21.09.2019

Почему Вы стали православным священником? «В Православие нужно вжиться


Беседа с православным священником Фомой Дицем, в прошлом – католиком.

Мы продолжаем знакомить наших читателей с программой телеканала «Спас» «Мой путь к Богу», в которой священник Георгий Максимов встречается с людьми, обратившимися в Православие из разных неправославных конфессий. Сегодняшний гость программы – православный священник Фома Диц. Отец Фома, немец по рождению, лютеранин по воспитанию, пришел в Православие из католичества. О том, что было движущей силой его духовных поисков, насколько важно принципиальное стояние в Истине, нужно ли, говоря с инославными, непременно указывать, что их учения еретические, как относиться к теории ветвей Церкви, – беседа с ним.

Священник Георгий Максимов: Здравствуйте! В эфире передача «Мой путь к Богу». Сегодня у нас в гостях священник Фома Диц. Все мы знаем, что за минувшие 20 лет многие наши соотечественники переехали в страны Запада, а отец Фома – представитель обратного движения. Будучи сам родом из Германии, он уже много лет служит как священник Русской Православной Церкви в Москве. Отец Фома, с чего начался ваш путь к Богу?

Спасибо, отец Георгий. Могу начать с детства. Я вырос в типичной немецкой лютеранской семье, где один из родителей был верующим – мой отец. Мать была от Церкви далека, хотя ее дедушка был пастором. И от отца я получил первые основания веры, он нам читал Евангелие по воскресеньям, ходил с нами в лютеранский храм в нашем пригороде в Мюнхене. В 10–12 лет у меня была детская вера, которой я дорожил и за которую иногда терпел насмешки от сверстников. Потому что все-таки немецкое окружение – глубоко секулярное… А потом, что типично для немцев, я потерял эту веру, когда вступил во взрослый возраст. И обрел ее вновь, слушая катехизацию в Римско-Католической церкви.

Отец Георгий: То есть вы перешли из лютеранства в католицизм?

Отец Фома : Да. Несколько лет я ходил к католикам на занятия как лютеранин, а потом решил присоединиться. Мне было тогда 23 года.

Отец Георгий: А что было побудительным мотивом к тому, чтобы заново обрести веру и при этом решиться на такой переход?

Я удивлялся: “Почему человек грустный, когда он обращается к Богу? Что здесь не так?”

Отец Фома: Можно так сказать: как протестант из лютеранской семьи я относился к Церкви достаточно скептически, когда вступил во взрослый возраст. Из-за многих причин. Главная, может быть, касается отношения к родителям. В частности, я помню, что мой отец, когда он молился дома, перед едой, всегда был очень грустным. Я, тогда молодой человек, удивлялся: «Почему человек грустный, когда он обращается к Богу? Что здесь не так?». У католиков как раз наоборот. Я видел у католиков много жизнерадостных людей, которые искренне благодарны Богу за обретенную веру, которые нашли в Католической церкви новый способ жизни – общинной жизни. И еще у них было очень большое побуждение к миссионерству. Меня убедили эти радость и общинность и, можно сказать, любовь между верующими в общинах Католической церкви.

Стоит отметить, что я стал католиком в Неокатехуменате – в России это малоизвестное, но все-таки присутствующее движение. Это одно из так называемых духовных движений современного католицизма. Я побыл несколько лет в этом движении и ощутил необходимость войти полностью в Католическую церковь, чтобы участвовать в таинствах и строить дальше свою жизнь на этом пути. Впоследствии я с большим энтузиазмом углубился в жизнь Католической церкви, стал катехизатором, участвовал во многих паломничествах в Рим, участвовал в миссии Неокатехумената в Западном Берлине и, позднее, в Венгрии, поступил в семинарию.

Отец Георгий: Как я знаю, для протестантов многие вещи и в Католической церкви непривычны, как и в Православной. Например, почитание Богородицы , изображения святых. Может быть, в Лютеранской церкви это не так, как в других протестантских церквях, но всё равно вам, наверное, нужно было как-то это в себе преодолевать. Или это получилось естественно в процессе катехизации?

Отец Фома: Это потребовало некоторого времени. Ведь почитание Богородицы и, например, присутствие папы Римского – для протестанта, конечно, это камень соблазна. Я должен был привыкнуть. Я помню, когда была первая паломническая поездка в Рим, сопричастность к массовым стечениям народа, которые там есть, вызывала у меня отторжение. Это, на мой тогдашний взгляд, была преувеличенная общинность. Но я привык к этому. Я верил, что почитание Богородицы имеет значимое место в вероучении и благочестии. Также я видел преимущество католичества в наличии священства, которого у лютеран нет. Я видел, что в этом есть отцовство, которое Христос установил для того, чтобы у нас был пастырь. Так что я привык в этих общинах ко многим моментам, которые есть у нас в Православии: почитание Богородицы, священство, епископы, Священное Предание – хотя оно в другом виде у католиков.

Отец Георгий: Сколько лет вы провели в Католической церкви?

Отец Георгий: Это серьезный срок. Учитывая причины, которые вас привели туда: вы нашли место, где есть общинная жизнь, внимание друг к другу, где собираются жизнерадостные люди, которые делятся друг с другом радостью, – то закономерен вопрос: что же вас заставило усомниться в католицизме, продолжить свой поиск и прийти к Православию? Ведь Православие на Западе нельзя назвать широко известной верой.

Не хватало надежного, твердого фундамента веры

Отец Фома: Это действительно так. Когда я стал католиком, я о Православии, по сути, ничего не знал. Для меня это было белое пятно на религиозной карте. И только спустя какое-то время я начал понемногу узнавать, что есть еще другое, есть Православие, в котором Предание играет огромную роль. Но почти всё время в тот долгий период моей жизни я был убежден в правоте католических догматов, не допускал никаких сомнений в том, что папство установлено Самим Христом, что папа Римский на том самом месте, которое ему подобает. Но в течение всего времени пребывания в Католической церкви было и ощущение, что чего-то не хватает. Не хватало надежного, твердого фундамента веры, о котором я знаю, что он никогда не рухнет, что именно этот фундамент будет меня держать, а не отношение к людям, не отношение к общине, не отношение к вещам, которые, по сути, являются преходящими. И Бог меня так вел, что я всё больше интересовался Православной Церковью.

Я достаточно рано начал изучать русский язык – мне было тогда 24 года. Я жил в Западном Берлине и получил от Берлинского университета отказ: они мне не позволили у них продолжить изучение архитектуры, которое я начал в Мюнхене. И, разочарованный этим решением, я пошел в ближайший книжный магазин и купил себе самоучитель русского языка, потому что ощущал: это будет для меня важно.

Отец Георгий: И как, легко ли было освоить язык?

Отец Фома: Шансы выучить язык казались мне небольшими. Но я не сдавался, и русское слово скоро стало для меня вообще воплощением красоты речи. Однако о Православии я читал не столько на русском, сколько на немецком. Когда я узнал о жизни Православной Церкви в условиях коммунизма, где были и преследования, и мученичество, то стал интересоваться и прочел о Православии всё, что было тогда доступно на немецком языке.

Читал Силуана Афонского, Феофана Затворника, житие Иоанна Кронштадтского

Потом начал углубляться в писания святых отцов, особенно русского Православия. Читал Силуана Афонского , частично толкованияФеофана Затворника , житие Иоанна Кронштадтского – всё на немецком языке. И чем больше я читал, тем больше меня это захватывало и интересовало. Это ввело меня в некоторый конфликт, потому что это не считается у католиков чем-то важным в духовном воспитании. Они говорили: «У нас всё это тоже есть. Что ты там ищешь?» А я не нашел в католичестве этого. Не нашел ту глубину, не нашел ту твердость духовной жизни, ту надежность, тот фундамент. В католичестве имеет большое значение харизматический элемент в духовном наставлении. Они называют это харизмой, и, действительно, у них есть очень харизматичные лидеры. Они могут два часа восторженно рассказывать о Боге и собрать 100 тысяч людей. Я был много раз в таких собраниях, в которых в том числе призывают людей к священству. И в таких собраниях сразу встают тысячи молодых людей, чтобы стать католическими священниками. Но именно в этой харизматичности я нашел недостаток надежности, недостаток полагания на фундамент веры в Церкви. Эту надежность и глубокое укоренение в Предание Церкви я нашел у святых отцов Православия. Особенно новых времен: Иоанна Кронштадтского, Силуана Афонского, Феофана Затворника, в писаниях новомучеников Русской Церкви. Это стало для меня некоей скалой, где я находил прибежище, когда возникали сомнения в католичестве или просто когда становилось скучно.

Отец Георгий: Такое увлечение не вступало в конфликт с вашими католическими воззрениями?

Я сказал: “Ты, Боже, веди меня туда, куда я должен идти”

Отец Фома: Вступало. Я опасался слишком близко прикоснуться к Православию, боясь за свою католическую веру, и молился Богородице, чтобы не потерять ее. Надо сказать, что я поступил в католическую семинарию и понимал: если я хочу стать католическим священником, то рано или поздно придется отказаться от своей тяги к Православию. Но хочу ли я этого? В чем воля Божия ? Я решил себя проверить тем, что отказался от всего, что было связано с Россией, с Православием, от всех моих учебников и книг, звукозаписей, даже словарей. Это была целая библиотека. Я всё упаковал и отдал. Отделился. И сказал: «Ты, пожалуйста, Боже, веди меня туда, куда я должен идти». И таким образом я жил еще несколько лет.

Я учился в семинарии, и мне с каждым годом становилось тяжелее. Я больше не ощущал, что у меня есть та благодать, которая нужна монаху, нужна целибатному священнику, а целибат – необходимое условие для того, чтобы стать священником у католиков. И вообще само чувство призвания к священству стало ослабевать, и в конце концов я был в таком внутреннем кризисе, что духовнику и ректору – он и глава движения Неокатехумената, это известный испанец Кико Аргуэльо – пришлось послать меня домой со словами: «Здесь оставаться ты не можешь. Пожалуйста, иди домой, ищи себе подружку и делай что хочешь, работай. Здесь оставаться не можешь. Не знаем, куда Бог тебя ведет, но, пожалуйста, уходи». И это было для меня то слово, в котором я нуждался. Это был ответ от Бога на ту мою молитву.

Я отправился домой, в Мюнхен, вернулся к работе архитектора. Тем же летом я поехал в Россию в поиске супруги, что, конечно, ничем не закончилось. И слава Богу, что ничем не закончилось. Вернувшись, я стал понемногу посещать богослужения в русской церкви в Мюнхене.

Отец Георгий: В крупных городах Германии представлено много разных Православных Поместных Церквей. Есть и Константинопольская греческая юрисдикция, есть Русская Зарубежная Церковь, и русская Московского Патриархата. Есть и болгарские, и сербские, и румынские храмы. Как случилось так, что ваша душа больше лежала к Русской Зарубежной Церкви? Это было просто потому, что ближайший к вам храм оказался таким? Или это объяснялось чем-то более существенным?

Отец Фома: Это был не ближайший храм. Ближайший был сербский. Он был самый благоустроенный. Но я не знал сербского языка. Для немца, который интересуется Православием, это большая поддержка, если он знает язык той или иной Поместной Православной Церкви. Кто болгарский, кто греческий. В каждой из этих церквей в Мюнхене есть своя немецкая паства, они, конечно, стараются учить язык, чтобы лучше участвовать в богослужении. Русский я знал в какой-то степени, хоть плохо, но что-то я понимал. И в Русскую Зарубежную Церковь пошел, действительно, потому, что их храм был ближе и это была красивая большая церковь. У Московской Патриархии этого не было. А в Зарубежной Церкви был даже епископ немец. Они делали и до сих пор много делают для немецкой паствы. Владыка собирает раз в месяц немцев к себе в монастырь и проводит для них урок православной догматики. Раз в месяц есть кружки по домам, в разных семьях, и владыка рассказывает о православной жизни, о вере. Это, конечно, была большая поддержка. Также были двух-трехдневные семинары на немецком языке о Православии. Так что я стал чаще туда ходить, налаживать контакт с епископом и оставаться после Литургии на трапезы, старался общаться то на немецком, то на русском с людьми и нашел там очень дружную общину, где каждый знал каждого. И всё было очень хорошо. Единственной проблемой там было то, что я все-таки был нерусский и поэтому немного ощущал, что стою как бы несколько за дверями. Эта проблема, конечно, есть везде, думаю, за границей для Русской Церкви, потому что, сохраняя русский язык и церковнославянский язык, она не может быть в полной мере миссионерской. Если лишь одна Литургия в месяц служится на немецком языке.

Отец Георгий: И что же вам помогло преодолеть это ощущение некоторой чуждости местной православной общины как ориентированной на другую нацию?

Отец Фома: Владыка Берлинский Марк главным образом. А также отец Николай Артемов. Он в Германии родился и вырос, поэтому для нас мог многое делать. Он проводил для нас уроки по церковнославянскому языку. Был еще немецкий священник, что также явилось знаком для меня: национальность не является преградой даже для принятия сана.

Важно ясно понимать: католичество – это не церковь-сестра, а отпавшая от Православия Поместная церковь

Но особенно помогла догматика, осмысление догматического учения Православной Церкви. Об этом я должен обязательно рассказать, потому что сейчас и в России среди православных людей есть сильная тенденция – говорить, что в принципе особой разницы нет между Православием и католицизмом. Это неправда. Разница между Православием и католицизмом гораздо больше, чем между протестантизмом и католицизмом. И переходить из католицизма в Православие гораздо тяжелее. Я думаю, гораздо меньше обращенных из католиков в Православие, чем из протестантизма в католичество. Почему? Потому что расстояние догматическое все-таки огромное. Мне очень помогло то, что я влюбился в учение о Церкви, в экклезиологию. Здесь как раз влияние Русской Зарубежной Церкви было очень важным. В Зарубежной Церкви учат, что католичество – это не церковь-сестра, а отпавшая от Православия Поместная церковь, которая когда-то была православной и потом перестала быть православной, потому что ввела учение, которое Православие принять не может и которое, естественно, для нас поэтому является еретическим. А у нас проводят сильную тенденцию, чтобы всё уравнивать, чтобы сделать всё как бы равноправным!

Сегодня католики совсем не склонны сдавать свои позиции. Они очень твердо стоят на них. Несмотря на декларирование экуменизма

Но когда мы читаем святых отцов, то видим, что это совсем не так. Например, преподобный Иустин (Попович) явно сказал: мы принимаем каноны о том, что не молимся с еретиками и не принимаем католиков. И это логично. Представьте себе, что Болгарская Церковь выступит с тезисом, что у нее есть примат и претензия на абсолютное главенство в Церкви. Что бы мы подумали об этом? Естественно, это начало ереси. У католиков эта ересь укоренилась, стала неотъемлемой частью их вероучения. Сегодня католики еще меньше, чем лет 50 или 100 назад, склонны к тому, чтобы сдавать свои позиции. Они очень твердо стоят на них. И Второй Ватиканский собор в этом смысле ничего не изменил. Несмотря на декларирование экуменизма, на своих позициях католики настаивают очень твердо.

Отец Георгий: Это ваше свидетельство очень важно для нашего времени. Именно в силу того, что у многих наших современников есть такое представление, что когда мы встречаемся с человеком других взглядов, то надо как-то смягчать, уходить от того, что нас разделяет, и больше напирать на то, что у нас общего. Многие подспудно убеждены, что принципиальность в вере будто бы оттолкнет собеседников. Но ваш пример показывает, что, наоборот, эта принципиальность, с которой вы столкнулись в той православной общине, где начали свой путь, вас еще больше укрепила в вашем желании стать православным.

Говоря с инославными, обязательно нужно говорить о том, что их учения – ересь

Отец Фома: Да, действительно, Русская Зарубежная Церковь стала для меня дверью в Православие. И я думаю, что вряд ли я бы стал православным через Греческую Церковь, которая в очень экуменическом духе выступает в Германии, и так же Московская Патриархия выступала тогда. А ведь у нас, православных, есть миссия к католикам. Миссия в том и состоит, что мы молимся, мы действуем и говорим с ними для того, чтобы они могли увидеть истинный свет Православия, которого они лишены. Об этом мы и должны свидетельствовать. А если мы никогда не говорим, что в той или этой части учения вы ошибаетесь, что для Православия вы являетесь еретиками, то как они могут убедиться в том, что они неправы? Как они могут вообще допустить мысль, что они в ходе своей истории ошиблись, что они поддались искушению перетолковать и исказить то Предание, которое мы получили от наших отцов? Это надо обязательно сказать. Нам надо только думать об этом: «Как сказать?» – а не о том: «Сказать ли?» Конечно, мы обязаны объяснять в вежливой форме. Надо уважать другого.

Отец Георгий: Надо свидетельствовать с любовью. Опыт показывает: то, что сказано с любовью, не ранит человека. И поэтому если истина и любовь идут друг с другом рядом – это самый лучший путь для проповеди.

Отец Фома: Согласен, отец Георгий. Дополню: это разговор должен в той или другой форме включать слово «ересь». Употребляя его по отношению к инославным, мы не приклеиваем его к их конфессиям как ярлык, чтобы их проклясть или чтобы произнести анафему им. Мы должны использовать этот термин, чтобы показать, где границы Церкви. И чтобы указать путь тем, кто не верит в православное вероучение, в нашу Церковь, указать, где именно болезнь, где эта рана гниет, где у католиков и протестантов тот момент, в который они сами лишаются духовного блага и вынуждены стараться восполнить это своей харизматичностью, или ложной экзальтированностью, или постоянным настаиванием на обновлении, обновлении и еще раз обновлении и возвращении к корням. У нас в Православии корни сохранялись в течение всей истории. Они совершенно открыто лежат перед нами.

Отец Георгий: А как вы сами восприняли это, когда, еще считая себя католиком, встретились с такой четкой позицией, говорящей, что Католическая церковь впала ересь?

Бескомпромиссность Русской Зарубежной Церкви по отношению к инославным открыла для меня двери Православия

Отец Фома: Для меня это был совершенно неожиданный взгляд. Дело в том, что католики – сторонники «теории ветвей», осужденной у нас Архиерейским Собором в 2000 году. В католическом сознании нет существенных вероучительных различий между Православием и католичеством. Вначале я сомневался: не фанатики ли эти «зарубежники»? как же возможно думать, что католическая вера ущербна, если миллиард человек ее исповедует? А потом я стал убеждаться в том, что другие Православные Церкви точно так же учат – они только более дипломатично выступают. Благодаря бескомпромиссности Русской Зарубежной Церкви по отношению к инославным мне открылись двери святого Православия, за что я ей очень благодарен. Когда я разобрался и понял несостоятельность учения о примате папы Римского, словно вся твердыня католицизма рухнула в моем сознании. И потом, когда я увидел, что в Православии нет отступлений от Священного Предания, но верное и целое его сохранение, я стал чадом Православной Церкви.

Отец Георгий: Некоторые люди на Западе, пришедшие в Православие, рассказывали мне, что для них открытием и в какой-то степени стимулом укорениться в Православии было осознание того, что их предки и их народ тоже когда-то были частью Православной Церкви. То есть, хотя сейчас Православие на Западе воспринимается, прежде всего, как религия иммигрантов из восточноевропейских стран, в какой-то момент мои собеседники понимали: оказывается, и те древние святые, которые жили на их земле, верили так же, как и сейчас верит Православная Церковь, не искажая истину. Помогло ли это в вашем случае? И как вы думаете, в принципе может ли это помочь современному западному человеку, который будет сталкиваться с такими же вопросами, с какими столкнулись вы?

Общение невозможно, пока Западная церковь не покается и не вернется к тем догматам, которые сохранило неповрежденными Православие

Отец Фома: Это очень важно – осмыслить, что до великой схизмы 1054 года была одна Православная Церковь, включающая Римскую Церковь. Мне кажется, для развития и формирования христианского мышления имеет большое значение правильное представление о Церкви. Помню, когда я был еще католиком и только приближался к Православию, в Мюнхене, в приходе Зарубежной Церкви, я вначале несколько недоумевал, когда говорили: «Было время, когда Римско-Католическая церковь была православной». Что это значит? Для меня это был парадокс. Но потом постепенно я понял: действительно, было отсечение Западной церкви от Православия. И нужно было констатировать, что общение больше невозможно, пока церковь Западная не покается и не вернется к тем догматам, которые сохранили неповрежденными восточные Поместные Церкви. Это очень важный момент, потому что так мы уходим от того мышления, которое пропагандирует Римская церковь, говоря, что мы как бы одно целое – католичество и Православие – западная часть и восточная часть. Или как папа Иоанн-Павел II любил говорить, что это две части одних легких. Когда-то так действительно было – в I тысячелетии. Но, к сожалению, так перестало быть. Мы должны молиться и действовать для того, чтобы вернуться к тому, что было и что мы утратили. Это – миссия Православия на Западе. И я в этом должен также убедить, конечно, наших собственных верующих, которые, я думаю, не всегда ясно понимают это. Поскольку есть и такие православные, которые думают, что мы можем спокойно молиться вместе с католиками и что они наши братья или наши меньшие братья.

Отец Георгий: Конечно, если люди, называя себя православными, полагают, что нет разницы между Православной Церковью и католической, или монофизитской, или протестантской, – это заблуждение, проистекающее зачастую от невежества. И от того, что люди воспринимают Церковь как некий национальный клуб, в котором они просто по принадлежности к нации оказались, что, конечно, является ошибкой. Потому что Церковь – это тот ковчег спасения, который Господь создал и в который призвал людей из всех народов.

Отец Фома, какое отличие Православия от католицизма вы указали бы как самое важное?

Отец Фома: Примат папы. Мы привыкли смотреть на вопрос примата, верховенства Петра и его служения как на изолированный, отдельный факт, как будто это учение касается только администрирования и юрисдикционных вопросов. Но оно сказывается также на духовной жизни человека в Католической церкви. Римский папа претендует на непогрешимость, что для нас, православных, является искажением Священного Предания. Это неприемлемо для Православия, ни один человек не является непогрешимым. Но с признанием непогрешимости связан вопрос послушания. Непогрешимому человеку, даже если считается, что он непогрешим лишь в вопросах вероучения, должно оказываться безоговорочное послушание. Это представление пронизывает все ступени католической иерархии.

Отец Георгий: Возвращаясь к вашей истории, я хотел бы спросить, как отнеслись ваши родственники и друзья к вашему выбору. Поняли ли они его? Разделил ли кто-то ваши искания?

Истиной должно дорожить больше, чем человеческими преданиями

Отец Фома: Отнеслись по-разному. Мои католические друзья, конечно, сильно удивились. Они не думали, что я способен на такой шаг, который означал потерю всех тогдашних собратьев, почти всех друзей. Причем сразу, одним ударом. Они такой переход оценивают как вероотступничество. А что касается родителей и братьев, то тут были разные варианты. Один из моих братьев – пятидесятник в Бразильской церкви в Мюнхене. Известно, как они относятся к Православию. Для них мы недалеко от идолопоклонников. А вот протестанты классического толка, как, например, лютеране, больше понимают такой шаг. Потому что они сами когда-то должны были протестовать против Рима. И поэтому они могут отнестись с пониманием к такому шагу, хотя для себя лично и не рассматривать его как возможность, потому что культурное расстояние между Западом и Востоком огромно. В Православие нужно вжиться. И полюбить его. Нужно любить богослужебную жизнь. И на этот путь я желаю встать каждому католику и каждому протестанту, желаю, чтобы они могли для себя открыть путь Православия и Истиной дорожить больше, чем человеческими преданиями.

Отец Георгий: Отец Фома, большое спасибо за ваш рассказ.

Как становятся священниками? Атеистическая пропаганда рисовала батюшек алчными людьми, которые расчетливо наживаются на чужих заблуждениях. Время господства атеизма прошло, но и сегодня мало кто всерьез интересуется вопросом: как случается, что обычные люди вдруг начинают служить у престола Божьего, подчиняя этому всю свою жизнь? Как эти люди приходят к вере, и не просто приходят, а заполняют ею всё, посвящая себя Богу? Об этом мы решили рассказать. И задали батюшкам из России, Украины, Белоруссии, Пакистана, Кении, Германии один простой вопрос: «Почему Вы стали православным священником?».

Протоиерей Александр Авдюгин, г. Луганск, Украина

Наверное, большинство из нас, в священном сане находящихся, на вопрос: «Как ты стал священником?» ответят неопределенным «Господь привел». Вот только неопределенность эта лишь у вопрошающего, а для нас это абсолютная уверенность. Ведь случайностей априори не бывает, и когда начинаешь составлять лесенку событий, по ступенькам которых взбирался к удивительным и непередаваемым минутам рукоположения, становится абсолютно понятным, что тебя вели к нынешнему служению…

Поэтому и ответ такой: «Господь привел».

Ступеньки эти вспомнить можно, но не все. Были такие, которые, казалось бы, без твоей воли преодолевались и не очень обязательны были, но сегодня, с опытом прожитых лет, ясно становится, что все в единстве и четкой последовательности происходило.

Первый религиозный опыт, вернее, апологетический спор, у меня с бабушкой был, матерью отца.

Ба, - допытывался я, - почему у тебя на кухне Бог злой, в зале добрый?

Нельзя так говорить! - сердилась бабушка. - Ишь чего надумал!

Сама посмотри! - указывал я на иконы.

В кухне образ Спасителя был старым, темным, одни глаза и лоб видны. Ночью проснешься, и если лампадка не затухла, то глаза на тебя смотрят из темноты. Страшно.

В зале же, в самом светлом углу, между маленькими окнами, Бог, обрамленный рушником, добрый и радостный. В блестящей одежде с цветами. Да и не один Он там находился, с Богородицей вместе и еще с какими-то святыми.

Второй яркий «религиозный опыт» с Пасхой связан. Вернее, с милицейской дубинкой. В девятом классе, после урока литературы, на котором наша учительница на свой страх и риск нам о Церкви и вере рассказала, решили мы в ночь Пасхальную в собор Ростовский сходить.

Вокруг входа в собор подковой, в полуметре друг от друга, стояли курсанты речного училища, а за ними, по тротуарам и трамвайным рельсам, группы молодых милиционеров. Курсанты пропускали только старушек. Все остальные должны были объясняться с милицией, которая, как правило, отправляла обратно, за оцепление.

Ростовский кафедральный собор находится на рыночной площади города. Центр с парками и развлечениями - рядом. Ясно, что у оцепления собралась внушительная толпа молодежи, оживленно обсуждающая не столь часто встречающееся действо.

Нет, о Пасхе и Воскресении Христовом не говорили, просто тихонько (громко в те года было не принято, да и боязно) обсуждали сам факт: почему не пускают. И, естественно, тут же вырабатывали планы, как «прорваться» в церковь. Зачем «прорываться», было не так уж важно…

Придумали грандиозный план и мы. Недалеко от собора есть остановка, от которой отправляются трамваи, проходящие сквозь оцепление как раз мимо ворот храма. Открыть двери движущегося трамвая в те годы было элементарно, поэтому мы и решили выскочить из вагона как раз напротив церковной калитки и… бегом в храм.

Так и сделали. Но не рассчитали. Милиционеры оказались проворней. Тут-то мне дубинкой по шее и спине досталось…

Наверное, именно эта дубинка и стала причиной того, что начал я искать книги, с Православием связанные. Не просто это в советские годы было, но Ростов-на-Дону город особенный, в нем всегда можно было найти даже то, что запрещено и не поощрялось. Да и любовь к книгам, с детства мне родителями привитая, помогла. Даже в официальных изданиях, особенно у отечественных классиков, можно было отыскать повествования о Христе и вере.

В годы студенческие появилась возможность читать христианские издания «из-за бугра», моряками нашими привозимые, да и православные передачи Би-би-си и «Голоса Америки» свою роль сыграли.

Уже в зрелые годы встретился мне в небольшом белгородском поселке священник. Мой ровесник. Обладатель удивительно разнообразной и богатой библиотеки, для которого вера, служение и увлечение литературой были естественной повседневностью. Он иначе и жизнь свою не представлял.

Наша дружба имела логическое завершение. Повез меня батюшка в возрождающуюся Оптину пустынь, где я и «задержался» на целый год.

О последних ступеньках до рукоположения нужно уже не у меня, а у отца Мелхиседека (Артюхина) спрашивать, нынешнего настоятеля подворья Оптинского, что в Ясеневе. Он учил, он благословил и рекомендацию на рукоположение написал. На мой вопрос, почему это он меня в Оптиной под свое, тогда благочинническое, крыло взял и на послушание в издательский отдел определил, отец Мелхиседек шуткой ответил: «Оттого, батюшка, взял, что ты Авдюгин, а я Артюхин».

Шутка шуткой, но именно так Господь и управил.

Протоиерей Максим Первозванский, г. Москва

Я был студентом-физиком

Обучаясь на пятом курсе факультета экспериментальной физики МИФИ, я всерьез, по-настоящему уверовал в Бога. Я стал искать возможности служить Ему в церковной ограде - все равно кем, но в церковной ограде. После вуза пошел работать в один из закрытых проектных институтов и одновременно начал ходить в Новоспасский монастырь. Архимандрит Алексий (Фролов) предложил мне создать и возглавить церковноприходскую школу при монастыре.

А параллельно с этим я попросился читать на службе, стал алтарником и чтецом. Поскольку в то время в Новоспасском было всего три монаха, один протодиакон и несколько послушников, моя помощь оказалась востребованной. Я ходил на службу каждый день, утром и вечером, читал…

И через несколько лет, видимо, наблюдая за моей работой и сделав какие-то выводы для себя, владыка предложил рукоположить меня.

Я любил физику. Но решение уйти с работы принял достаточно легко. Страна переживала не лучшие времена. Я не видел возможности приложения усилий в занимавшей меня области - военной физике. Произошла потеря смысла. И она совпала с серьезным внутренним обращением к Богу, с поиском служения.

В 1994 году я стал диаконом, а потом и священником. Я сам никогда к этому не стремился. Мне казалось, что священники - это какой-то особый сорт людей, что они неземные, ангелы. Особенно высокий пример монастырских священников меня в этом убеждал - такой идеал казался недосягаемым. Но есть в Библии слова: Не вы Меня избрали, а Я вас избрал - я всегда помнил эти строки и воспринимал их как обращенные к себе лично.

Священство стало для меня точкой сборки всей жизни. От него и через него строится моя семейная, профессиональная жизнь, труд главного редактора журнала, работа с молодежью. Священническое служение придает смысл всему, что я делаю.

Иерей Филипп Гатари (Philip Gathari) , г. Ньери, Кения

Я был кенийским мальчишкой

Слова «православный» и «православие» пришли в мою жизнь еще в детстве. Мы были знакомы со всеми действовавшими в Кении христианскими конфессиями, основной из которых был католицизм. Но меня он не привлекал.

Потом появилась Независимая церковь, которую поддерживали борцы за политические свободы Кении. Православие пришло вместе с ними. Белые миссионеры из Греции привлекли к православной вере нас, детей.

Мы стали стекаться на богослужения в местный храм. Больше всего нас поражал стиль чтения псалмов и другое богослужебное чтение. Нас завораживало Причастие. И еще нам нравились хлебные просфоры, которые выносили из алтаря. Хлеб был редкостью, а хождение в церковь было верным способом его отведать. Детьми мы не понимали значения всех этих обрядов. Но не любили пропускать богослужения. Каждый раз, когда священник куда-нибудь отлучался, мы чувствовали себя очень плохо.

Я стал петь в молодежном хоре, а позже сделался алтарником. Это считалось честью, потому что, когда священник бывал в отлучке, алтарники наделялись привилегией помогать служить заутреню. Большинство престарелых прихожан не умели читать, поэтому мы, молодежь, были их глазами и их устами.

Свое начальное образование я получил, когда уже полноценно жил церковной жизнью. Помню, однажды молился: «Господь, когда я вырасту, сделай меня священником, таким, как наш местный батюшка». В детстве мне очень нравились облачения священников. Они меня завораживали. Меня привлекало и то, что священники играют центральную роль в жизни нашей христианской общины.

К моменту, как я поступил в среднюю школу в Найроби, я уже был крещен с именем Филипп - так звали одного независимого проповедника, благодаря которому в Кению пришло православие.

После окончания школы, когда я уже работал секретарем в приемной Министерства внутренних дел, священник местной сельской церкви послал меня учиться за границу, в университет в Сибиу (Румыния). У меня не было намерения изучать именно богословие, но так сложилось.

В 1983 году я вернулся в свою страну. Начались мои скитания: 15 лет я работал учителем в разных школах, преподавал в семинарии. Когда потерял последнее место, то со своим богословским дипломом не мог найти работу. Чтобы прокормиться, я два года занимался частным бизнесом.

А потом меня призвал к служению владыка Серафим, архиепископ Найроби. Он почувствовал, что я могу стать священником: как мирянин-богослов, я внес большой вклад в подготовку священников в семинарии; большинство наших прихожан и священников очень полагались на меня и доверяли мне. Мне всегда очень хотелось помочь моему народу узнать и понять православие. Ведь большинство наших местных батюшек не имеют высшего образования, а некоторые литургические книги были переведены некорректно. Этих ошибок наша паства просто не видела… Поскольку я выучился на богослова, то чувствовал, что мой долг - послужить Православной Церкви…

В 1999 году, сразу после рукоположения, владыка отправил меня в местность, где не было православной общины. Там я основал церковь во имя Святого Филиппа в Карунду.

А в 2005 году новый архиепископ, владыка Макарий (Андреа Тиридес), с которым мы вместе преподавали в семинарии, послал меня в церковь Святого Антония в Ичамаре. Где я и служу сегодня. Трудностей очень много, приходится жертвовать своим личным комфортом, своими ресурсами, чтобы поддерживать на плаву миссионерскую школу, которую мы создали при храме. Это чрезвычайно трудная задача. Но мы всё преодолеваем.

Иерей Фома Диц (Thomas Ditz), г. Москва

Я был немецким протестантом

Внутренний зов к священству я почувствовал, когда мне было 18-19 лет. Но потом этот призыв был забыт: совсем другие планы на жизнь, учеба на архитектора… К тому же я принадлежал к протестантизму (мои родители лютеране, это наравне с католичеством традиционная для немцев вера), а у протестантов нет священства.

Когда я в молодости решил перейти в католичество, там меня отвращал от идеи священства целибат: я всегда чувствовал, что мой путь - путь семейный.

Тем не менее призвание к священству обновилось, и я поступил в католическую семинарию. Но уверенность, что я смогу завершить начатое, длилась недолго: всего год или два. Потом наступил внутренний кризис. Мне стало ясно, что это не мой путь, что это будет в ущерб моему духовному состоянию, и, будем говорить прямо, приведет меня к тяжелому душевному расстройству - настолько я был не в ладу с самим собой. Я доучивался, не зная, что меня ждет. Остался из тех соображений, что руководство семинарии понимает, что для меня лучше. Духовник меня вел, но внутри зрел очень серьезный конфликт.

Священство - призвание от Бога, оно действительно неотвратимо, если человек молится, живет духовной жизнью, настраивает свои органы чувств, чтобы слышать волю Божью.

Учась в католической семинарии, я стал углубляться в православие, и чем больше узнавал о нем, тем больше понимал его истинность и его отличие от католицизма, хотя католики считают, что нет никакой существенной разницы между нами. А когда я окончательно принял православие, то почувствовал, что мое желание стать священником никуда не исчезло, а наоборот, вдруг стало возможным. Когда я узнал о жизни Православной Церкви в Советском Союзе в условиях гонений, стал интересоваться всем, что связано с Россией. И так решил ехать сюда изучать богословие. Преградой был только язык моей Церкви - русский язык, неродной для меня. И возраст: в 40 лет уже не так просто учиться, постигать и сложную византийскую Литургию, мир славянских языков.

Бог ввел меня в такие условия и обстоятельства, что стало возможным осуществление моего давнего призвания. Я почувствовал, что теперь, став православным священником, я нашел свой путь. И это обязывает меня трудиться для единой святой апостольской Церкви, реально существующей в Православии.

Иерей Глеб Грозовский, д. Малое Верево, Ленинградская область

Я был футболистом «Зенита»

Я родился и воспитывался в семье священника Виктора Грозовского, и почти все мои братья были расположены к священству. А я, спортсмен, футболист, и не мог предположить для себя такого будущего! Ну, в крайнем случае, не стану игроком, так буду тренером, - думал я.

После школы я пошел учиться в Государственную Академию физической культуры им. П. Ф. Лесгафта. Естественно, о семинарии тогда и не думал.

Мои мечты сбылись: я, хоть и недолго, побывал и игроком национальной юношеской сборной, и тренером-практикантом футбольной школы «Зенит», которую сам когда-то окончил. Тем не менее мне суждено было пойти по стопам отца. К двадцати годам Господь призвал меня быть Его священнослужителем. Я четко помню тот зов, мысли и чувства, которые испытал, стоя в Александро-Невской лавре, где служил мой отец. Думаю, у всех это происходит по-разному. Скажу лишь, что меня посетила мысль о том, что я могу быть полезен не просто как «зритель», а как помощник при богослужении.

Я попросил тогда архимандрита, а сегодня епископа Выборгского Назария, благословения помогать в алтаре в свободное от тренировок и соревнований время. Он дал добро. Это было восхитительно! В детские годы я уже алтарничал, но не оценил этого тогда. Уже через полгода, вслед за младшими братьями, меня взяли в иподиаконы к митрополиту Санкт-Петербургскому и Ладожскому Владимиру. Я не мог и мечтать, что именно он, принявший благодать епископа от самого святителя Николая (Могилевского), рукоположит меня в сан диакона, а через два года - и пресвитера!

Ну, а что касается футбола, то он не ушел из моей жизни. В нашей епархии создан отдел по спорту, проводятся турниры между приходами, совместно с детскими домами, с другими епархиями. Студенты Духовной академии, которых я тренирую, получают футбольную экипировку из рук футболистов «Зенита» и поддерживают свою физическую форму. Питерский «Зенит» также не остается без моей поддержки во всех домашних и выездных матчах. Кстати, храм, который мне доверили строить, планируется возвести именно на пожертвования футболистов.

Нет более восхитительного состояния души на земле и большей ответственности перед Богом, чем священство, этот переданный залог, который необходимо соблюсти целым и невредимым до последнего своего издыхания.

Протоиерей Димитрий Лукьянов, г. Белгород

Я был учителем физкультуры

Сейчас, будучи священником, я получаю высшее светское образование: учусь на геолого-географическом факультете Белгородского государственного университета. Буду защищать диплом учителя географии. И мне это очень интересно. Ведь я каждый год уезжаю на несколько месяцев в экспедицию по Арктике на судне «Михаил Сомов». Мы идем от Архангельска до Чукотки. Для меня эти экспедиции - миссионерские. Приезд священника в арктический поселок раз в год - едва ли не единственная для его жителей возможность причаститься Святых Христовых Таин.

Однако сам я никогда не предполагал, что стану священником или миссионером. Не мечтал об этом с детства, даже мыслей таких не приходило. По специальности я был учителем физкультуры, работал. Помогал в храме. И постепенно пришел к решению рукополагаться. Это случилось в 1997 году, еще в «лихие 90-е»…

Но отчего-то у меня совершенно не было страха, что я окончательно и на всю жизнь сворачиваю на этот путь. Священник в этом смысле - счастливый человек. Финансовые проблемы, которые часто возникают - особенно у сельского духовенства, - решаются как-то сами собой. В самый трудный момент откуда-то обязательно приходит помощь. Я знаю, что моя семья никогда не будет богатой, но мы никогда не умрем от голода. Кроме того, мне повезло: я с юности был довольно аскетичным молодым человеком - мог совершенно спокойно вместо красивых мужских туфель купить себе обычные простые сапоги.

Священник - это, конечно, не профессия. Это служение. И если уж про хорошего школьного учителя можно сказать: «Он несет свое служение», то про священника - тем более. С работы можно уйти, на работе бывают выходные. Рабочий день ограничен: вышел из конторы, пришел домой, переоделся, и до утра можешь забыть о том, что ты инженер. В священстве так не бывает. Ты и дома, и на улице священник. Служение отличается от работы готовностью быть «на службе» в любой момент. Поэтому я никогда не выхожу на улицу без подрясника. Мне кажется, это очень важно.

И в экспедиции я прежде всего - священник. Надеюсь, что эти поездки будут интересны и нашей кафедре географии. Благодаря мне «география» работы самой кафедры расширяется. Кроме того, это для меня еще и миссионерский прием. Ведь в экспедиции встречаешь много ученых. Для многих из них становится настоящим открытием то, что священник - не «темный и дремучий», а разбирается в географии и геологии. Они очень любят свою работу, свою науку, и оттого всегда очень ценят, когда собеседник может поддержать беседу и задает им правильные, грамотные, глубокие вопросы. Теперь мне будет проще наладить контакты, проще говорить с ними на одном языке.

Иерей Джон Танвир (John Tanveer), г. Лахор, Пакистан

Я был католическим священником

Я ждал возможности перейти в православие пятнадцать лет, а возможности стать православным священником - еще три года. Господь испытывал мое желание.

Я принадлежал к католической общине и в 1974 году поступил в семинарию, а через четыре года продолжил обучение в другом институте, еще шесть лет изучал Священное Писание, церковное и гражданское право, историю Церкви и этику. Помню, как молился: «Господи, ты мой Отец, если я достоин быть священником, Твоим слугой, пожалуйста, даруй мне мужество, чтобы служить Тебе и Твоему народу».

Мое путешествие к православию началось в 1990 году. Однажды ранним утром, когда я вышел из собора после мессы, ко мне подошел высокий, статный человек и спросил, может ли он зайти в собор помолиться. «Конечно!» - ответил я. Он зашел. И не знаю, что заставило меня его дождаться. Этот человек вышел и сказал мне: «Я думал, что это православный храм. Но ничего! Мне нужно было помолиться, и я это сделал». Мы познакомились, он оказался православным, это был генерал из Греции, приехавший с официальным визитом в Пакистан. Он оставил мне свою визитку.

Не могу объяснить почему, но с этого времени меня стало неудержимо тянуть к православию. В мае 1993 года мне удалось попасть на богослужение в православный храм в Австралии. Разлитое в воздухе ощущение святости меня заворожило. Я стоял там, и у меня вдруг появилась уверенность в том, что я нашел свой настоящий дом. После Литургии, несмотря на сильное желание встретиться с епископом или священником прихода, мне это не удалось.

Я вернулся в свою страну. И стал с еще большим энтузиазмом рассказывать о святости Православной Церкви моим братьям-священникам и друзьям. В 1996 году я оставил католицизм.

В октябре 1998 года через моего знакомого из Греции мне удалось связаться с митрополитом Гонконга и Юго-Восточной Азии Никитой (Лулиасом). Но дело шло очень медленно, ответы на мои письма не приходили годами. Бог испытывал мою верность. И только благодаря поддержке семьи, особенно моей жены Розы, я сумел это испытание вынести.

Наконец, в марте 2005 года в Лахор приехал митрополит Никита: я, моя жена и еще 350 пакистанцев были приняты в православие через миропомазание.

Тогда же владыка посоветовал мне продолжать свой путь к Святому Кресту, и я принял его совет, потому что очень хотел быть богобоязненным и верным христианином. Я был неимоверно счастлив.

Мое рукоположение тоже откладывалось, но, наконец, состоялось в Греции в ноябре 2008 года. Пока я единственный православный священник-пакистанец в нашей стране.

Быть священником в Пакистане очень непросто. Мы вынуждены быть очень внимательными к тому, что говорим. Вокруг столько предубеждения и несправедливости, тебя могут подловить на слове, обвинить, посадить за решетку и даже убить.

В тот период, когда я был священником Католической Церкви, самыми болезненным вопросом для меня было позиционирование священника как некоего босса, хозяина и учителя жизни для народа Божьего, который и так здесь, в Пакистане - в положении меньшинства. Я понял, что священник - это пастырь. Там, где нет моста, он должен стать таким мостом, чтобы стадо могло перейти через реку. Он должен быть голосом безответных. Я стараюсь быть как открытая книга для моих верных, потому что я очень люблю их. Они знают, есть ли у меня что-то в кармане или нет, это делает нас близкими людьми. Несмотря на то, что боль и печаль - часть моей жизни, они делают мое священство еще более значимым.

Иерей Святослав Шевченко, г. Благовещенск

Я был начинающим журналистом

Мне никогда не приходилось задавать себе вопрос: почему я стал священником? Просто потому что сам не заметил, как это случилось. Разумеется, как и у всякого православного мужчины, в моем сознании возникали мысли о священстве. Но эти мысли были подобны детским мечтам стать космонавтом. Поэтому логичнее ставить вопрос таким образом: почему Бог захотел, чтобы я стал священником? И в этом направлении у меня имеются кое-какие предположения.

Когда перебираю в памяти дела минувших лет, то вижу явный Промысл Божий. В Церковь я вошел определенно через журналистику. Я даже сподобился постоять на развилке дорог, одна из которых вела на работу в элитный ресторан родного города, а другая - в редакцию газеты. Мимо меня проехали две битком набитые пассажирами маршрутки, а после третьей - мои стопы направились в газетный комплекс, где требовались журналисты. Как-то органично мне поручили вести в областном еженедельнике «Самовар» религиозную тематику, затем появилось православное приложение к газете «Златоуст», и после этого пошло-поехало.

Однажды я зашел в храм перед Пасхой - внутри мыли, терли, начищали, подкрашивали. У меня появилось сильное ощущение присутствия в родной семье, куда меня нестерпимо влекло. Поэтому спустя время на вопрос правящего архиерея: «Ну, ты с кем?» - ответил не задумываясь: «С вами»…

Сегодня имею честь быть священником и заниматься любимым делом - работать с прессой. Бог дал мне все, о чем только мог мечтать: служение перед Престолом, православную семью - любимую жену и не менее любимых сыновей, возможность рассказывать о Церкви в СМИ. Сегодня мне совершенно ясно, чего хочет от меня Господь. Ему нужен рабочий инструмент - и я им буду, насколько хватит сил.

Протоиерей Сергий Лепин, г. Минск, Белоруссия

Я был комсомольцем и рокером

Я рос в семье коммунистов. Однажды, классе в пятом, учительница географии рассказывала нам о своей поездке в Троице-Сергиеву лавру, после чего я заявил всем: «А я тоже пойду в семинарию!» И постоянно в своей жизни возвращался к этому утверждению. Когда меня спрашивали: «Мальчик, кем ты хочешь быть?», я всегда отвечал: «Пойду в семинарию»… Почему я так говорил? Этот вопрос мне кажется неуместным, как и всякий вопрос, который выясняет мотивы поступков, которые мы совершаем во сне. Не знаю. Говорил - и все тут!

Я очень рано начал интересоваться вопросами справедливости, смысла жизни, счастья, блага и другими философскими проблемами. А идеология, которая тогда царила в советских школах, предлагала некие готовые образцы рассуждений в этом направлении. Так я стал комсомольцем. Я отталкивался в своем поиске от предлагаемых решений и достаточно быстро их перерос.

Позже я начал искать в среде неформалов: рок-музыка, своя группа и все такое… Все это было в моей жизни, и с этого все началось! Ну, было еще увлечение поэзией, еще кое-что… Мне кажется, если человек последовательно ищет истину, то даже в границах своих заблуждений он может кое-чего достичь, поскольку отрицательный результат - тоже результат. Последовательность разоблачает неправду, иначе быть не может!

Однажды все же я собрался и пошел в церковь - как птицы, которые однажды просто собираются и улетают на юг. Мне было четырнадцать, я еще не научился быть последовательным и во всем видеть причинно-следственные связи, и вопрос «Верю я в Бога или нет?» для меня тогда просто не существовал. А когда я впервые открыл его для себя, то обнаружил, что верю и уже не могу иначе. Это было пробуждение. Я помню этот день…

Я поступил в семинарию, а потом закончил философский факультет, затем - Духовную академию и аспирантуру. Философский факультет не был для меня альтернативой духовному образованию, я пошел туда за определенными навыками, которые мне необходимы были для понимания некоторых вещей в богословии.

Меня рукоположили во время учебы в Академии. Часто же бывает, что в воскресенье женятся, а в следующее - рукополагаются, а я три года после женитьбы откладывал вопрос о рукоположении. Страшно ведь! «Благодать немощная врачует и оскудевающая исполняет» - аминь! Но как почувствовать себя сильным и способным понести этот крест, пока на тебе нет этой благодати? Это как прыгнуть с парашютом: знаешь, что летать не умеешь, и чуть что - шансов никаких. Так и здесь - если не Господь… Но нужно решиться и «прыгнуть». С этим мне помогли мои старшие товарищи. Они просто взяли меня и «вытолкнули за борт»: распечатали прошение на рукоположение, убедили меня подписать его…

И вот я лечу. С одной стороны, я представить себе не могу, что все могло бы быть иначе, а с другой - не могу понять, как такое могло получиться…


Протоиерей Виктор Тарасов, благочинный приходов Собинского округа Владимирской епархии

Я был поэтом и музыкантом

Помню, когда меня крестили, уже в сознательном возрасте, я ни от кого не мог добиться ответа на вопрос: «А для чего? Как крещение повлияет на мою жизнь?» По правде сказать, все ответы меня нисколько не убеждали, а наоборот, отвращали от мысли стать верующим человеком. Но бабушка подталкивала, а отец и близкие родственники убеждали: «Русский - значит обязательно крещеный и православный».

И вдруг спустя несколько лет в душе возникла жажда духовного поиска. Беспочвенно, на пустом месте! Я учился в старших классах, и все заметили, что Витя Тарасов как-то сильно переменился. Известный «музыкант», немного «поэт» стал в одночасье другим. Не лучше, не хуже, а просто другим…

А вот средств для утоления этой духовной жажды было не так уж и много: походы в храм со знакомыми старушками, пожелтевшие страницы московского «Церковного вестника» прошлогодней давности и изумительная книга, найденная в фабричной библиотеке: «Двести ответов атеиста верующему брату». То обилие грязи, критики, насмешек и издевательств, какое обрушивал атеист на веру «брата», возымело обратный эффект: чрезмерные усердия в борьбе с верой стали для меня убедительным свидетельством того, что Бог есть.

Потом появилась внезапная и неудержимая жажда молитвы. Богослужение, и в особенности служение Литургии, стали истинным желанием и любовью всей моей жизни. А полюбив богослужение и молитву, уже невозможно представить свою жизнь вне самой сердцевины христианства - священнодействия.

Священство для меня - осуществление евангельских слов Не вы меня избрали, но Я вас избрал . Это плод того первого юношеского богопознания, которое удивляло моих педагогов, приводило в смущение или вызывало насмешки сверстников. То, в чем не столько я познал Бога, сколько Бог познал меня.

Отец Фома Диц (Foma Diez) поистине удивительный человек с очень необычной судьбой. Каждый прихожанин обязательно спрашивает об отце диаконе - человеке с красивейшим голосом, прекрасным слухом и чуть заметным акцентом, который кому-то кажется похожим на греческий, кому-то на сербский. На самом деле, отец Фома родился и вырос в Германии в католической семье.

Он стал первым клириком Русской Православной Церкви заграницей, рукоположенным в духовных школах Московского Патриархата. В Неделю Торжества Православия 2006 г. ректор Московской Духовной академии и семинарии архиепископ Верейский Евгений рукоположил в сан в диакона студента 3-го курса семинарии Фому Дица, направленного в Московские Духовные школы по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II в ответ на ходатайство архиепископа Берлинского и Германского Марка (Русская Зарубежная Церковь).

Такое событие стало возможным в контексте диалога между Московским Патриархатом и Русской Зарубежной Церковью по преодолению разделения, возникшего в трагические годы жизни Русской Церкви в ХХ столетии.

Мы попросили рассказать отца Фому о своем пути к православию, к священному сану.

- Расскажите про вашу жизнь здесь, в России.

- Я сейчас почти 3 года здесь. Вначале было тяжело. Сейчас мы вместе с женой снимаем квартиру в Семхозе. Мне очень нравилось с самого начала видеть этот храм. Я думаю, перед нами - очень плодотворные годы, когда мы будем видеть много чудес. Потому что, что столько людей здесь в России - мученики, давали свою кровь и жизнь за веру, страдали, свидетельствовали о Христе.

- Как сложилось так, что Вы - немец, родились и выросли в Германии, приняли православие?

- Я очень благодарен Церкви, за то, что она меня приняла когда я был немощен, когда был несчастлив из-за своих проблем, я получил очень много от церкви. Начиная с возраста восемнадцати лет, когда я слушал службу в католической церкви в Германии. Это было начало моей церковной жизни у католиков. Это был год, когда у меня был возрастной кризис, который молодежь проходит в 15-16 лет и она ищет, но не находит ответа на вопрос о смысле жизни.

Я был тогда одинокий человек, и у меня было довольно глубокое разочарование в семейной жизни, были проблемы с родителями, сегодня я уже могу спокойно сказать - у меня не было отца. Я очень переживал по этому поводу. У нас с ним были теплые отношения, поэтому мне было грустно. Тогда я пошел в католическую церковь, где слушал катехизис, где впервые в жизни услышал что Господь жив что он глубоко меня любит и что готовит план для моей жизни, который ведет к тому что потом я могу жить полной, осмысленной жизнью, что я могу сам любить. Мне было тогда 18 лет и это было для меня глубокое испытание, и неплохой опыт.

Потом начались годы студенчества, когда я получил возможность участвовать в жизни миссии католической церкви. Я участвовал в работе с многодетными семьями из Германии, Австрии. Они перебирались в Берлин и начали участвовать в жизни церкви там. Для меня было очень важно видеть христианскую семью, видеть любовь между супругами, как растут дети в атмосфере любви, видеть их счастливые, открытые лица, ведь христианская семья, как печь, раскрываемая благодатью Божией. Видеть это было для меня большим счастьем. Я тоже хотел иметь свою семью, осуществить то же самое и в своей жизни, однако это никак не получалось.

Для меня был труден сам процесс знакомства с девушками, что-то внутри меня не позволяло подойти и свободно заговорить. Это была для меня своего рода проблема, с которой я пытался обращаться к Богу, много молился, прося избавить меня от этого. Меня много спрашивали, почему Господь это позволил, и какой в этом во всем заложен смысл. И находясь в этом положении я почувствовал, что мое призвание стать священником, и внутренне я с этим согласился. Я хотел "жениться на одной стороне", у католиков невозможно быть священником, находясь в браке. И я решил попробовать. Поступил в семинарию. Первые годы прошли довольно успешно, и с каждым днем я чувствовал, что меня больше и больше начало притягивать православие, русская культура. Я начал интенсивнее учить язык, читать богословскую литературу. И чем дольше я учился в семинарии, тем больше сознавал что соединить римско-католическую веру и православие затруднительно. В моей душе, для меня открылся другой конфликт.

Через шесть лет по окончании семинарии я ясно увидел, что католическим священником не смог стать. Во-первых, православная вера дает возможность священнику иметь свою семью, что для меня является серьезным и важным фактором, и во-вторых я понял что мое желание и мое призвание - быть православным сященником.

Я увидел тут другой мир, другой круг и все другое. Я вернулся домой в Германию, а семинария была в Риме, и поступил на работу по своей бывшей профессии. Лишь после этого я почувствовал, что могу свободно посещать православный храм, более конкретно посветить себя православию, хотя в семинарии не запрещали посещать православные храмы, где я впервые его и посетил. Я ходил на службы в Зарубежную русскую церковь, сначала время от времени, затем чаще и с каждым разом все регулярнее. Потом настал момент, когда надо решиться на какую сторону перейти. Я много молился, спрашивал себя, людей в чем существенная разница между православием и католичеством. И я нашел для себя эту дверь за которой был ответ.

Мы, как православные, говорим, что учение о Папе, как о главе церкви - ложно, т.к. оно вошло односторонне, не соборным образом, которое для нас православных обязательно, какое решение мы принимаем. А решения они принимают только с согласия глав поместных церквей. Мне был очень близок этот взгляд, это учение давалось очень легко, и затем я от католиков перешел в православие. Меня приняли очень хорошо и постепенно я начал принимать активное участие в жизни православной церкви, петь на клиросе. Воспоминания от воспитания у католиков у меня остались конечно хорошие, я и сейчас могу сказать много хорошего про них.

Родители мои лютеране, не католики. Я стал католиком в 18 лет когда слушал катехизацию у них в приходе и через 4 года они приняли католическую веру. Семья моя была, можно сказать, верующая. Отец очень верующий, а мама приняла христианство по примеру отца. Так что семья моя была не очень вхожа в церковь, что типично для немецких протестантов. У каждого свой серьезный внутренний мир и храм не часто посещают. И мои начальные духовные знания я, как и мама, получил от отца.

А как родители отнеслись к вашим метаниям?

- Они были очень недовольны, когда я хотел стать католическим священником. Эта моя идея им не понравилась. Сейчас я женился, и у них растет внучка, и счастливы они от этого безмерно. Конечно, им горько что он находится здесь, в России. Но они понимают что я нашел путь, по которому я иду с радостью в сердце и собираюсь потратить на него все свои силы и важно уже то, что они это понимают и одобряют.

-А ваша жена православная?

- Да. Мы познакомились, когда были студентами. Есть учебное заведение для иконописцев и регентов. Пели вместе на клиросе. Жена моя с Белостока - Восточная Польша. Там большинство православного населения белорусского происхождения. Несколько епископов есть и есть молодежное братство - молодежная организация. И проводят паломничества большие.

- Какое у вас было первое ощущение от пребывания в России?

-Немного я знал когда путешествовал. Последние годы уже. И когда я совсем приехал сюда, я знал... Боялся, что меня украдут. Боялся... Что заблужусь где-нибудь.

Меня приняли хорошо. Усваивал достаточно быстро. Это правда, что в Германии комфортно. Но когда возвращаюсь в отпуск туда, у меня складывается впечатление, что мне нет там места. Там мои корни и я люблю свою страну, свою историю, своих людей. Но как православный человек или как священнослужитель я не вижу своего места там. Это другая культура.

А как же Вы попали в Москву? Ведь православным, Вы приняли решение стать, еще в Германии?

Когда было мною принято православие, я подумал как бы мне осуществить мое чувство призвания стать священником. Епископ Марк в зарубежной церкви (он сам немец, но русский знает очень хорошо), поначалу хотел меня оставить в Германиии, и я согласился. Однако потом я увидел что здесь, в Германии сохранить целостность православия, христианской веры для меня не представлялось возможным по причине различия культур, языковых барьеров, и немцы в очень ислючительных случаях приобщаются к православию. Поэтому я решил, что если я хочу остаться в православии, и если я хочу что-либо сделать для людей, для своего народа, то путь мне уже указан. Однако я пока его не совсем четко вижу.

- Многие ли люди в Германии знают о православии?

В каждом большом городе Германии есть православные храмы и обычно даже несколько поместных церквей представлено - греческие приходы, русские, сербские. Выбор есть. Только, конечно, все службы совершаются на языках этих церквей. Мало что там переведено... Переведено на немецкий язык даже не так мало, но это почти нигде не воплощено в жизнь. На немецком языке только раз в месяц проходит Литургия.

Германия- это действительно сильно секуляризованная страна. Там нужны другие меры, чтобы проложить людям дорогу в церковь.

У нас в Мюнхене - Русская Православная Церковь за рубежом. Они проводят семинары на немецком языке раз в два года. Примерно. Для меня это были как раз ворота, чтобы входить в церковную жизнь. Познакомиться с новыми людьми. Поговорить с ними. Это было хорошо. Но все-таки на этих семинарах может быть один человек в году, который остается, становится православными через супругов - через мужа или жену.

- Какая православная литература есть на немецком языке?

- Есть, например, о. Иоанн Кронштадтский, несколько книг, биография, преподобный Силуан Афонский, потом есть Феофан Затворник - некоторые его творения, жития, некоторые книги о монашестве.

Насколько жизнь в католических храмах жива до сих пор?

О. Фома: После собора в 60-х годах церковная жизнь развивалась очень бурно в празднествах, были положительные моменты и не очень. Сейчас в России часто говорят, что католическая церковь отмирает, и это не лишено своего смысла. Например, в Германии есть люди, так называемые "пастораль ассистенты", это органы которые помогают священнику. И они часто вступают в соперничество со священником. Это не очень хорошее явление. И даже можно сказать, что мало у кого есть здоровая церковная мысль, понимать правду таинства церкви и веры. Это с одной стороны.

Другая сторона - это факт что после собора возникли несколько попыток духовного возрождения, которые достаточно глубоки и достаточно плодотворны, и много людей так и остались на языческой стороне, которая совершенно нам чужда. Но если смотреть на все, в общем, то количественно эта часть общество достаточно малочисленна. Они находятся в центрах католической церкви, и иерархия знает о них, и считается с ними. И на мой взгляд, это будущее католической церкви, и я хотел бы подчеркнуть что католики очень ценят православие, смотрят на нас, мало знают, мало понимают в нас. И я считаю что до них надо все довести.

- Отец диакон, Вы в Лавре уже давно... Что-нибудь есть в Германии подобное тому, как почитают преподобного Сергия?

- У нас, например, в Германии самый популярный - это Бонифаций. Он считается апостолом Германии, он жил в восьмом веке, англичанин, и проводил большую миссионерскую работу. Он основал несколько епархий и потом принял мученическую смерть.

- Ваши трудности, Ваши сложности со славянским языком? Вы специально его учите или все-таки через русский язык как-то..?

- Сейчас, честно говоря, у меня времени почти нет его активно учить. Я посещал два года семинар, там учат активно, тексты переводить на русский для меня тоже уже невозможно.. На самом деле, у меня проблемы со славянским языком были достаточно большие, и не только с русским.. Например, если стою в алтаре в храме и не имею возможности следить за текстом в книге, я могу сказать, что очень мало понимаю, очень мало. Сейчас через русский учу только. Если иногда возьму словарь, посмотрю, славянско-русский словарь, незнакомые слова..

Мне очень нравится славянский язык. Он как колокол, как мощный колокол. Это хороший способ для того, чтобы слово звучало и давало свое богатство, свое содержание через красоту звука...

Http://www.pravmir.ru/article_1549.html

ВРЕМЯ БОРЬБЫ

Великий пост - это время борьбы человека с диаволом. Преподобный Исаак Сирин говорил о том, что во время поста христианин изгоняет диавола от себя .

«Пост есть оружие, уготованное Богом… Если постился Сам Законоположник, то как не поститься кому-либо из обязанных соблюдать закон?.. До поста род человеческий не знал победы и диавол никогда не испытывал поражений… Господь наш был вождем и первенцем этой победы… И как скоро диавол видит это оружие на ком-нибудь из людей, этот противник и мучитель тотчас приходит в страх, помышляя и вспоминая о поражении своем в пустыне Спасителем, и сила его сокрушается… Кто пребывает в посте, у того ум непоколебим » (Слово 30).

Христианин подвизается всю жизнь бороться с лукавым, а пост является благодатным временем для того, чтобы сосредоточиться для этой борьбы . Если мы не будем бороться со своими грехами и искушениями, мы не получим благодати от Бога и не можем черпать из источника Пасхи те блага, которые Господь для нас приготовил. К Пасхе следует усердно готовиться, чтобы ощутить ее как можно полнее .

Назвать Пасху праздником - слишком мало. Она важнее любого праздника и значимее любого события в мировой истории . В этот день всё человечество, каждый из нас получил надежду на спасение, потому что Христос воскрес. В Пасхе кроется вся суть христианства, весь смысл нашей веры . Каждый год в пасхальную ночь мы уходим из рабства и обретаем свободу.

ПОСТ, УГОДНЫЙ БОГУ

Хотелось бы вспомнить отрывок из книги пророка Исаии, где говорится о том, какой пост угоден Богу, а какой - нет. Если человек внешне держит пост, не вкушая скоромную пищу, но вместе с этим творит беззаконие, осуждает ближних, гордится, принципиально не желает каяться в своих грехах и не хочет проводить время со своей семьей и близкими, то такой пост будет бесполезен. Польза от поста будет только тогда, когда мы готовы искоренить свои грехи. Это будет самым важным достижением во время поста.

Изменить себя не так просто, как кажется. Потому что привязанность человека к своему эго и к своему самолюбию очень сильна. Мы всегда видим себя в самом лучшем свете, а своим грехам привыкли искать оправдание. Однако образ, который мы видим, не соответствует действительности, и поэтому нам в первую очередь нужно стремиться к тому, чтобы мы увидели себя такими, какие мы есть . Святитель Григорий Палама молился 30 лет Господу, прося Его лишь об одном - чтобы Бог просветил его тьму. Однажды к Григорию Паламе явился апостол и евангелист Иоанн Богослов. Ласково взирая на Григория, апостол спросил его:

«Почему, взывая к Богу, ты всякий раз только повторяешь: просвети тьму мою, просвети тьму мою?»

Григорий отвечал:

«Чего же другого должен я просить, кроме этого: да просвещусь и узнаю, как творить Его святую волю?»

Эту молитву святитель повторял годы и годы. Он осознал, что в нем есть тьма, поэтому святитель неустанно просил Бога о даровании ему света, чтобы увидеть, каков он есть. У нас у всех есть грехи и страсти, о которых мы не знаем и которые не позволяют нам совершать добро . Поэтому в оставшиеся дни Великого поста нам нужно молиться еще усерднее и просить Господа, чтобы Он просветил нас и помог нам увидеть в себе то, чего мы сами увидеть не способны.

ОШИБКИ В ПОСТ

Главная ошибка - это мысли о том, что поститься не нужно. Многие думают, что пищевой пост ничего не дает. Это в корне неправда. Пост показывает человеку его зависимость от Бога, Который нас кормит. Телесный пост облегчает духовную брань . Нужно стараться направить свой взор ко Христу и надеяться на Него, а не на свои силы.

Многие из нас начинают гордиться своим постом, своими достижениями во время него. Если это происходит, наши усилия были напрасны. Без молитвы и покаяния пост не может принести какого-то духовного плода. Господь нас учил таить наше доброе и стараться жить по Его заповедям.

Одной из главных ошибок является невнимание к своим грехам . Мы часто закрываем на них глаза, считая их незначительными. На самом деле нужно стремиться познавать свои страсти, признавать и искоренять их . Это поистине большое и трудное дело. Самый большой человек не тот, который имеет таланты совершать чудеса, а тот, кто видит свои грехи и имеет мужество в них признаться. Бог от нас ожидает смирения и покаяния, но часто прийти к этому нам мешает наша гордыня.

Каяться надо, конечно, в каждом дурном помысле, а особенно в тех, которые изо дня в день травят наш ум, приковывая нашу душу к мрачному состоянию. Каяться нужно до тех пор, пока Господь не поможет нам справиться с нашими помыслами.

КОГДА ПОСТ СОВСЕМ НЕ В РАДОСТЬ

Всегда нужно помнить, что во время поста - особенно к его концу - будут приходить искушения . Диавол нас искушает в желание иметь славу, в желание насыщаться и иметь богатство, а это рождает в человеке печаль и скорбь. От данных недугов человеку помогут не какие-то увеселения или развлечения, а глубокая молитва, которую творить желательно изо дня в день. Часто пост нам не в радость только потому, что мы неправильно постимся . Даже если христианин постится телесным постом и кается в своих грехах, про молитву тоже не стоит забывать. Она облегчает страдания, помогает бороться с искушениями и страстями.

Молитва - очень важный аспект в посте . Она дана для того, чтобы стяжать Дух Святой. Она дана для того, чтобы Бог просветил нас. После усердной молитвы мы иногда начинаем понимать себя, видеть в себе то, что раньше не замечали. Вдруг Бог открывает нам какой-то наш грех, посылает желание исправиться и просвещает нас о том, что надо сделать, - и это и есть Божия благодать. Когда нам становится тяжело поститься, полезно вспомнить строки пророка Исаии о посте:

«Вот, вы поститесь для ссор и распрей и для того, чтобы дерзкою рукою бить других; вы не поститесь в это время так, чтобы голос ваш был услышан на высоте» (Ис. 58: 4).

ПЕРВЫЙ ПОСТ

Свой первый православный пост я помню очень хорошо. Мне тогда было 36 лет, и я жил в Мюнхене. Великий пост мне показался очень жестким, мне было очень трудно в первые недели отказаться даже от пищи с маслом, как это было принято в приходах Русской Православной Церкви Заграницей. Но моей радости не было предела, когда я впервые принял участие в православной Пасхе. По сравнению с католической православная Пасха вызвала во мне такое чувство: «Вот оригинал! Вот настоящая Пасха!»

Бывает, что почти ничего не знаешь о человеке, но чувствуешь к нему сильнейшую симпатию. Скажу честно, что я всё больше влюбляюсь в о. Фому Дица. Этот по-настоящему русский немец пленил моё сердце. Некоторые бойкотируют Правмир, поэтому копирую текст статьи под кат.

Ровно десять лет назад, на Покров, я уехал в Россию из Германии. Я знал, что уезжаю надолго, даже, скорее всего, навсегда. Я это чувствовал как волю Божию. Я сам себе задаю вопрос, что произошло за эти десять лет? Что соответствует моим тогдашним ожиданиям?

Главное — я стал священником. Я служу в России. У меня есть семья. Я воспринимаю это как дар, как милость Божию. Это непростой путь, многому еще надо учиться.

Судьбоносная встреча

Одно из главных событий в эти годы — знакомство с . Я пришел в Православие в 2000 году, от одного католического движения, лидером которого является харизматичный человек, испанец. В Православии подобного человека я встретил в лице отца Даниила. Он мог «зажигать» сердца людей, вдохновлять! Харизма, я считаю, проявление Святого Духа. Можно подумать, что харизматичность может проявляться только у православных, но мой жизненный путь таков, что я столкнулся с этим впервые у католиков.

Отец Даниил удивил разносторонней деятельностью. Во-первых, он обладал глубочайшим пониманием Священного Писания. Ему было дано открывать многие тайны Священного Писания. Он был человеком, который жил совершенно по Слову Божьему. Это было очень заметно по тому, как онговорил, по внутреннему огню, которым он щедро делился. Его священнические годы для Церкви, несомненно, огромный дар. Хотя отец Даниил был священником менее десяти лет, он оставил после себя огромный труд.

Мы познакомились случайно, если можно назвать случайностью подобные судьбоносные встречи. В 2009 году я вернулся из , остановился где-то на юге Москвы, и — оказалось — находился вблизи храма Апостола Фомы, который я давно хотел посетить. Я вошел в этот и храм и был поражен атмосферой места. Я бы описал его как Вселенский храм, где ощущаются святые всех православных церквей и времен. Там есть особая святость и ощущение славы Божией.

Потом у отца Даниила я несколько раз был на беседах о Священном Писании, и попросил его о возможности посещать Миссионерскую школу, где он преподавал догматику. Впечатление было похожее — отец Даниил преподавал догматику, не просто излагая теорию, а это была искренняя проповедь, очень тесно связанная с реальной жизнью, духовной жизнью человека и Церкви в целом.

Границы Церкви

И еще очень ценно для меня было то, что отец Даниил обладал ясным представлением о Церкви — что такое есть Православная Церковь, где ее границы, и что находится уже вне Церкви. В последние месяцы жизни у отца Даниила созрела идея организовать на Запад, послать представителей своего движения, которое было совсем молодым — всего два года! — в католические страны Европы, в Италию, например, и проповедовать Православную веру. Мы знаем, что Бог не дал ему осуществить свой план, но отец Даниил ощущал необходимость именно в этом: он горел желанием привести в Православие всех. Известен его успех с мусульманами — он крестил 80 мусульман! 80! Один священник! В такое короткое время!

Почему четкость в учении о Церкви так важна? Потому что Церковь одна, она не может быть разделена. Ее единство ценно как зеница ока. 14 октября, в нашем календаре намечен праздник хитона Господня. Настоящий хитон находится в Грузии, в исторической столице Мцхете. Хитон с древности считался христианами символом единства Церкви. Хитон в Грузии недоступен, он находится с первого века в Кафедральном соборе города Мцхета под животворящим столпом, а, следовательно, подлинность святыни хитона в Германии, в Триере, признать невозможно.

Так вот, у отца Даниила было ясное понимание границ Церкви. Четкое понимание, где границы общения между православными и другими христианами, необходимо, чтобы служить единству Церкви. Многие считают, что граница общения определяется причастием в Евхаристии или воздержанием от него. На самом деле существует много других ограничений во взаимных отношениях. Например, мы не можем вместе посещать одни молитвенные собрания. В противном случае получается, что мы даем знак, как будто бы никаких преград между нами нет, как будто мы уже духовно едины. Плоды такой интерпретации печальны — вместо того, что решать проблемы в корне, мы удовлетворяемся впечатлением единства, которое является ложным и поверхностным.

Историческое событие

Очень ярким событием был акт Русской Православной Церкви с Зарубежной. Это так нас всех сугубо порадовало! Отец Александр Ильяшенко (настоятель храма Всемилостивого Спаса, где служит отец Фома — ред.) отметил, что не надо стесняться назвать соединение событием историческим — не часто ведь происходит подобное в Церкви. Наоборот, мы чаще видим расколы и раздоры. В Сербии, Черногории, Грузии, Абхазии есть тенденция образовать свои поместные церкви. Этот акт воссоединения очень важен был для меня лично. Русская Православная Церковь дала мне очень много, и было очень прискорбно, когда не была общего единства.

Значимы для меня были встречи и знакомства с разными миссионерами в Церкви, например, с отцом Георгием Максимовым, с отцом Джоном Танвеером из Пакистана. Люди, которые много трудятся, путешествуют, пишут, выступают. Сейчас в Москве появилось много миссионерских школ, молодые люди приходят туда, узнают больше о Церкви, учатся отдавать себя благому делу. Заметно, как люди хотят углубить свою веру, интересуются богослужением и догматикой.

За годы своего священства я очень ясно осознал общее, Вселенское значение Церкви. Когда я бываю в других городах и даже странах, я могу сослужить на богослужениях. Нет никаких преград, национальных барьеров для этого, особенно когда богослужения проходят на церковнославянском языке. Как благостно было служить в Грузии, Польше, Румынии, Сербии, Греции! Это очень хороший опыт — убедиться воочию, что Православная Церковь едина, вне государственных границ.

Миссия

В моем ощущении за те десять лет, что я живу в России, ситуация здесь стабилизировалась. У меня впечатление, что люди живут сейчас лучше, более стабильно, более защищенно. И для моей семьи много поменялось. Сначала мы жили здесь на птичьих правах, сейчас мы резиденты России. В храмы стали приходить молодые люди. Судя по нашему приходу, среди прихожан много молодых, успешных семейных людей. Люди приходят не за чем то, а именно к Богу.

Кто-то приходит сначала просто на разговор к священнику, кто-то начинает ходить на Библейские беседы, а потом они постепенно начинают ходить на богослужения, что, конечно, является условием для подлинного воцерковления. Человеку необходима и соборная молитва, и слушание слова Божия в собрании людей. Сейчас у нас много людей, которые хотят жить в Церкви, хотят простроить свою жизнь согласно воле Божией.

Хорошо бы каждый священник проводил Библейские беседы, нужно искать возможные формы, соответствующие православному подходу к изучению Писания. Конечно, мало кто сможет сделать это так, как отец Даниил Сысоев, однако если получается сплотить вокруг себя людей и систематически встречаться для слушания слова Божьего, это очень помогает в духовной жизни.

Я считаю, что полезно, когда люди на таких встречах не только слушают священника, а сами заранее готовят темы, выступают, приготовив сообщение на основе Священного Писания и чтения святоотеческой литературы. Недостаточно просто рекомендовать читать святых отцов или Писание, это непросто. Нужно проложить дорогу, предложить методологию, чтобы православные под руководством священника смогли черпать силы из Божественного откровения для построения своей духовной жизни.

И священник на таких встречах тоже окормляется от Слова Божия, так же как все остальные. И для меня ценно, что на наших занятиях мы слышим чтения не только из Священного Писания, но и Предания. Мы прочитали практически все пять томов . Реальная жизнь в большом городе со своими требованиями такова, что если мы не найдем формы совместных занятий, то самостоятельно очень сложно найти на это время.

В России как дома

Последние три года на Пасху меня приглашали читать Евангелие на немецком языке в Храме Христа Спасителя. Евангелие читается на 18-ти языках. Вот торжество! Прекрасное подтверждение Вселенской сущности Церкви.

Из всех поездок меня особенно впечатлила Грузия. Даже Греция не так поразила. Грузия — страна Богородицы, по пророчествам русских старцев перед Вторым Пришествием Христа все монашество соберется именно там, когда антихрист будет преследовать Церковь по всему миру. Как не чувствовать особую любовь и заботу Божию в том, что веками окруженная мусульманскими народами страна выдержала этот натиск? Духовные корни христианства в Грузии сильны, и сейчас в этой стране Церковь восстанавливается еще быстрее и основательнее, чем в России.

Практически с самого начала я не чувствовал себя в России иностранцем, несмотря на языковой барьер. Я приехал в православную страну и чувствую себя здесь дома. Я не знаю, будут ли мои дети жить в России, но все, что я хочу, это то, чтобы они стали христианами.