с.46] до 15 [Панов 1975, с.236-237] степеней членимости);

3) следствием "спаянности" морфем в слове является диахроническое морфемное переразложение или опрощение структуры слова;

4) при объединении в слове морфем происходит их взаимоприспособление, которое может идти различными путями.

В русском языке слово может состоять из одной или нескольких морфем. Одноморфемных единиц в русском языке немного: это "да", "нет", междометия, служебные частицы, а также несклоняемые существительные, как правило иностранного происхождения: "пальто", "кенгуру", "шимпанзе", "жюри" и т.д. Если говорить о глаголах, то они имеют, как минимум, две морфемы - корневую основу и флексию, например: нес-у, режь-#. В большинстве своем глаголы многоморфемны: по-на-вы-черк-ива-л-и\л под.

Для русского языка как языка фузионного типа характерны "сложные" или "производные" морфемы, что связано с явлением опрощения: две морфемы превращаются в неразложимый морфологически комплекс, образуя новую "общую" для бывших двух морфем "одну" морфему [Богородицкий 1939, Реформатский 1975]. Данное явление наблюдается как в именном, так и в глагольном словообразовании и затрагивает все виды морфем. Такое диахроническое морфемное переразложение является яркой срузионной чертой русского языка.

Некоторые морфемы имеют строго стандартизованное значение: оно одинаково во всех глаголах, имеющих эту морфему. Например, морфема -и в словоформе сид-и имеет стандартизованное значение. Любому глаголу она сообщает значение повелительного наклонения: пиш-и, стуч-и, перевод-и.

Морфемы, которые всегда употребляются в сопровождении других морфем и имеют стандартизованное значение, называются флексиями (окончаниями) [Панов 1966, с.68]. Мена одной флексии на другую создает формы того же слова, т.е. основное лексическое значение сохраняется, а изменяется лишь грамматическое значение. Например, в граммемах пиш-у, пиш-ешь, пиш-ет сохраняется общее лексическое значение - "процесс писания", но при этом каждая форма имеет грамматическое значение лица, отличное от других форм: флексия -у передает значение 1-го лица, -ешь - значение 2-го лица, -ет- значение 3-го лица. А, например, в граммемах пиш-у - пиш-ем так же при

Структура слова в арабском языке

Морфологическая система современного литературного арабского языка (далее: арабский язык) отличается в целом высокой степенью абстракции, что выражается в строгой четкости построения арабского слова.

Строение семитского слова (арабского в частности) существенно отличается от строения индоевропейского слова (русского в частности). С точки зрения морфологической структуры арабское слово состоит из следующих элементов:

корень, состоящий из одних согласных, не заключающий в себе никаких принадлежностей форм слов и служащий базой для образования как имен, так и глаголов. Корень является носителем основного вещественного (лексического) понятия или представления, выражаемого данным словом. Как самостоятельное слово корень не существует и выделяется лишь в сознании говорящего после сопоставления данного слова с двумя рядами форм: во-первых, с однокоренными словами, а, во-вторых, со словами, построенными по аналогичной словообразовательной или словоизменительной парадигме;

трансфиксы (диффиксы). являющиеся средством оформления именных и глагольных основ на базе общего для имен и глаголов корня, а внутри глагола - формальной принадлежностью для оформления присущих глаголу грамматических категорий (которой сопутствует в ряде случаев и аффиксация);

словоизменительные морфемы, оформляющие лексическую основу в потоке речи. Глагол в виде чистой словообразовательной основы не существует, но всегда имеет какой-либо грамматический показатель;

словопроизводственные, то есть принадлежащие словам, как отдельным знакам предметов мысли, морфемы, являющиеся согласными прибавлениями к производящей основе и изменяющие ее лексическое значение в производных от нее образованиях.

Как и в русском языке, основа арабского слова выделяется путем отделения словоизменительных аффиксов. Несмотря на это, в сопоставляемых языках есть существенные различия между корнем и основой, которые кроются в самом определении этих понятий.

В русском языке основа слова выделяется отбрасыванием словоизменительных аффиксов, т.е. окончаний. Она содержит лексическое значение слова. Если основа простая, то она состоит из одного корневого морфа, т.е. равна корню. Корень является главной и обязательной частью слова, смысловым ядром его лексического значения. Трудность обнаружения корня в русском языке связана с тем, что на протяжении веков он значительно изменялся, не имея устойчивого фонетического состава. Кроме того, в языках фузионного типа, к коим относится русский язык, выделяются "сложные" морфемы. Появление их в языке связано с явлением опрощения, когда две морфемы превращаются в неразложимый морфологически комплекс. "Например, в слове мальчик раньше было такое членение: мал -ч-ик, что было соотнесено со словом малец (при чередовании: /э/ - # и /ц/ - /ч/). В современном же русском языке связь малец - мальчик оборвалась... То же происходит и с корневыми морфемами: прежнее да-р стало дар, прежнее в-кус стало вкус "[Реформатский 1975, с. 11].

В арабском языке, как и в русском, основа может быть выделена после отбрасывания словоизменительных аффиксов; например, в слове katabtum "вы писали" легко выделяется словоизменительный аффикс -urn со значением мн.ч., м.р., 2-го лица, прошедшего времени, отбросив который можно получить основу katab-. Но помимо лексического значения, данная основа выражает и определенное грамматическое значение, а именно - прошедшее время и действительный залог (ср.: основа настоящего времени -ktub-, а основа прошедшего времени, но страдательного залога kutib-). Эта отличительная особенность основы арабского слова связана с тем, что она почти всегда разложима на состоящий из согласных корень и некорневой элемент: в данном случае корневые согласные k-b, а гласные некорневого элемента -а-а-. Семитский корень значительно более устойчив, чем индоевропейский. Семантически и фонетически консонантная часть слова (за некоторыми исключениями, которые являются регулярными) сохраняется как при словоизменении, так и при словообразовании. Три согласных компонента корня имеют единое лексическое значение, несмотря на то, что они разъединены гласными и согласными некорневого элемента. Этот некорневой остаток основы организует словообразовательный или формообразовательный состав слова. "Для одной и той же лексико-грамматической категории корень - величина переменная, а некорневой остаток основы - постоянная" [Старинин 1963, с.21]. Так, арабские слова ka:tib "пишущий", ja:lis "сидящий", da:hil "входящий" имеют общее грамматическое значение действительного причастия, которое передается одной системой гласных (-a:-i-), а отличаются друг от друга лексическим значением, представленным согласными корня (k-b, j-l-s, d-h-l).

Таким образом, особенность структуры арабского слова состоит в том, что три устойчивых согласных корня перемежаются гласными и согласными звуками некорневого остатка. При этом, лексическое значение передается корневым элементом, а грамматическое -гласными и согласными некорневого элемента.

Это дало возможность исследователям изображать структуру семитского слова при помощи условных символов. Уже более тысячи лет арабские и еврейские грамматисты, а вслед за ними европейские семитологи пользуются формулами для обозначения типов структуры слова той или иной лексико-грамматической категории. Для передачи корневого элемента арабские авторы используют согласные f, I, а европейские семитологи - q.t.l. Л.И. Жирков в 1927 г. в своей грамматике персидского языка дал самое краткое обозначение структуры семитского слова с изображением корневых согласных арабскими цифрами [Жирков 1927]. В 1928 г. Г. Бергштрессер предложил использовать для обозначения корневых согласных букву К (первую букву слова konsonant из лат. consonans "согласный") с цифровым обозначением порядка в корне . Применяется так же обозначение первого, второго и третьего согласных компонентов корня при помощи R (от французского radicale "коренной") с цифровым индексом. Но при любом обозначении корневого элемента, некорневой остаток передается при помощи обычных знаков письма в их прямом звуковом значении. Так, строение имени действующего лица будет иметь формулу fa: il, qa:til, (1)а:(2)і(3), Кіа:КгіКз, Ria:R2iR3- Например, действительные причастия ka:tib "пишущий", ra:sim "рисующий" образованы по одной модели имени действующего лица, при этом лексическое значение выражено различными корневыми согласными (k-b, r-s-m), а единое лексико-грамматическое значение - одинаковым набором гласных некорневого остатка: a:-i.

В данной работе структуры различных глагольных основ будут передаваться схематично: согласные корня будут обозначаться латинской буквой С (от англ. consonant "согласный") с нижним индексом, соответствующим порядковому номеру согласного в корне, а гласные -либо латинской буквой V (от англ. vowel "гласный"), либо, по мере необходимости, обычными графическими знаками, соответствующими прямому звуковому значению этих гласных, что оправдывается их постоянностью.

Все эти структурные формулы отражают самостоятельность корня и некорня в языковом мышлении при их сосуществовании в слове: хотя корень и огласовка не существуют отдельно друг от друга, но обязательно сосуществуют в слове, семитское языковое мышление свободно сочетает корень одного слова с огласовкою другого слова, как бы отрывая друг от друга все, что обобщается [Юшманов 1938, с.23]. Похожее высказывание находим у В.ф. Зодена: "Семитские имена и глаголы образуются из корней, которые нигде в языке не встречаются в чистом виде без каких-либо добавок, но все же представляют реальность для языкового сознания как строительные камни языка" .

В картотеке арабиста Николая Вашкевича собрано более тысячи русских идиом, и все они уходят корнями в «недра» арабского языка

Вы знаете, что такое «тормашки»? Наверняка, не будучи лингвистом, сходу объяснения этому слову вы не найдете. Но когда мы слышим выражение «лететь вверх тормашками», то сразу же можем объяснить все семантические окраски этой идиомы. То же касается и «Сидоровой козы», которая начинает «правильно себя вести», если ее дерут как следует. То есть выражение «драть как Сидорову козу» мы все прекрасно знаем, понимаем его смысл и частенько употребляем в обычной речи. Но вот разъяснить, кто такая эта «Сидорова коза», кто вообще этот «Сидор» и на каком основании он истязает несчастное животное, для нас затруднительно. Надо отметить, что подобных идиом, непонятно откуда взявшихся (на первый взгляд — непонятно откуда!), в русском языке немало. Вспомнить хотя бы такие, к примеру, обороты, как «отставной козы барабанщик», «на хромой козе не подъедешь» (снова коза!), «я на этом деле собаку съел», «так вот где собака зарыта», «олух царя небесного», «у черта на куличках», «сам черт ногу сломит» и многие-многие другие. Список любой из нас может продолжать еще долго. Так откуда же в таком случае «ноги растут»?

Николай Вашкевич (igraduha.ru)

Российский арабист, кандидат филологических наук Николай Вашкевич, известный своими лингвистическими открытиями, сообщает, что в его картотеке собрано более тысячи русских идиом и все они уходят корнями в «недра» арабского языка. Дело в том, говорит ученый, наш русский фразеологизм невозможно перевести буквально на иностранные языки по той причине, что его смысл не складывается из смыслов составных частей, а может быть расшифрован только через арабские корни, поскольку, согласно теории Вашкевича, все непонятное в русском мотивируется через арабский (и наоборот), а все непонятное в других языках объясняется либо через русский, либо через арабский: .

Аят — стих из Корана ( darkpolitricks.com )

«…Любое русское немотивированное слово (обычно это непроизводные слова) или непонятное выражение (практически все идиомы), прочитанное как бы арабскими глазами, проясняет свою мотивированность, — убежден Вашкевич. — Так, акула по-арабски — прожорливая; баран — невинный (отсюда русское выражение — «невинный агнец» (то есть ягненок). — Прим. ред.); бык — рогатый; жаворонок — хлопающий в воздухе крыльями, не летя; сорока — воровка (вот почему в русском языке воровкой называют именно сороку, а не какую-то другую птицу. — Прим. ред.); собака — гончая; страусы — прячущие головы (сложение сатар — «прятать» и руус — «головы»)…

Точно так же немотивированные слова из арабского языка можно объяснить через русский язык: «В частности, все термины ислама в арабском не мотивируются, поскольку они русского происхождения. Ислам буквально означает «покорность», имеется в виду покорность Господу. Этого же корня слово салам («мир») и истаслама («капитулировать»), буквально «просить мира», т. е. говорить «я сломался, сломлен». Сломать (ся) — исконно русский мотивированный военный термин, сравните у Пушкина: «Ура! Мы ломим!». Таким образом, русское слом состоит из приставки с и корня лом , из чего вытекает, что общесемитское слово салам , отмеченное в самых древних семитских языках, русского происхождения».

«Хадж . Так называется паломничество в Мекку. От русского хожение . Сравните «Хожение Никиты Афанасьева за три моря». Наши журналисты в нарушение авторских прав постоянно искажают название исторического документа, называя его «Хождением».

Молитва в Каире. Жан-Леон Жером ( e-ir.info )

Салават («молитвы»). Понятно, что это русское слово славить . Другое арабское слово саббах означает и «молиться», и «славить» (Господа)».

Вообще, русские люди мыслят не буквально, а образами, причем часто абстрактными. Именно поэтому большинство русских идиом типа «Сидоровой козы» и «олуха царя небесного» нам очень понятны. К тому же мы любим емкие фразы, которые могут вместить в себя объемное явление, которое можно было бы описать большим количеством слов. Но, как говорится, краткость — сестра таланта, а русские люди порой не любят объяснять долго, зато любят образные и доходчивые выражения. Проще сказать фразу — и тебя поймут все вокруг. К чему пускаться в пространные рассуждения?

Взять, к примеру, такой популярный фразеологизм, как «заруби себе на носу». Вашкевич «расшифровал» его: в арабском варианте это был вовсе не нос, а «ан янса» — «не забыть». Именно поэтому эту идиому следует переводить как «сделай себе зарубку, не забудь».

А теперь о козах, учитывая, что идиом с «козьими оборотами» в нашей речи очень много. Давайте рассмотрим уже упомянутое выражение «драть как Сидорову козу». Оно обычно означает суровое и беспощадное наказание. А вот пролить свет на «Сидора» и его «жестокость» по отношению к козе поможет арабский словарь. Оказывается, «коза» здесь вовсе не несчастный «питомец», а термин юридический — «приговор», «решение судьи». То есть арабское «када» или «каза» дает жизнь русскому слову «наказание» , а также слову «казуистика» (от латинского casus) — теории искусства применять к отдельным случаям (казусам) общие религиозные, нравственные или юридические принципы, бесспорные по существу, но далеко не всегда поддающиеся непосредственному приложению к отдельным жизненным явлениям. И «Сидор», как пишет в своей книге Вашкевич, тоже отнюдь не имя собственное. Это просто арабский глагол «садар» — «выходить, быть изданным» (о книге, законе, приговоре). Итак, выражение «драть как Сидорову козу» буквально означает «наказывать» без снисходительности, но в точном соответствии с обнародованным приговором».

Абу Зейд обращается к судье Мааррат, 1334 г. ( arab-art.org )

Еще одна идиома, связанная с козой, — «отставной козы барабанщик». Обычно так отзываются о человеке, который не заслуживает внимания, с которым никто не хочет иметь дела из-за его никчемности. Русская классическая этимология объясняет этот фразеологизм таким образом: выражение идет от широко распространенной в старину ярмарочной забавы водить напоказ ручного медведя, которого сопровождал пляшущий мальчик, наряженный козой, и барабанщик, который бил в барабан, аккомпанируя этой пляске. Это и был «козы барабанщик». Но если мы вновь, как и вышеприведенном случае, обратимся к арабским словарям, то поймем, что коза здесь — снова не коза, а «кази» — «судья». Дело в том, что в арабском судопроизводстве наказание исполняется сразу же после вынесения приговора судьей и производится под барабанную дробь. То есть после оглашения вердикта сам судья становится уже не так важен для осужденного, не говоря уже об обычном барабанщике.

Кто-нибудь может объяснить, почему когда говорят о связи русского и арабского языков, не говорят об их связи с санскритом, а когда говорят о связи русского с санскритом, не говорят об их связи с арабским, а про связь арабского с санскритом просто не говорят?

Оригинал взят у blagin_anton в Загадки слова не было и нет. Есть спящее сознание

Коды Р А

Является фактом, что любое русское слово или выражение (идиома), не имеющее мотивации в русском языке, объясняется через арабский язык , его корни.

Арабские немотивированные слова и выражения объясняются через русский язык .

Все немотивированные слова и выражения других языков в конечном счёте восходят к русскому языку или арабскому. И это независимо ни от истории, ни от географии.

При этом нет исключений, этимологии получаются лаконичные, в коридоре аксиоматичности.

Так, сорОка по-арабски означает “воровка”, при том, что никакая птица этим словом в арабском не обозначается.

Таким образом, о заимствованиях говорить не приходится.

В ходе поисков этимологических решений выяснилось, что не народы придумывают себе язык, а язык формирует народы и не только, а всю систему под названием Жизнь .

Оказалось, что слова, которые мы используем для общения, являются в то же время элементами программ, по которым происходит эволюция Жизни от органелл растительных клеток до человеческих сообществ и которые управляют поведением любого биологического объекта, а также и процессами, в том числе физиологическими, социальными и даже стихийными.

В силу действия словесных программ, периодический закон химических элементов, открытый Д. И. Менделеевым, распространяется далеко за пределы химии и охватывает даже этносы, которые распределяются по лингво-этнической таблице подобно химическим элементам, так что имеют место корреляции между первыми и вторыми.

В частности русский этнос соответствует водороду , а арабский - гелию .

Это соответствие прослеживается по номерам, месту в таблице, взаимной структуре и функции.

Русский и арабский языки образуют единую лингвистическую систему , которая является ядром всех языков , и подобно Солнцу, состоящему из водорода и гелия, и дающему физический свет, образует “солнце семантическое” , дающее нефизический свет, позволяющий различать вещи духовного мира и раскрывать все тайны Мироздания.

Об этом вам расскажут в подробностях материалы сайта Н.Н.Вашкевича, арабиста, кандидат философских наук и военного переводчика: http://nnvashkevich.narod.ru/ .

Некоторые примеры, которые меня лично сильно удивили:

" ... Вы знаете, что рыба для евреев — сакральная еда? А Вы знаете, что правила кашрута запрещают есть рыбу, если она не имеет чешуи, например, угря? А Вы знаете, почему это происходит? Конечно, Вы не знаете, потому что этого не знает никто. Даже евреи! Ни один из них не знает этого. А не знает этого никто, потому что пренебрегают и русским языком, и арабским. Вы знаете, что по-арабски означает русское слово "рыба"? Нет, не знаете? Так я Вам скажу. По-арабски это "ссудный процент". А как чешуя по-арабски называется, тоже не знаете? Так я Вам скажу: флу:с (فلوس). Это же слово означает "деньги". Если Вы не догадались, в чём дело, в чём здесь фишка, то и это я Вам скажу. Смысл этого запрета простой: там, где денег нет, еврею делать нечего. А откуда в арабском это слово "фулюс" (чешуя) тоже не знаете? Так я вам скажу. От русского слова "плющить". Деньги так делались, чеканкой... "

"...Арабское слово أراضي "ара:ды "земли", откуда еврейское — арец "земля", в арабском нельзя объяснить. Потому что оно происходит от русского "роды". Ведь земля родит, и мы собираем урожай, то, что уродилось. А вот русское слово "земля" в русском нельзя объяснить. Потому что оно происходит от арабского корня زمل = حمل ЗМЛ=ХМЛ "нести, быть беременным".
Что из этого вытекает? А то, что еврейское слово арец "земля" в конечном счете происходит от русского языка..."

"... Термин диалектика и древние, и современные философы понимают как “спор”, как слово, родственное греческому диалог, мол, первоначально искусство ведения беседы. На самом деле единственный философ из всей философской армии, кто понимал этот термин правильно, был Платон. Он учил, что диалектика есть разложение сложного . Именно это значение и имеет термин, если читать его по-арабски и справа налево: КТ ХЛИТ. Тысячи философов не вняли учителю. Нам особенно не повезло. Нас просто замордовали этим термином... "