ЧТЕНИЕ

ЗАПИСКИ АНТИВИРУСА

Хатуна

Всем привет! Я – Вахо по кличке Антивирус. Просматривая в Интернете чужие блоги, решил начать свой. Не знаю, как выйдет, но там разберёмся.

Где-то попалось мне изречение «Жизнь самого неинтересного человека по-своему интересна». Вот и будет случай это проверить.

Начну для приличия с биографии. 1970 года рождения, тбилисец, отец – грузин, мать русская, школа, институт – полный комплект, как у многих. 16 лет без официальной работы. Несколько лет перебиваюсь сантехникой компов: переустанавливаю винду, вставляю драйверы и антивирусы, чищу кейсы и т.д. Хожу из дома в дом по вызову и, стуча по клаве, наблюдаю жизнь разных типов на манер видеокамеры. Прикольные бывают штуки, скажу я вам.

Начать писать меня подтолкнула Хатуна, моя клиентка. Это потом мы с ней скентовались, а до того попал я к ней на общих основаниях, а значит, по объявлению. Мой мобильник принял вызов и через некоторое время я сбивал костяшки пальцев о её некрашеную дверь, т. к. звонка не наблюдалось. (Уже ясно, что клиенты мои – «труждающие и обременённые».)

Открыла мне дверь высокая приятная женщина. Рядом крутились две девочки: одна школьница, другая ещё меньше.

Шагнул я прямо в брошенный на полдороге ремонт, потом под Хатунин поток извинений оказался в единственной жилой комнате 3х5. Тут тебе и спальня, и кабинет, и столовая. В углу торчал старый комп с громоздким монитором. Напротив вся стенка увешана бумажными иконками. Перед ними горящая лампада. Я сразу смекнул: раз лампада, значит, состав церковный, а не просто свечки жгут на «чтобы повезло».

Начал я с компом разбираться. Слышу, как Хатуна шёпотом дочку в магазин посылает:

– Возьми на запись пирожные и кофе. Неудобно, он первый раз у нас в доме.

Через 10 минут около меня красовалась тройка эклеров. Что тут скажешь, уже ясно: хозяйка малость с приветом. Сейчас даже маляров на ремонте мало кто кормит - лишняя возня, а про таких, как я, и вовсе речи нет.

Возился я долго: машина – старьё, одно мученье.

Хатуна сочувственно вздыхала мне в затылок:

– Я понимаю, очень старый, но на новый никак не соберу...

Я молча клацал по кнопкам, злясь на весь свет и чувствуя, что застрял здесь надолго.

– ...Нам этот компьютер Шеварднадзе подарил.

Я повернулся к ней всем корпусом:

– Сам лично?

– Представьте себе, – подтвердила Хатуна, – молюсь за него, как за благодетеля.

Я невежливо хмыкнул, просто не смог сдержаться. Вся Грузия при этом имени плюётся, а эта блаженная молится. Наверное, от нищеты крыша едет.

Хатуна безо всяких оскорблённых стоек продолжала:

– Всё, что нужно, само приходит. Мне очень нужен был компьютер для моих девочек. На репетиторов у меня денег нет, на книги тоже. Одно спасение – Интернет.

У моей старшей в школе была выставка её рисунков. Она и правда прекрасно рисует. В школу пришла какая-то светская комиссия во главе с Шеварднадзе. Посмотрели её рисунки и дали первое место с призом – компьютером.

– И всё у вас в жизни так ловко выходит? – подъязвил я.

Хатуна и на этот подкол не среагировала. Ответила без всякой напряги:

– Я же говорю: всё, что действительно надо... Я когда мужа похоронила и осталась одна с двумя дочками, думала, с ума сойду. Как видите, не сошла, даже наоборот. У меня много планов на будущее. Вот хочу в мэрии кредит взять и маленький магазинчик открыть.

– И чем торговать будете? – я пытался скрыть свою иронию, но голос выдавал. Нет, положительно эта женщина меня с ума сведёт. Ведь торговля – дело тонкое.

– Мамао («отче, духовный отец» (груз.). – М. С.) благословил сигареты и жвачки – самое ходовое. Другое здесь не пойдёт. На улице и так три магазина. Только сказал, чтоб молилась за каждого покупателя.

Я заткнулся. Представил себе, какая это морока – молиться за каждого. Я бы точно не потянул, без того нервы ниже нуля...

Короче, разговорились мы с ней о том о сём. Много чего она мне рассказала. Слушал я и балдел про себя. Нет, не про то, как получаешь нужное из разных рук, – такое со всяким бывает. Тут в другом фишка. Как ей удаётся такой настрой годами сохранять?

Ведь был и я когда-то человеком. Тоже мамао имел, на службы ходил. Сперва на крыльях летал, потом (даже сам не заметил, когда именно) потух и бросил всё это. А всё из-за осуждения. Да это дело прошлое...

По словам Хатуны вырисовывалась такая картина маслом.

В начале 90-х годов она увлекалась политикой, бегала по митингам, искала своё место в национальной идее. Потом, как и все, мужественно переживала ледниковый период в Грузии. (Как такое забудешь, сам шишки в парке собирал – на дрова денег не было.) Поздно вышла замуж за своего свана. Хатуна и сама сванка, другого в мужьях и представить себе не могла (вот они, стереотипы, что с людьми делают).

Её Нукри оказался совершенно дремучим типом. Только и знал: сколько настоящий грузин в день литров вина должен выпить и сколько это будет в водочном эквиваленте. Да ещё пару подобных истин. В голодные 90-е годы жили тем, что продавали барахло из дома. Работать Нукри не шёл и жену, разумеется, не пускал. Хатуне только оставалось втихую плакать у икон. Разводиться она не собиралась, ругаться с двухметровым амбалом тоже – себе дороже.

Вот с такого кислого старта началась её цепочка чудес, переросшая в уверенность, что каждая встреча неслучайна и всё необходимое само придёт. Таким же макаром сам собой в её жизни мамао Михаил нарисовался, а потом и нужные духовные книги, квартиранты на одну комнату (это всё уже после смерти мужа было) и т. д.

Меня поставь в такую ситуацию – муж из 17-го века, безденежье, – я бы до поножовщины дошёл, а Хатуна, извините за затёртое, духовно воскресла.

Расставались мы на такой ноте:

– Вахо, вы на свою жизнь повнимательней посмотрите – удивительные вещи увидите в себе самом и вокруг...

Свои 20 лари я не взял, хоть она мне и пыталась их всучить. Дело в том, что верующих я видел пачками, а Хатуна – эксклюзив.

Короче, решил после этого записывать, если что будет интересное...

Радость одна на всех

Кажется, это было так...

– Эй, Вахо, постой!

Я уже заходил в подъезд, но оглянулся на крик. Смотрю, у скамейки дядя Вася, сосед мой, маячит и рукой меня подзывает.

Я подошёл. Видок у него был ещё тот: рубашка непонятного цвета, седые волосы с одной стороны дыбом стоят, а с другой будто корова лизнула. Ну, и всё прочее соответственно. Как тётя Шура умерла – всё, покатился старик.

– Просьба у меня к тебе, – начал дядя Вася после обмена приветствиями. – Завтра Пасха. Покрась мне три яичка луком, чтоб коричневые были. Соседи у нас в корпусе почти все новые. Не хочу их дёргать. А ты свой, на моих глазах вырос, знаю, не откажешь.

– Зачем коричневые? – не понял я. – Что, война, что ли? Мама в хендро (корни растения, которые при варке дают красный цвет. – М.С.) красит. Выходят ярко-красные, как в рекламе.

Руки у старика затряслись от нервов. Паркинсон у него уже лет 10.

– Да ты не тарахти! «Рекла-ама», – передразнил он меня. – Я же тебе говорю русским языком: мне коричневые яйца надо. Для меня цвет – главное. Я Нино помянуть хочу.

«Ясно, – соображаю, – откуда ветер дует. Наверно, любовница его». Как моя мать говорит: голодной куме всё хлеб на уме. И я подмигнул ему, стараясь не выходить из рамок приличия:

– Что, дядь Вась, не терялись вы в своё время на женском фронте, а?

– Тьфу ты, – разозлился старик. – Я ему про Ивана, а он про болвана.

– Всё, всё, молчу, – я тормознул. – Будут вам коричневые яйца. Нет проблем, – и пошёл ва-банк: – А что за Нино, если не секрет?

Дядя Вася смягчился:

– Это ещё на фронте было. В 44-м воевала моя часть на Украине. И вот как-то весной смотрю: наша связистка Нино три яичка в котелке в луковой шелухе варит. Удивился я. «Чего, – говорю, – ты тут делаешь?» «Сегодня Пасха, – отвечает, а сама вся сияет. – Вчера хотела покрасить, да не вышло».

Она тем временем выудила одно яичко, подала мне ещё горячее в тряпке и говорит: «Кристе ахсдга!» «Чего-чего?» – не понял я. Тогда я эти слова впервые услышал. Вот уж не думал не гадал, что после войны в Грузии осяду и буду слышать их каждый год.

А Нино мне со смехом переводит: «Христос воскрес!» «Тише, – струхнул я за неё. – Вот политрук покажет тебе, кто воскрес». Она лишь рукой махнула: «Пускай, – говорит, – слышит. Сегодня день такой!»

– Красивая была? – поинтересовался я.

Дядя Вася помедлил, пожевал губами, оценивая, потом выдал:

– Обыкновенная. Из себя невысокая, глаза задумчивые.

Старик поднял на меня подслеповатые глаза в красных прожилках и глухо закончил:

– В тот день её немецкий снайпер застрелил.

Я закашлялся. Что называется, «не ждали».

Дядя Вася помолчал немного, потом сказал:

– Этой ночью видел её во сне, как тебя сейчас. Будто стоит передо мной и коричневое яйцо мне протягивает. И я ей точно такое же даю и слова ответные говорю: «Воистину воскресе!»

Он исподлобья глянул на меня и заключил совсем уж не вяжущимся:

– Умру я в этом году, Вахо, вот помяни моё слово. И так уж зажился.

– Да что вы, дядя Вася, – стал я его успокаивать. – Живите сто лет.

– Что я, ворона, что ли? – он только криво усмехнулся.

– Вы мир от фашизма спасли, – сказал я немного картинно. Более умного на тот момент в голову не пришло.

– Спас, ну да, конечно, – иронично отозвался дядя Вася. – Вон на днях Лаша, Нугзара сын, болтал что-то с пацанами по-английски во дворе. Я ему сказал: «Ты хоть знаешь, кто Вторую Мировую выиграл?» Он эти... проволоки из ушей вынул, сперва не понял. Потом лоб наморщил и говорит: «Американцы, кажется, а что?»

– Ну, каково, а? – дядя Вася хлопнул себя кулаком по колену. – Это чему ж их в школе учат, Вахо?

– Да нормально их учат, – говорю я. – Просто этот лоботряс и на уроках в наушниках сидит, понятия не имеет, что там учительница говорит. Что с них взять? Американское поколение. Дальше своего фейсбука мозги не работают.

Дядя Вася искоса поглядел на меня, глубоко, как конь на водопое, вздохнул и закруглил общение:

– В общем, нет у меня слов, нет слов! – и зашаркал к подъезду.

«Нет слов» – это потому что на нынешнее время у дяди Васи заслуженный большой зуб. По политическим убеждениям он слепо стоит за Путина (Медведева вообще не воспринимает). Причём руководствуется своей железной логикой: «На 9 мая Путин на Красной площади парад сделал, а Саакашвили что? 100 лари в зубы, которых нет, и чахлый венок на могилу солдата?»

А то, что на эту самую Красную площадь его, русского, без визы не пускают, – это вообще кровоточащая рана, но боль эту он носит в себе, не афиширует.

И вот смотрел я на эту сгорбленную удаляющуюся спину, и такое зло меня взяло, что просто слов нет.

Побежал я к себе наверх и сходу набил сообщение на личный сайт Саакашвили: «Миша, будь человеком, верни ветеранам льготы на свет и газ! История не простит!» И подписался полным ФИО.

Отправил и задумался: что этим изменишь? Да в принципе, ничего. Васе самому уже эти льготы до фени, он как лунатик ходит. Ему нечто другое нужно.

Но я должен был что-то сделать. Душа горела...

Сегодня бежал я по лестнице на вызов, Нугзар меня тормознул:

– Слыхал новость? Фронтовик-то наш, дядя Вася... всё, вошёл в историю.

И видя, как я туго соображаю, дополнил:

– Скончался сегодня утром.

Я чуть не поскользнулся на крутых лестницах, только и сказал:

Наверняка теперь дядя Вася в светлом месте, там, где визовый режим и льготы на коммуналку без надобности, а только одна постоянная радость. Потому что для всех «Христос воскресе».

Поездка в Бари

Пришёл я вчера домой, а мать мне, психуя, докладывает:

– Вампириха твоя из Италии приехала. Просила зайти.

Не любит она Бэлу – мою однокурсницу, просто на дух не переваривает. Вампирихой её прозвала за то, что она по часу со мной на телефоне висит – душу изливает.

Бэла – своя в доску типша, доброты в ней, как полноты, хоть отбавляй – 150 или 170 кг будет. И от того, и от другого она в вечном томлении. Лишний вес мобильность снижает, а доброта – все вокруг проехаться норовят. При таком раскладе причин для жалоб на жизнь бывает выше крыши. Бэла убеждённая атеистка – и в то же время постоянно требует от Господа Бога отчёта: почему, мол, этот мир так плохо устроен? Само собой, связь с Небом у неё не налажена и претензии всегда остаются без ответа. Вот потому и нервы у подруги моей ниже нуля и волны депрессии её захлёстывают. В такие моменты, а это бывает частенько, Бэла хватает телефон и звонит мне.

Помню, два года назад позвонила и давай на подругу Лину жаловаться, которая её «кинула на деньги» (долг не вернула) и с каким-то парнем в Италию укатила:

– И везёт же этой негодяйке! Как везёт! Такого мужика отхватила!

Мужики для Бэлы – больная тема. Сколько экспериментов было, а толку – ноль. Всё альфонсы попадаются.

Из трубки тем временем доносились хлюпающие звуки:

– Вахо-о... Я тебя как брата прошу, найди мне кого-нибудь. Ты же в церковь ходишь, может, там какой-нибудь тип подвернётся.

Я мысленно перебрал «типов» и представил рядом Бэлу. Мозаика однозначно не складывалась.

– Там глухой номер. Во-первых, мужиков мало, да плюс все нормальные давно разобраны.

– Вахо, ну придумай что-нибудь, – гнула своё Бэла. – Когда там у вас общий сбор?

Я понял, что от неё так просто не отвяжешься, и сказал нехотя:

– Соборование в этот четверг. Будет куча народу.

Хлюпанье тут же прекратилось.

– А это что? – заинтересовалась Бэла.

– Прощаются невольные и забытые грехи, – бормотнул я скороговоркой.

– Подходит! – загорелась Бэла. – Иду!

– Ты ж неверующая, – говорю.

– Да иди ты! Очень даже верующая. Лишь бы толк был. Ты на себя посмотри. То ходишь в церковь, то сачкуешь.

Я молчал. Крыть было нечем.

– Лучше скажи, кто там из святых помогает замуж выйти хорошо.

– Вроде Николай Чудотворец, – сказал я первое, что пришло на ум.

– Я буду работать в этом направлении! – трубка чмокнула от восторга.

Тогда ни я, ни она не представляли, во что выльется это её «направление».

В церковь Бэла явилась без опоздания, вооружённая каким-то бедуинским покрывалом с верблюдами, и объявила мне вместо приветствия:

– Это чтоб бабки не цеплялись.

И сразу взяла быка за рога:

– Так. Где тут клиенты?

Народу уже собралось порядочно, в основном новые лица. Пустил кто-то слух, будто соборование для здоровья хорошо. Вот и повалил народ семьями, с грудными детьми. Благо платить обязаловки нет – сколько дашь.

Бэла оглядела критически поле деятельности:

– Да, негусто... – и сразу подвела безнадёжный итог: – На сто баб один прораб.

Но тут же наметила объект:

– Вахо, тот лысый справа – чем дышит?

– Оставь его, пьёт часто. Теперь тсс: уже Евангелие читают.

Бэла зажгла метровую канделябру и нацепила на свои обесцвеченные кудри полотно с верблюдами. Через пять минут из-под её маскировки донёсся шёпот:

– А тот, впереди, борода как у неандертальца?

– Его не тронь, – зашипел я углом рта. – В монахи готовится.

– Серьёзно, что ли? – и тут же «диагноз» поставила: – Мне с поехавшей крышей не надо.

Тут к ней поворачивается впереди стоящая Ольга и шамкает, грозно вращая глазами:

– У-у, блудница вавилонская! Давай уматывай отсюда! Совсем стыд потеряли... Уже в церкви клеются...

Какое-то время мы не общались. Потом Бэла первая позвонила. Восторг бил фонтаном из трубки:

– Вахо, поздравь меня, я к лютеранам втёрлась!

Я будто лимоном подавился.

– Зачем тебе это? Опять варианты ищешь?

– Ты совсем от жизни отстал! – Бэла прямо соловьём заливается. – Я гигантское дело пробила. Теперь мою дочку, если воскресную школу не пропускать, в Германию бесплатно пошлют. Я там ещё в дьякониссы пролезла.

– Куда?! – окосел я. Чего-чего, а такой прыти точно не ожидал.

– Уши прочисти! В дьякониссы. Обо мне в их церковном вестнике написали. Известная личность я теперь. Усёк, Вахо?

– А с дьяконисс ты что будешь иметь?

– Всё просчитано, Вахунхула. Для особо почётных прихожан у них богадельня имеется и пайки дают приличные. Я уже всё продумала. Дочку в Германию пошлю задарма, за это время она как раз немецкий подучит в этой воскресной школе. Она замуж выскочит. А у меня, на худой конец, будет там своя тёплая гавань на старости лет в их богадельне. Так, на всякий случай. Ну что? Всё гениальное просто! – торжествующе заключила Бэла свой бизнес-план с лютеранским уклоном. А потом ещё и подвела неожиданный итог: – Это мне Николай Чудотворец помогает.

Я невольно возмутился:

– Тебе? Николай Чудотворец?! Ну, знаешь, всему есть свой предел.

На том конце последовал взрыв возмущения:

– Уж не вы ли, ортодоксы, везде свои рамки устанавливаете?..

(«Ого, уже лютеране потрудились», – отметил я про себя.)

– Ишь, оборзели вконец, – понесла Бэла в своём обычном тоне, – уже на святых монополию объявили. Кто болтал, что ему даже мусульмане молятся и всё, что надо, он исполняет? А я что, рыжая, что ли?

Я стал в тупик и заткнулся. Бэла тоже слегка поутихла:

– Цель у меня, понимаешь, Вахо. Из долбанного Тбилиси вырваться. А то совсем я здесь загнила... – в её голосе послышались лирические нотки. – Опять же, мечта у меня. Жить в Германии или Италии, иметь свою ферму с розовым забором и свинюшек разводить. Свои цветы сажать...

– Заведи всё это здесь. Подумаешь, мечта.

– О, что ты понимаешь. То Европа, а это Грузия. Одно слово чего стоит. В лом мне всё здесь, понял? Потому и прусь я к этим лютеранам каждое воскресение в 9 утра, как на работу, и уукаю.

– Чего делаешь?

– Уукаю. Там поют какие-то гимны, а я подвываю – фон создаю. Там активность надо проявлять, а то попрут.

В общем, поговорили мы так, распрощались. Через некоторое время произошло нечто такое, что и я в заступничество святителя поверил.

– Вахо, ты там стоишь? – звонит Бэла через неделю. – Ты сядь, сядь. А то рухнешь.

Я сел, так как понял, что предстоит длинный пересказ последних новостей.

– Мне Линка из Италии звонила, – выпалила Бэла и замолчала, наслаждаясь эффектом.

– Чё хотела?

– Извинялась и в трубку ревела. Чуть, говорит, в Италии в ящик не сыграла. И от страха Богу клятву дала, что мне деньги вернёт. Потому и звонила.

– Ну, тогда с тебя бутылка, – говорю.

– Это ещё что! – Бэла приберегла основой шок напоследок. – Она ведь знает мою головную боль. Обещала мне там жениха найти. «На наших баб там большой спрос», – говорит. Ну, как, Вахо, не зря я свечки ставлю?

– И правда найдёт? – не поверил я таким совпадениям.

– Сердцем чувствую, найдёт! – Бэла дышала в трубку, как лошадь на финишной прямой. – Я ей уже и свою фотку на фоне соседской крутой мебели выслала, чтоб марку поднять...

Через месяц Бэла позвала меня «на шампанское» и гордо выложила на стол итальянскую визу от какого-то пенсионера Джованни.

– А где живёт твой суженый? – поинтересовался я, листая формуляр.

– На «Б» городишко какой-то, – безразлично дёрнула могучим плечом Бэла. – Да мне плевать. Тут главное, он деньги на дорогу уже выслал.

Тем временем я нашёл точный адрес и не поверил глазам. Там значилось: Бари.

– Э-э, ты что замер? – встревожилась без пяти минут невеста. – Жуткая дыра, да?

– Там рака с мощами святого Николая.

Бэла восприняла это как само собой разумеющееся.

– Ну как, утёрся, монополист православный?

Я напрягал своё серое вещество, пытаясь осознать такие фантастические совпадения. Потом спохватился:

– Марику ты куда денешь?

(Марика – это Бэлина дочка-двенадцатилетка.)

– Всё схвачено, Вахо! Её Гоча везёт в Хони, к своей третьей жене.

(А Гоча – это Бэлин четвёртый гражданский муж.)

– А ему эта обуза зачем?

– Я ему отцовский парашют обещала. Лет двадцать назад отец его из аэропорта потихоньку вынес. В подвале у меня гнил.

Я взвыл от таких переключений:

– Зачем ему, шофёру, дохлый парашют?

– Да ни к чему. Для понта. Я ему сказала: «Ни у кого в Грузии личного парашюта нет, даже у президента, а у тебя будет». Вот он и клюнул. Обещал: «За Марикой как за царицей Тамарой будут смотреть».

Весть о том, что Бэла с Плеханова-94 едет в Бари, быстро облетела общих знакомых и соседей. Было удивление с нескрываемой завистью:

– На ней печати негде ставить, а такое счастье. Тут люди как монахи живут и во Мцхета лишний раз не могут съездить – денег нет, а этой (нелестный отзыв) всё как на заказ! – ораторствовала Бэлина заклятая врагиня Этери во дворе.

Свечей ей нанесли – кучу. И у всех одна просьба:

– Зажги там Николаю Чудотворцу за нас!

Короче говоря, Бэла за месяц вызубрила от корки до корки итальянский разговорник и отбыла в Италию устраивать свою личную жизнь.

Вот такая была предыстория.

Узнав, что моя боевая подруга уже на родине предков, я бросил все дела и помчался к ней.

Бэла встретила меня в своей крошечной балконной кухне. На подоконнике по ту сторону окна виднелся её «огород» в старых кастрюлях – лук, укроп и жёлтая роза.

Покорительница Италии явно сбросила 20 кило.

– Вау, ты классно выглядишь, – успел я вставить, пока на меня сыпался град поцелуев вперемежку со слезами. – Когда свадьба?

Я тут же был отпихнут из объятий на колченогую табуретку и услышал:

– Не будет никакой свадьбы. Я вернулась домой, Вахо. Понимаешь? Домой! Хочешь верь, хочешь нет, я когда из аэропорта нашего вышла, бухнулась на колени и наш заплёванный асфальт поцеловала.

– Неужели тебе там было так отвратно?

– Как тебе сказать, – Бэла задумалась, пытаясь поточнее сформулировать свои мысли. – Джованни ничего мужик. Конечно, и хуже бывает. И понравилась я ему, и замуж меня звал. Официально, всё честь по чести. Я там изощрялась, грузинскую кухню ему готовила. Сациви, чахохбили, хачапури аджарские пекла. Он чуть тарелку следом не съедал. Короче, всё тип-топ. Сам, правда, жмот редкий. Меня кактусами кормил, на постном масле поджаренными. К спагетти, говорит, очень подходит. А сам бекон наворачивал. Но не в этом дело. После Гочи-афериста меня вообще ничем не удивишь. Смогла бы я и с Джованни поладить.

– Что, итальянцы не понравились?

– Не, – вздохнула Бэла, – макаронники вроде наших грузин. Такие же шумные и шикануть любят. На всю Италию только Джованни экстражмот. Его же братья мне кучу подарков надарили. Нормально всё. Пожила я там и поняла: хоть и хорошо там у них, а не моё это. Не буду я там счастлива. Кстати, была я у Николая Чудотворца, поклонилась ему. Свечки ваши в той церкви оставила. У католиков их перед иконами не жгут – наверное, пожарная безопасность или ещё чего. Не принято, короче. Постояла я там у мощей и сама себе говорю: «Неужели святой Николай сюда меня привёл, чтоб я поняла, где моё счастье?»

– И где же оно, Бэл? Колись!

– Вот оно, – она повела рукой на маленький дворик за окном с бельём на верёвках и краном 19-го века, по бокам заросшим мхом.

– Всё, что мне в жизни надо, – это дочь Марика, мой садик с луком, пыльный воздух Тбилиси, Мтацминда с телебашней, мои друзья и, конечно, ты, Вахо!

Что говорить, тут и меня прошибло:

Бэл, я всегда знал, что у тебя золотое сердце.

Да иди ты! - она пихнула меня округлым локтем в бок и, отвернувшись, заплакала от избытка чувств...

Мария САРАДЖИШВИЛИ
г. Тбилиси, 2011-2012 гг.

Этот день запомнился еще и тихой паникой - ночью отключили газ. Тогда только об этом все и говорили.

Для Елены этот день остался в памяти еще одним грустным событием. Ночью парализовало ее мать. Так началось для Елены ее многолетнее вынужденное «сидение» на безлюдной горе без света и воды, с больными родителями и козами, как основой натурального хозяйства.

Только ты сможешь привести священника и врача, - говорила измученная бессонной ночью Елена приунывшей Варваре. - Кроме тебя никто не знает дороги на эту верхотуру. Вот, держи записку для отца Игоря. Я буду молиться, чтоб у тебя все получилось…

Когда к машине врача вышел отец Вячеслав в рясе, с крестом и служебником, это было полной неожиданностью для Варвары, поскольку с просьбой о совершении Таинства она обратилась к более молодому священнику. Потом, правда, выяснилась причина такой замены. «Когда речь зашла о том, кому ехать, один стал ссылаться на недомогание, другой на головную боль, а я оказался самый здоровый», - улыбаясь, объяснил отец Вячеслав на обратном пути («самому здоровому» тогда было не менее 65-ти лет, и под внешним спокойствием он успешно скрывал мучившие его сердечные и желудочные боли).

Начался дождь. Выехав из города, машина затормозила перед грунтовой дорогой - грязевым месивом из глины и камней.

Отец Вячеслав не стал спорить и пошел вперед под дождем, прижимая одной рукой к груди крест со служебником, а другой - придерживая края рясы. Только спросил у Варвары:

Далеко ли идти?

Отсюда третья гора. Вон ее вершина в тумане, - замявшись, ответила Варвара. Конечно, ей-то хорошо: у нее и сапоги, и плащ-палатка есть. Ливень ей не страшен. А этому человеку каково?

Отец Вячеслав от Варвариного дождевика отказался и пошел, утопая по колено в грязи, по дороге.

Каково это - идти полтора часа рядом и смотреть, как у человека, идущего рядом с тобой, легкие туфли вязнут в глинистой жиже, а ряса медленно темнеет, впитывая в себя дождевые струи?

Может, я сбегаю туда и назад, вам сапоги и дядиколин ватник принесу? - порывисто спросила Варвара.

Отец Вячеслав отмахнулся.

Не надо никуда бегать. Идем, если не устала.

Через час он, даже не передохнув от резкого подъема, уже читал молитву перед Причастием. Затем, отмахнувшись от предложенных денег, пошел вниз.

Пока ехали назад, отец Вячеслав всю дорогу поучительно рассказывал Варваре и врачу-водителю о мудрости царя Соломона, о верности молитвенному правилу. (Сам он, не будучи монахом, ни на минуту не расставался с потертыми четками).

…А у парализованной причастницы после приобщения Святых Тайн началось постепенное восстановление речи и двигательных функций.

Через год отец Вячеслав снова поднялся к Елене на гору причастить болящую. Погода в этот день была солнечная, торопиться было некуда. Отец Вячеслав задержался ненадолго и рассказал такую историю:

Я был тогда чтецом и работал на 31-ом заводе радиосборщиком. Стали меня на работе слегка прижимать из-за пропусков во время церковных праздников. Тогда передо мной возник вопрос: как жить дальше? Остаться на заводе или посвятить себя Церкви?

И как бы в ответ на это настоятель предложил рукоположить меня в священники. Я колебался. Был у меня в то время друг, которого я считал очень близким и вел с ним разговоры на духовные темы. Как-то он поделился со мной тем, что тайно был посвящен в дьяконы.

Потом позвали меня к патриарху Ефрему, чтобы решить вопрос о моем священстве. Я стал предлагать вместо себя моего друга, как более достойного. Патриарх ответил: «Пока я жив, на него рук не возложу». Сначала мне была непонятна причина отказа, а потом все выяснилось.

Спустя какое-то время вызывают меня на заводе в партком и показывают донос, в котором написано, будто я рассказывал о военных тайнах завода (что и было на самом деле). А за всем этим подпись… моего друга-дьякона.

Что со мной стало, я и описать не могу. Если бы кто-то другой, мне бы не было так больно.

Парторг и говорит мне:

Тебе за это светит 5 лет, но мы не дадим делу ход. Ведь ты у нас столько лет отлично работаешь. Ты лучше подумай, стоит от нас уходить или нет…

В общем, по милости Божьей, всё обошлось. Но дело не в этом. Я чувствовал огромное смущение из-за того, что произошло. В голове не укладывалось это предательство. Как же, думаю, в церковь ходить, когда там такие люди? И решил для себя, что ноги моей там больше не будет. А внутренний голос как-бы говорит: «Сходи сегодня в последний раз, а дальше уж ходить не будешь».

Пришел я в Александро-Невский собор на службу, а там тогда отец Андроник был, известный своей прозорливостью и мудростью. Подошел я к нему, не выдержал и сказал о том, что меня мучило. А он только воздел руки к Распятию и воскликнул:

Прости нас, Господи, ведь ради меня грешного, ради него, - кивнул в мою сторону, - Ты пролил свою Пречистую кровь.

У меня с глаз как будто какая пелена спала. Сразу стало необыкновенно легко. И ни малейшей обиды на моего друга.

Потом, во время вечерни, он подошел ко мне и говорит: «Ты меня, брат, прости!» И рассказал, что его толкнуло на донос, почему он хотел вместо меня священником стать. «У тебя, - говорит, - в руках специальность, а у меня ничего. Чем мне семью кормить?» Ну, простил я его, конечно. Вскоре меня в священники рукоположили, а потом и моего друга тоже.

Всё это я потому вам рассказываю, чтобы вас ничто не могло оттолкнуть от Церкви. Что бы не увидели, не смущайтесь, продолжайте ходить, потому что там благодать, - закончил отец Вячеслав и взглянул на Варвару.

Варвара, не выдержав его взгляда, отвела глаза. Как раз на днях она с пеной у рта твердила Елене, что нет ей смысла ходить в церковь, ведь ничего в ней самой духовно от этого не меняется, и в церкви не нашла она того, что искала - сплоченного братства верующих. Елена, как всегда, возражала и цитировала святых отцов.

Потом еще был один случай. Как-то Варвара стояла в очереди исповедников, поджидала любого священника, чтобы передать записку на сорокоуст. Отец Вячеслав как раз исповедовал. Стоящая у аналоя женщина что-то тихо говорила ему. Неожиданно до Варвары долетели слова:

А еще, батюшка, так устаю, что вечернее правило лежа читаю. Позволяю себе маленький комфорт...

«Мы с Тамарой ходим парой, - усмехнулась Варвара про себя. - Она еще молодец, хоть лежа читает, а я...»

Отец Вячеслав окинул взглядом очередь исповедников, чуть задержался на Варваре (а может, это только показалось себялюбице) и сказал громко:

Вы, наверное, в Царство Небесное на такси хотите доехать? А там в ворота постучите и скажите: «Открывай, Господи, я приехала!» Запомните, комфортно спастись невозможно. Понуждайте себя читать правило стоя, ну, в крайнем случае, сидя. Лежа парализованные читают.

И накрыл исповедницу епитрахилью...

Но все-таки Варвара никак от сомнений избавиться не могла. Нерешенных проблем - выше головы. И все они - мирового порядка, никак не меньше. Как-то на горе, после очередного Причастия, когда отец Вячеслав уже снимал поручи, а Елена вышла за молоком, Варвара, улучив момент, подошла к батюшке и выпалила свой риторический вопрос-обличение:

Отец Вячеслав! Что же творится такое?! Куда катится Церковь?! В ней совсем нет любви, одно разобщение. Надо принимать какие-то срочные меры!

Батюшка нисколько не смутился, только попросил уточнить, какие конкретно у Варвары претензии к глобальному Православию.

Та зачастила, нервничая и слегка заикаясь:

Во-первых, ну, это, как его... нет адресной базы прихожан. Никто никому не нужен. Тут контроль надо ввести, чтобы люди строго сдавали 10 процентов от заработка в «общак», а из этих денег помогать, кому надо, у кого есть проблемы. Вот у баптистов, например...

В ответ лаконично и емко прозвучало:

Я не баптист и не протестант, чтобы бегать, составлять какие-то списки, агитировать. Нашей Церковью Сам Господь управляет. Кого надо, Сам и приводит. Вот скажи, - он обратился к вошедшей с пластмассовой бутылкой молока Елене, - разве кто-то специально звал тебя в Церковь, назначал время, приемный день?

Елена покачала головой. Варвара задумалась. Действительно, никто ей пригласительный билет, как на «елку» в детстве, не вручал. Все произошло само собой, без ознакомительных брошюр, которые так любят впихивать на улице иеговисты.

И отец Вячеслав удовлетворенно поставил точку на ее «правокачаниях»:

Ты уж поверь мне, я разговаривал с разными людьми, которые во главе стоят. Наша Церковь никуда не катится, а идет куда надо.

Он уже взялся было за ручку двери, но остановился - благословить Елену, подошедшую со сложенными руками, и мягко сказал ей:

Ты не скорби, что Господь тебя здесь, в этой глуши, запер, что работы невпроворот и что руки свои инженерные ты в крестьянские превратила. Всё это необходимо для спасения души. А вместе с тобой и вот она, - он кивнул на Варвару, не подошедшую под благословение, а стоявшую в сторонке, - тоже спасается. И кто знает, от каких грехов себя уберегает...

Потом попрощался и пошел к машине Бичико.

Елена со слезами перекрестилась на бумажный образ Спаса Нерукотворного.

Господи, продли жизнь отцу Вячеславу ради нас, грешных!

Варвара не поняла и спросила:

Ты о чем? Он же в прекрасной форме, вон, улыбается, прямо светится весь.

У него рак желудка, - тихо ответила Елена, занятая своими мыслями. - Это все знают.

Как же он служит?

Как видишь, никому не отказывает. Каждый шаг ему с трудом дается. Просто виду не показывает. А ты еще полезла к нему со своими бреднями...

… Варваре посчастливилось видеть отца Варсонофия за неделю до его отхода ко Господу.

Не могли бы вы рассказать поподробней про вашу жизнь, - робко заикнулась Варвара.

А что про нее рассказывать? Тридцать лет отдал крестьянскому труду, столько же заводу. Всё как у всех.

О священстве и монашестве он, по своему смирению, даже не упомянул.

Прощаясь, отец Варсонофий протянул своей посетительнице иконку Божьей Матери «Всецарица» со словами: «Ты по ночам ходишь. Пусть Матерь Божья тебя хранит».

Варвара потом долго недоумевала, откуда батюшка узнал про ее ночные круизы.

Теперь Варваре очень хотелось узнать поподробней о жизни отца Вячеслава, но как? Все окружающие знали о нем лишь отрывочно, каждый - только свой эпизод. И вот в 2013 году ей «случайно» передали только что вышедшую книгу Екатерины Елтышевой «Мои воспоминания». И в ней оказалась глава про отца Вячеслава. Хочется привести ее в сокращении:

«...Трудно решался вопрос о его рукоположении, ведь он много лет работал на секретном заводе, но схиархимандрит Андроник его всячески утешал, правда, не все слова его были понятны: “8, 7, 7, 7...”. О чем речь, стало ясно позже. Отец Вячеслав родился 8 марта 1929 года, рукоположен во священники митрополитом Зиновием 7 июля 1977-го, и 7 июля 1998-го отошел ко Господу...

Как-то, когда отец Вячеслав служил в храме святой великомученицы Варвары, к нему насильно привели парня, который хотел покончить жизнь самоубийством. “Оставьте его”, - обратился он к держащим. Потом сказал: “Только перед тем, как ты уйдешь и сделаешь задуманное, давай вместе положим несколько поклонов, ведь это не трудно тебе, молодому парню. А вы, ребята можете идти, не трогайте его и не мешайте ему сделать задуманное”. Отец Вячеслав взял его за руку и пошел с ним к алтарю. “Давай, вот так же, сколько я - столько и ты, повторяй”, - сказал он, и, благословив его, начал класть земные поклоны. Вскоре все сбились со счета. Парень изнемог и просил батюшку, чтобы тот остановился. Но отец Вячеслав все продолжал делать метания. Парень этот остался в церкви и стал прислуживать в алтаре...

...Однажды отца Вячеслава попросили причастить умирающую женщину в Загесе. Приехал за ним грузин на “Запорожце” со знаком, что машина принадлежит инвалиду. Привез его в большой и красивый дом, но внутри было всё предельно просто. Отец Вячеслав исповедовал и причастил русскую женщину, которая готовилась предстать перед Господом. По дороге обратно водитель спросил: “Что такое грех?” Батюшка собрался ему ответить, но тот попросил выслушать его историю. В одной из богатых грузинских семей родился мальчик-калека. Врачи хотели его усыпить, говоря, что он не сможет жить. Рядом с этой семьей жила русская женщина с шестью детьми и она, узнав об этом, попросила отдать калеку ей. Так этот мальчик оказался в семье седьмым ребенком. Его родители по крови, чтобы не видеть, как будет жить их сын, отдали свой большой дом его новой матери, а сами уехали в район. Мальчик долгое время ходил на костылях, потом окончил школу и институт, стал педагогом. Однажды он пошел к зубному врачу удалять зуб. Как только ему сделали укол, он увидел себя сидящим в кресле и вокруг него бегающих врачей и сестер, которые повторяли: “Умер, умер...”. “Я им говорю, - рассказывал он, - что я здесь, что я не умер, а они меня не слышат и не видят”. Потом, пролетев в каком-то коридоре, типа широкой трубы, он оказался на необычайно красивой поляне; впереди он увидел ограду с воротами. Врата немного приоткрылись и из этого проема показалась необычайно красивых очертаний рука и он услышал голос: “Ему здесь не место, он - грешный”, - и врата вновь закрылись. В то же мгновение он оказался в подвальном помещении, где лежало его тело. Тот же голос, который он слышал, произнес: “Войди”. И он очнулся в своем теле к ужасу тех, кто там находился. Как показал лабораторный анализ, в ампуле, из которой был набран обезболивающий препарат, оказался сильный яд, после которого наступает мгновенная смерть. “Так почему же меня Господь не впустил во врата Рая?” - спросил этот парень. Он всё рассказал о себе, что живет честно, урожай с сада раздает соседям, не пьет, не курит, досматривает свою приемную мать, так как остальные его братья и сестры разъехались, - так почему же он грешный?

Батюшка спросил его о личной жизни. Тот рассказал, что жениться на подобной ему калеке он отказался и все эти годы тайно встречается у себя дома с одной женщиной. “Вот этот-то грех блуда был одним из главных и закрыл пред тобой дорогу в Рай”, - сказал ему отец Вячеслав. - Господь по Своей милости, за твои добродетели, не дал душе погибнуть и вернул тебя на землю, чтобы ты, покаявшись, прожил оставшуюся жизнь в благочестии”. Отец Вячеслав посоветовал ему или жить в чистоте одному, или жениться и обвенчаться. Прошло время, этот мужчина похоронил свою мать, отец Вячеслав обвенчал его с женщиной-калекой. Во время венчания этот человек сидел на стуле, так как долго стоять он не мог.

Как-то один мужчина спросил отца Вячеслава: “Зачем мне читать Псалтирь, если я все равно ничего не понимаю?” - “Главное - что бесы понимают то, что ты читаешь, и бегут от тебя и тех, кого ты поминаешь на Псалтири. Вот если тебе врач выпишет рецепт на лекарство, в состав которого входит несколько компонентов, а рецепт написан на латинском языке - ты ведь не понимаешь, что там написано и что оно значит, но знаешь, что это лекарство поможет тебе от той болезни, на которую ты жаловался врачу. Так и при чтении Псалтири: душа очищается, и ты получаешь облегчение или исцеление от своих душевных недугов”.

...Был случай на 31-ом заводе, где в свое время работал отец Вячеслав. В те годы раздавали на предприятиях участки земли, по 6 соток на семью. Одному из рабочих досталось место рядом с разрушенным храмом святой великомученицы Варвары. Хотя от храма осталась лишь небольшая часть престола, на это место каждый год 17-го декабря на Барбароба приходили люди, чтобы поблагодарить святую и попросить ее помощи. Так вот этот “хозяйственный” сосед решил присоединить этот участок земли к своему. Его народ предостерегал, что это вызовет гнев Божий, но он все же пригнал трактор, разровнял это место и засадил его клубникой. Клубника удалась необыкновенная, крупная, красивая.

Когда начались испытания нового самолета, была собрана команда испытателей, в которую вошел и этот человек. Перед полетом всем выдали спирта для смелости: никто не знал, как пройдет испытание машины. Все выпили из одной посуды. Самолет поднялся в воздух. И вдруг, на глазах у всей команды, этому человеку стало плохо, у него разверзлась брюшная полость и все внутренности стали выпадать наружу. В течение короткого времени он в тяжелейших муках скончался. Этот случай батюшка Вячеслав рассказывал в назидание, говоря о том, как опасно относиться без страха Божия к святыням. Так как погибший яро доказывал, что Бога нет и все это - просто камни...

Говоря о том, как страшен грех осуждения, отец Вячеслав рассказывал такой случай. Одна старенькая бабушка, придя к нему на исповедь, стала жаловаться, что, будучи девственницей, борима блудной страстью, с которой справиться нет сил. Батюшка спросил ее, не осуждала ли она кого-нибудь за блуд? “А как же, мою соседку, у которой двери не успевают за ухажерами закрываться, осуждала”, - покаялась она. Батюшка посоветовал ей искренне покаяться, попросить у соседки прощения, усиленно молиться за нее. Через некоторое время старушка появилась снова, благодарила батюшку, что он ей помог избавиться от вражьей напасти...

С отекшими, как столбы, ногами он приезжал на службу каждый день на автобусе, который ехал более часа от его дома, машины у него никогда не было. Много месяцев он почти ничего не ел, кроме пыльцы, разведенной в воде. Когда боли мучили его, он вставал у окна, впивался пальцами рук в решетку так, что пальцы синели и, закусив губу, молился. Отказывался принимать морфий. Когда его посетил Патриарх Илья II и спросил, почему он не принимает обезболивающих, отец Вячеслав ответил, что когда к нему приходили люди со своими болями и скорбями, он всегда призывал их к терпению, говоря, что это их крест и нужно терпеть все, что пошлет Бог. Поэтому и он должен терпеть то, что Господь ему послал, не заглушая этих болей и не ослабляя молитвенной бдительности. Единственное, на что он, по послушанию, согласился - это на капельницу с витаминами, которую благословил поставить Патриарх.

После его кончины мне попалась фотография, где его гроб стоит в центре храма и от гроба до потолка - огромный луч света, хотя источника света там нет...»

В рубрике «Об авторе» мы из номера в номер повторяем одни и те же биографические сведения. Но вот появилась возможность чуть больше узнать о жизни нашего автора. О Марии Сараджишвили рассказывает писательница из России, автор книги «Пасха красная» (о трех оптинских новомучениках, убитых на Пасху 1993 года) Нина Александровна Павлова:

Маша говорит о себе: «Я как все». Как все она пережила жуткую разруху, когда в неотапливаемых домах не было воды, электричества, и стояли очереди за хлебом. Правда, сейчас вода и свет уже есть, и половина домов в Тбилиси теперь отапливается. Но Маша с мамой и маленьким ребенком живет в неотапливаемой половине, и в январе они зимуют, как полярники на льдине, надевая на себя по семь одёжек. Я ужасаюсь таким условиям жизни, где надо не жить, но выживать. А Маша меня же утешает: «Ничего, скоро весна, а Грузия все-таки радостный край. Приезжайте к нам, и вы поймете, что не любить эту землю нельзя».

По образованию инженер-технолог, Маша как все стала безработной в ту пору, когда в Грузии закрывались училища, заводы. По официальной статистике - половина специалистов с дипломами в Грузии сейчас безработные и вынуждены торговать на рынке, перебиваясь случайными заработками. И тогда Маша сказала своим интеллигентным подругам: «Будем работать уборщицами у богатых. Ничего, корона не свалится!». А потом, по её словам, Маша сделала «карьеру» и стала работать репетитором. «Беру за уроки мизер, - говорит она, - вот меня и приглашают». Маша любит детей, а ученики любят свою учительницу. Но чтобы при более чем скромной оплате заработать хоть что-то на жизнь, приходится много трудиться.

Я знала, что Маша бедствует, и однажды предложила ей материальную помощь. А Маша в отказ: «Наверняка рядом с вами есть люди, которым тяжелее, чем мне». И когда я все-таки отослала 200 долларов в подарок на именины Павлу, сыну Марии, она тут же побежала и отнесла 50 долларов родителям больного мальчика Луки. «Им тяжелее, там порою и хлеб не на что купить».

Что бывает, когда «грехи складируются»?

… Со двора из сараев доносилось неспокойное блеяние. Козам надоел их двухдневный затвор.

Варвара предложила:

Может, я их пойду пасти.

Дядя Коля вскинул на нее умоляющие глаза.

Пойди, родненькая, застоялись козочки за эти дни.

Елена, колебаясь, медлила с ответом. Потом подошла к иконам, помолчала, перекрестилась и дала нерешительное «добро»:

Иди, только обязательно молись по дороге, - и подала книжку с полки. - Вот, возьми акафист Божьей Матери.

Да ну, я лучше кратко… как-нибудь, - ответила Варвара, еле-еле выжимавшая из себя утреннее молитвенное правило.

Елена знала по опыту, что настаивать безполезно. Робко добавила:

Они хоть и безсловесные, а знаешь, как благодать чувствуют…

Но Варвара уже выскочила во двор, бросив на бегу:

Прямо не козы, а внеземная цивилизация.

На другой день Варваре снова удалось выбраться на гору. Елена сама попросила:

Сходи, Варюша, с папой на поле. Боюсь его одного отпускать. У него сегодня давление прыгает. А я сараями займусь.

Так Варвара снова оказалась на поле.

Уселись они с дядей Колей под кустом. Тишина кругом. Только и слышно, как козы траву хрумкают.

Мимо проехал «жигуль».

Дядя Коля, щуря голубые глаза на поднятую машиной пыль, задумчиво проговорил:

Знаешь, я как машину на поле увижу, сразу сердце екает.

Почему? - из вежливости спросила Варвара.

Когда абхазская война шла, у нас военные чуть не каждую неделю приходили коз отбирать. Иногда мы с Раей выкручивались, а иногда не получалось. Рая хорошо по-грузински говорила, чисто, ей удавалось уговорить их не грабить, а я здесь полжизни прожил, но по-ихнему двух слов связать не могу. - И вернулся к начатой теме. - Да, так вот, их казармы во-он там были, - и старик махнул палкой в противоположную сторону Тбилисского моря.

Мхедрионовцы, - уточнила Варвара, жуя травинку.

А кто их знает… Рожи-то бандитские, одеты кто как. У одних штаны военные, у других верх форменный, а внизу джинсы и ботасы.

Варвара легко представила себе описываемую картину. Тогда, в начале 90-х, многие грузинские солдаты были так одеты. Формы на всех не хватало. Но комментировать не стала. Ясно было, что дядя Коля ударился в воспоминания.

- … Подъехали они однажды ко мне вот так же вот на машине. А я один со стадом в поле. Направили на меня автоматы и говорят:

Давай, дед, козу, - и он передразнил кого-то воображаемого.

Я им толкую:

Ребята, вы у кого отнимаете? Я фронтовик. Имейте ж совесть.

А один особо наглый еще и очередь из автомата прямо у моих ног дал. Для страху. Даже песком мне ботинки засыпало. Еще ругается. «Ты на нашей земле живешь. Не нравится - езжай в Россию!»

Меня затрясло. Сталина на них нету. Ишь, научились, чуть что - «езжай в свою Россию». Им не объяснишь, что я и в России так, сбоку припеку. Мы ж поляки. Нас еще при каком-то царе в Казахстан переселили. Это я после фронта в Грузию попал. Здесь Раю встретил, женился. Э, да что говорить…

Дядя Коля вытер рукавом слезящиеся глаза.

Варвара слушала это все и думала о своем. На ум пришло странное совпадение.

В начале 90-х, когда на улицах Тбилиси старались не говорить по-русски, Варваре пришлось в спешном порядке учить грузинский. Дома она постоянно скандалила с матерью:

Уедем отсюда. Продадим квартиру и уедем. Я не могу жить второсортным человеком. Все, кто может, уезжают в Россию. Мы что, рыжие?

Мать не менее упрямо твердила:

Там хорошо, где нас нет. Я русская, но умру в Грузии. В России тоже не медом намазано.

Вот и выходит, что Варвара нигде не ко двору.

Потом вопрос о переезде отпал сам собой, надо было вести каждодневную борьбу за существование.

Когда она перестала зацикливаться на проблеме переезда, тогда в ее жизнь вошли Элисо, Нино и еще много других людей, показавших ей всю красоту Грузии.

Еще в 80-х годах Митрополит Зиновий и прозорливец схиархимандрит Виталий (Сидоренко), оба служившие в Александро-
Невской церкви Тбилиси, не благословляли своих прихожан на переезд в Россию, несмотря на предсказываемые войны и голод. Потому как:

Здесь удел Божией Матери.

И сейчас, глядя на эти старческие слезы, Варваре нечем было дядю Колю утешить. Оставалось только сопереживать. Потому и спросила:

- … Другой парень, чуть постарше того, наглого, по автомату стукнул. Что, мол, ты делаешь. И потом мирно мне так говорит: «Отдай, дед, козу добром. Мы, видишь, голодные, на войну завтра едем».

Я махнул рукой. Что с ними говорить. Вон Важа - у него сорок овец - тоже, было, заартачился: «Не дам, мол, и все!». А они ему назло, когда тот на поле был, противотанковую мину подкинули. И все - от дома одна воронка осталась. Это своему - представь! - дядя Коля для значимости понизил голос.

Варвара как раз на это никак не среагировала. Бандитизм в паспорт не смотрит.

- … Короче, пристрелили они у меня на глазах козу Розочку, - продолжал старик, - ту самую, что Рая из соски выкормила. И уехали восвояси.

Прошел год или два, не помню. Снова я на поле с козами. Вижу, машина ко мне едет. Я, само собой, струхнул. Опять, думаю, отнимать будут.

Смотрю, выходит из машины тот самый прошлогодний парень, за меня хоть слово замолвивший, и идет ко мне.

Не узнаёшь, - говорит, - меня, дед? Помнишь, мы у тебя с ребятами козу отняли.

Как не помнить, - говорю.

А я с войны вернулся. Ехал вот мимо, хотел прощенья у тебя попросить. Нехорошо тогда вышло. Прости, - говорит, - меня.

Да, ладно, - говорю, - дело прошлое.

Знаешь, дед, - и глаза в сторону отводит, - ребят тех всех на войне убило. Только я остался… Жалко ребят, дед.

Известное дело, - говорю, - конечно, жалко. Молодые совсем.

Потом мне руку пожал, сел в машину и газанул.

А я, веришь, так разволновался, что всю ночь не спал. Эти мальчишки у меня перед глазами стояли. И я молодой был, всякие глупости делал. Сейчас стыдно вспомнить. Слава Богу, до воровства не доходил. И все же…

Я вот что думаю. Наверно, не только меня они ограбили. На той войне, говорят, всякое безобразие было. Грехи, знаешь, они складируются. Ну, как навоз из-под козочек, - пояснил он для доходчивости. - А потом и человека задавить могут. Ведь не случайно этот, самый совестливый, один в живых остался. Правильно я думаю? - обернулся он к слушательнице.

Варвара кивнула.

Тут дядя Коля неожиданно спохватился.

А ну, посмотри-ка, родненькая, сколько часов на твоем будильнике.

Почти два.

Ну, пора на обед гнать! - И он с трудом поднялся, стряхивая прилипшие травинки.

Варвара с двойным энтузиазмом пошла подгонять коз сзади. Потому что на воздухе аппетит приходит, не спросясь.

Случай на похоронах

5 мая 1998 года у Елены умерла мать. Именно из-за нее четыре года назад Елене пришлось переселиться на дачу из городской квартиры и осваивать профессию сиделки при инсультнице и при этом постигать премудрости козоводства. И все это на фоне дровяной печки и керосиновой лампы, заправленной соляркой (уж вы поверьте на слово: чаду больше, чем света).

Во время похорон Варвара взяла на себя самое необременительное - роль «помогая», а Элисо предпочла самую ответственную часть - готовить еду для поминок.

Отпевать новопреставленную Раису пришел отец Антоний, известный всем своей строгостью и принципиальностью. Варвара вдосталь наслушалась о нем всяких историй и давно для себя решила: «Ни за что не пойду к нему на исповедь!». И потому держалась от него как можно дальше.

Присутствующих было человек пятнадцать. В основном все свои, из церкви, и несколько соседей по даче.

Отпевание уже началось, когда в небольшую комнату ввалился двухметровый Гигла - непросыхающий алкоголик и местная достопримечательность в одном лице.

Варвара и раньше не раз сталкивалась с ним по пути на гору. Брезгливо думала каждый раз: «У-у, гоблин… » - уворачиваясь от его пьяных объятий и заезженной слезливой пластинки:

Послушай меня, сестра. Я мерзость, по земле только зря ползаю. Э-э, стой, куда? Послушай, что еще скажу…

Нечто подобное он начинал рассказывать каждому встречному-поперечному, если хоть на минуту удавалось завладеть чьим-то вниманием. Тем более, что Мухианская гора - не проспект Руставели, так просто от пьяных базаров не скроешься. Вот и приходилось выслушивать известный текст по сотому кругу.

И вот сейчас этот Гигла, задевая стоящих со свечами и шатаясь, подошел ко гробу и положил на него какой-то чахлый лиловый цветок.

«С чужого огорода, наверное, сорвал», - дедуктировала машинально Варвара, морщась от распространяемого Гиглой амбре.

Все окружающие со страхом глядели на его нетвердые движения вокруг гроба и тоже напряглись в ожидании конфуза.

Один лишь отец Антоний, казалось, ничего не замечал, читая главу из Деяний Апостольских. Тут Гигла упал всей тушей на стул и замотал лохматой головой, как агонизирующий динозавр, по ходу издавая какие-то горловые звуки.

Отец Антоний, закончив обряд, обратился ко всем присутствующим с неожиданным предположением:

Вы, наверное, осудили сейчас этого человека за его отталкивающий вид и неприятные манеры.

Кто кивнул, а кто просто промолчал.

А как его зовут?

Гигла, - вылезла вперед Варвара со своей осведомленностью.

Вы заметили, - продолжал священник, - он сидел, а потом встал, когда я начал читать Евангелие. Разве его кто-то из вас предупредил?

Нет, - послышались несмелые ответы.

Гигла хороший человек, - последовал вывод. - Господь сказал ему в сердце: «Встань!». Ведь Евангелие нужно слушать стоя. И он встал, хотя явно не знал никаких церковных правил. Это ведь не каждому дано - слушать сердцем слова Господа. А вы сидели, все такие праведные…

Все удивленно переглянулись. Такое никому не пришло в голову.

Варвара задумалась: «А может, стоит поближе познакомиться с отцом Антонием. Не такой уж он и страшный. Может, как раз у него-то и нужно мне исповедоваться… ».

Писатель

«Мы шли вдвоём по просёлочной дороге. Вокруг ни души. Вдруг на перекрёстке, видим, летит на нас во весь опор чёрный королевский дог, захлебываясь лаем. Хозяина не видно. Видно выпустил собаку побегать, а сам сидит где-то в тени. Внутри у меня всё опустилось. Бежать бессмысленно, прятаться негде.
— Не бойся, — сказала мне моя спутница и перекрестила собаку, которая уже была в трёх метрах от нас – Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Остановись!
Собака стала, как вкопанная, и замолчала».

Подобные случаи записывает и публикует Мария Сараджишвили - популярный автор, чьи рассказы можно найти на множестве православных ресурсов. О себе она рассказывает мало, предпочитая делать акцент на собранных ею историях.

Мария Сараджишвили работала инженером-технологом, но после кризиса стала писать рассказы на православную тему

Мария Сараджишвили живёт в Тбилиси, занимается репетиторством, а в свободное время пишет рассказы о жизни - с религиозной моралью. Но так было не всегда. В советские годы она была востребованным инженером-технологом. Но после экономического кризиса не помог ни опыт, ни петербуржское образование.

Павлова Нина

Советский и российский писатель добилась публикации первой книги Марии

Работы по специальности Мария Сараджишвили не нашла. Зато обрела множество читателей не только в Грузии, но и за её пределами - например, в России.

Публикации первой книги Марии Сараджишвили добилась писательница Нина Павлова, которой понравились её рассказы.

Книги Марии Сараджишвили продаются в православных церквях, доступны они и в интернете, на сайтах:

«Правмир»

«Православие.ру»

«Азбука веры»

Наиболее известные её книги:

«Открытые небеса (Невыдуманные рассказы)»

«Однажды в Грузии»

«Любопытная Варвара. Верность - старомодное слово?»

Мария Сараджишвили пишет о наших современниках.

Они сталкиваются с насущными для каждого из нас трудностями: разногласия в семье, равнодушие, конфликты с близкими.

Рассказы Марии Сараджишвили о людях и для людей, они укрепляют в вере

Мария Сараджишвили не пытается идеализировать своих героев. Напротив, она предпочитает писать о тех, кто ещё находится в духовном поиске, пытается найти себя и своё место в жизни.

Это не обязательно оптимистичный путь. Напротив, всегда есть риск упасть, допустить ошибку. Движение человека в этом похоже на ходьбу по канату, где важно выдержать равновесие между разными сферами жизни, обрести внутреннюю гармонию.

В жизни нет мелочей. И они играют большую роль в произведениях Марии Сараджишвили. С одной стороны мелочь - это то, что может отвлечь от долга и искренних ценностей, а с другой - в каждой мелочи есть Бог. Так что в жизни нужно ко всему относиться серьёзно.

Но это не «тяжёловесная» проза. Напротив, она понятна каждому. Да и ситуации, что в них описаны, довольно тривиальные на первый взгляд. Мужчины не торопятся обзавестись семьёй, девушки переживают из-за уходящих лет, взрослые не понимают детей. Звучит просто, обыденно. Но за этой обыденностью - глубокая жизненная трагедия.

Писатель

«Всю себя Тоня вложила в Олежика, с детства рассказывала ему на ночь жития святых, водила причащаться, хотя в брежневское время это мало кто делал, старалась, чтобы сын вырос верующим человеком, как и все Тонины предки, несмотря на все бури и невзгоды войн и революций. Олег долгое время так и жил, но потом, женившись на неверующей, постепенно отошел от Церкви, а сейчас и хуже того - стал ярым атеистом. Интернет сделал свое подлое дело. Слишком много информации про то, что Тоня никак не могла объяснить или переспорить аргументированно. Страшно. А вдруг заберет его Господь в неверии? Погибнет тогда он для вечности. Значит, зря Тоня мучилась и напрягала силы всю свою одинокую жизнь. Только и оставалось молиться и уповать на милость Божию. А милость эта все не шла и не шла, повергая своим запозданием Тоню в большое уныние». («Услышанная молитва»)

Но это не значит, что работы Марии Сараджишвили выдержаны в тёмных тонах. Напротив - они исполнены надежды и позитива. У каждого из нас всегда есть свобода выбора и Кое-кто на небесах, кто всегда готов помочь.

Истории Марии Сараджишвили имеют психотерапевтическую силу. В них можно получить поддержку, они заряжают оптимизмом и укрепляют веру в лучшее. Это своего рода лекарство - причём, не горькое. Читать эти книги можно налегке, с удовольствием. Но при всём при этом на фоне всегда идёт главная тема - взаимоотношение Бога и человека.

У Марии Сараджишвили есть сборник рассказов о воцерковлении неугомонной журналистки Варвары

Сборник рассказов о воцерковлении девушки с советским прошлым.

«Любопытная Варвара. Верность - старомодное слово?» - это сборник рассказов. Его главную героиню зовут Варвара. И, по всей видимости, это та самая любопытная Варвара из поговорки, которой на базаре нос оторвали. По крайней мере, ей тяжело держаться в стороне от событий. Это невыносимо - что где-то что-то происходит без неё. Как же куда-то не сунуть нос? Нет, так невозможно.

Сплетни - страсть Варвары. И она овладела множеством приёмов их добывать. Автор даже называет её «бесплатным радио Тбилиси». Бесцеремонность, навязчивость, склонность важничать и умничать - потрет довольно узнаваемый. У каждого из нас есть пара-тройка таких «Варвар» в окружении. Картину дополняет профессия Варвары - журналистка.

Что же можно интересного рассказать о таком персонаже? Мария Сараджишвили решает направить её на путь воцерквления. Страшно представить, через какие трудности предстоит пройти Тбилисской журналистке впереди.

Противовес Варвары и её моральный ориентир в этом сборнике - Елена, рассудительная, справедливая и очень терпеливая православная женщина. Она помогает многим людям из своего окружения измениться к лучшему. Странным образом к ней, как к магниту, притягиваются самые разные личности. И она действительно способна понять каждого.

Писатель

«- Каковы типичные искушения для священника в повседневной жизни? – выдала Варвара очередной подвох.

Одно из самых сильных – это исповедь. Столько всего приходится слышать и пропускать через себя, что невозможно остаться равнодушным. После нее ходишь как пьяный. Хорошо, если придет на исповедь человек духовно подготовленный. А если нет? Бывает, подходит ко мне женщина, мнется, мучается, а сказать не может. Много есть такого, о чем сказал апостол Павел: «Срамно и глаголати». Мучаюсь и я ее молчанием. Тянешь из нее клещами по слову, а враг в это время внушает ложный стыд. И уходит она неудовлетворенная, и у меня на душе тяжесть. И наоборот, как легко бывает на сердце, когда человек, преодолевая себя, вырвет из себя то, что его гнетет».

Несмотря на кажущуюся простоту, в этом чувствуется моральный и духовный посыл. Обращение - один из самых важный христианских мотивов. И здесь он обретает своё выражение в художественной прозе.

Причём сделано всё умеренно, без нравоучений, скучных моральных выводов. Читатель ведь не глупый - сам сможет сделать нужное заключение.

Произведения Марии Сараджишвили имеют национальный колорит, но понятны любому читателю

Хотя Мария Сараджишвили пишет в первую очередь про Грузию, русский читатель не почувствует себя при чтении «чужим». Все типажи узнаваемы и одинаково распространены и в Грузии, и в России. В героях книг Мария Сараджишвили легко разглядеть того, кто вполне мог бы быть Вашим соседом, коллегой или знакомым.

Собственно, Мария Сараджишвили и не ставит перед собой задачу написать «Грузинский» текст, с ярко выраженным национальным колоритом. У неё задача другая - писать о православии, вере, судьбах людей.

Мария пишет о православии, вере, судьбах людей

И чем больше людей чувствуют, как отзывается в душе история, тем, значит, автор лучше справился со своей задачей. И всё же определённый культурный заряд своей родины Мария Сараджишвили вносит в произведения. Здесь можно прочесть об истории, политике, нравах, святыни, национальные блюда Грузии.

«Авторы учебника, чтобы избавить учителей от подобных вопросов, вставили 2-3 коротеньких поясняющих текста об истории и географии России. Современность представили шедевром «Культурный шок». В этом тексте составители по пунктам разъяснили детям, какие подарки можно дарить русскому, мусульманину и японцу, а какие ни в коем случае нельзя. Особое внимание уделено приветствиям — и здесь же предостережение: «Нельзя целовать жителя России при встрече, можно только при расставании!» Дети, читая это, обычно требуют дополнительных пояснений, так как у нас наоборот».

Мария Сараджишвили пересказывает реальные истории людей

Мария Сараджишвили не скрывает, что использует для текстов жизненный материал. Её истории не вымышленные, а реальные. Но это не превращает их в сухой отчёт или пересказ. За текстом чувствуется автор. И автор делает правильные акценты на главных идеях произведения, усматривает руку проведения за, казалось бы, бытовыми ситуациями.

Автор не преподносит историю, как она есть, а пытается заглянуть в душу героев и проанализировать, что же испытывает тот или иной человек. Её персонажи сомневаются, колеблются, впадают в отчаяние. Но есть в произведениях место и для настоящих чудес - в общем, жизнь во всех её проявлениях.

Книги Марии основана на жизни — это делает их понятными любому человеку

Настоящий жизненный материал делает историю более близкой и понятной каждому человеку. Конечно, опыт у всех из нас неповторим, но люди способны сопереживать друг другу. На место героев Марии Сараджишвили себя легко поставить.

Мария Сараджишвили показывает, как важно проявлять терпимость к людям, побеждать дурные привычки, относиться ко всему рассудительно. И опирается она здесь не просто на фантазию, а на реальный человеческий опыт. Её книги - отличный образец того, как следует и не следует поступать в тех или иных жизненных ситуациях.