Диплом физического факультета Иркутского госуниверситета, опыт службы в Вооруженных силах, познания в философии, психологии, увлечение живописью, классической музыкой — с таким багажом заведующий лабораторией медицинской кибернетики Всесоюзного научного центра хирургии Сергей Пологрудов — будущий Митрополит Хабаровский и Приамурский Игнатий — подошел к решающему повороту в своей жизни, к встрече с архиепископом Хризостомом (Мартишкиным). Вслед за ним он уехал из Сибири в Вильнюсский Свято-Духов монастырь, а всего после девяти лет монашеской жизни вернулся на родину, чтобы начать архиерейское служение на Дальнем Востоке.

Архиерей, который прыгает с парашютом, ходит в походы, вместе с моряками-подводниками совершает переход подо льдами Северного Ледовитого океана, служит Литургию на Северном полюсе. Будучи уже митрополитом, продолжает учиться: окончил факультет теологии Свято-Тихоновского университета и аспирантуру Московского городского психолого-педагогического университета. Первым из архиереев открывает и ведет в Интернете свой личный блог. Не совсем обычный архиерей…

О своем приходе к вере, о наставнике, о служении на Дальнем Востоке и общении с людьми в самых разных условиях владыка Игнатий рассказал журналу «Православие и современность».

Даже за Златоустом — не прятаться

— Владыка Игнатий, какова была реакция интернет-сообщества на появление в Сети Вашего личного дневника, ведь Вы здесь, кажется, были первым?

— Я никогда не интересовался, первым я здесь был или нет, — просто отец Роман Никитин, руководитель нашей информслужбы, задался целью вовлечь меня в это дело. По его словам, очень важное и перспективное, и очень миссионерское. Я сопротивлялся, как мог, но он явил чудеса долготерпения и настойчивости. И победил, то есть убедил. Так мой блог и появился.

Что же касается реакции интернет-сообщества… Помню, как только опубликовал свой первый пост, в этот же день около 1500 человек блог посетили. Оставили около ста комментариев… В основном положительные, ободряющие: кто желал успеха, кто — помощи Божией. Желали сил, терпения, предупреждали, сочувствовали. Соболезновали. А в одном комментарии прочитал такие слова: «Хорошо… Только если он не сведет все к цитированию Златоуста целыми страницами». Прочитал и подумал, что хоть и должен оставаться архиереем, но таким, какой есть. И не имею права прятаться даже за великим святителем.

— Блог — это прежде всего возможность миссии?

— Возможность — да. Я стараюсь исполнять миссионерское послушание (а именно оно было дано мне Святейшим Патриархом в первую очередь). Но мое общение с людьми — церковное, личное, через телевидение и прессу — все же весьма незначительно. По сравнению с аудиторией интернет-пространства — она неизмеримо шире. Но это, повторю, возможность. Действительность оказалась иной.

— Почему?

— Я увидел, насколько специфично интернет-общение, его язык, которым я совершенно не владею: лаконичный, очень своеобразный, далеко не всегда корректный. Кроме того, твои собеседники, как правило, скрыты за «никами» и «аватарами» — нет возможности увидеть лицо, услышать дыхание, ощутить состояние души. А в общении важно именно это, для меня во всяком случае. Не всегда вижу человека в постах и комментариях.

Кроме того, спрятавшись за интернет-маской, читатель может сказать (и говорит) то, чего никогда не сказал бы глядя в глаза. В таких случаях, соприкасаясь с непорядочностью… душевной нечистоплотностью, что ли, приходится прилагать усилия, чтобы сохранить мир Христов по отношению к такому собеседнику.

— Удалось преодолеть эти обстоятельства?

— Скорее нет, не до конца, да и цели такой не ставил. Хотел бы сказать о другом: за пять лет, которые вел блог, кое-что узнал, кое-чему научился. Общение с людьми всегда учит, тем более такое широкое и разнообразное.

— Даже с теми, кто противится?

— Противление противлению рознь. А рознь эта определяется целеполаганием, то есть той целью, с которой человек появляется в моем блоге. И оставляет комментарий, конечно. Чаще всего в нем вопрос или просьба. В этом случае стараюсь ответить сам.

Поначалу трудно было переносить откровенное хамство. Пока не понял: далеко не всегда человек, который хамит, имеет целью делать именно это. Иногда таким образом защищается, проверяет: таков ли ты, как пытаешься о себе заявить? Стоит ли дальше говорить с тобой о главном, сокровенном? Иногда это просто замаскированная хамством боль.

Бывает, жду, когда ответит кто-то из читателей, завяжется дискуссия. В ней человек становится виднее. Если упрямо отстаивает свою позицию, не слушает и не желает никого слышать, делаю вывод: хочет остаться при своем мнении, да еще интернет-публику убедить в своем превосходстве над церковным иерархом. В этом случае следую совету преподобного Амвросия Оптинского — оставлять такового на его волю и волю Божию. И оставляю. Но самовыражаться в моем блоге уже не даю: и ему не спасительно, и читателям соблазн.

Позволяю каждому писать в моем блоге то, что ему захочется; модерирую исключительно в случаях, о которых упоминал выше. За пять лет архиерейского блогерства «забанил» лишь четырех участников. Для их пользы и пользы моих читателей.

— Вы не раз говорили в интервью и интернет-записях, что радость общения ничем не заменишь…

— И сейчас говорю. Радости человеческого общения не может заменить ничто, разве общение с Богом.

Мое архиерейское послушание подразумевает другое — управление, строительство, контактирование со светскими властями и внешним миром, изыскание средств… да мало ли их, архиерейско-мирских обязанностей? Потому блог для меня — пастырская отдушина. Здесь стараюсь общаться с людьми лично, по-пастырски. Преподаю в семинарии, это тоже необходимо: видеть живые лица будущих священников, общаться с ними, опытом своим делиться, от них многое заимствовать. Стараюсь исповедовать — исповедь позволяет поддерживать пастырский огонек в душе.

— Но как это стремление к общению сочетается с тем, что святые отцы говорят: монах — это тот, кто живет для одного Бога?

— Просто. И сложно одновременно. Просто объяснить, но сложно понять и тем более исполнить. Для себя ответ на этот вопрос нашел у владыки Антония, митрополита Сурожского. Он пишет, что, конечно, монах — это человек, который должен быть с Богом, но ведь Господь везде, все носит отпечаток Его присутствия. И прежде всего человек. Дальше владыка высказывает замечательную мысль: никто не может отойти от мира и обратиться к вечности, если не увидит в глазах ближнего сияние вечной жизни. Думаю, такое видение и нужно развивать в себе монаху, который несет церковное послушание в миру. Но, повторю, это непросто: в ком-то это сияние явно, видно многим, в ком-то скрыто глубоко внутри. А монаху-пастырю, кроме того, нужно помочь ему еще и проявиться. Такой внутренний свет вечности иногда называют еще образом Божиим.

Вообще же я думаю, что человек должен сохранять свою индивидуальность и не стараться быть тем, кем он не является. Да, необходим аскетический повседневный труд, борьба со страстями, необходимо раскрывать и развивать в себе добродетели, но — оставаясь при этом самим собой. И ошибка некоторых монахов, на мой взгляд, в том, что, уходя в монастырь, они создают для себя некую эклектику из образов великих подвижников. Да так в ней и остаются: внешнее уподобление при внутренней стагнации.

— Вы избежали этого искушения?

— Нет. Ощущение того, что это неправильно, было всегда, но я все равно это делал: вычитывал междочасия, акафисты, телесные подвиги совершал… Это поддерживало во мне убеждение, что я иду путем совершенствования. К счастью, я вовремя понял, что подвиг тогда хорош, когда приводит к смирению и любви. В противном случае он бесполезен и даже вреден.

И духовный наставник должен именно взращивать пасомого, создавать условия для его роста, помочь ему развиться в его собственную меру, а не искажать и подавлять индивидуальность.

От атеизма к вере

— Для Вас таким наставником, взрастившим Вас, был владыка Хризостом (Мартишкин), за которым Вы поехали в Вильнюс, в монастырь?

— Владыка — замечательный человек и замечательный иерарх, но он не был моим духовным отцом и всегда это подчеркивал: «Я не старец и не пастырь; я — администратор, поэтому Вам (т. е. мне) скажу сразу — не смогу руководить Вашей духовной жизнью. И еще скажу: любой священник, и духовник в том числе, — это столб, на котором висит табличка: “Бог — там”. Он должен указать направление, в лучшем случае помочь в этом направлении идти, но все остальное каждый должен делать сам». Прав владыка или нет в оценке своих пастырских способностей — не знаю. Но то, что он был и проницательным, и мудрым, и хорошим психологом, — это точно. Таким остается и поныне. С глубоким уважением отношусь к нему.

— Как Вы впервые увидели его, как познакомились?

— Это произошло в самом начале перестройки, в 1988 году. Тогда вдруг исчезли многие занавесы — и внутренние, и внешние, — и у нас, представителей новой общности «советский народ», появилась возможность свободно общаться с представителями «иных цивилизаций». В том числе и с иностранцами, и со священнослужителями.

Я только что окончил университет, был молодым специалистом. И тут друзья сообщают, что в фундаментальной библиотеке нашего университета планируется встреча с местным архиепископом. Кто такой архиепископ, что это за сан — было непонятно. О чем собирается говорить — неизвестно, но интерес появился серьезный: очень уж необычный человек. Теперь понимаю, что интерес этот не появился, а проявился. Он был всегда, внутри, подсознательно, и вот наступил его час.

— Как Вы на тот момент относились к вере?

— Свысока, конечно. Как можно относиться к тому, о чем либо не говорят вообще, либо говорят негативно: в курсе научного атеизма, диалектического и исторического материализма и прочих «измов»? Пренебрежительно-снисходительно. Был уверен в своем превосходстве над «безграмотными верующими», этим все и ограничивалось.

А тогда, на той встрече, вдруг увидел человека разносторонне развитого, великолепно владеющего речью, умеющего на любой вопрос дать точный ответ, эрудированного, мудрого. Очень захотелось познакомиться с ним лично.

Потом началось наше общение. Владыка давал мне читать святых отцов, православных психологов — это стало для меня откровением. Постепенно начал раскрываться безграничный и захватывающий мир православного предания. Это было гораздо выше того, с чем я встречался в миру.

— Вы имеете в виду искусство, философию?

— И искусство, и философию, и психологию, и уклад жизни, и цели жизни, и ценности жизненные. В свое время многим интересовался, многое изучал. Искал. Пока не пришел к вере — единому на потребу (см.: Лк. 10 , 41).

— Как впервые в Вашей жизни появился Ваш небесный покровитель, святитель Игнатий (Брянчанинов), его труды?

— Благодаря, опять же, владыке Хризостому. После нашей первой встречи он подарил мне Библию юбилейного издания — такие выпускались к 1000-летию Крещения Руси. Тогда это было большой редкостью, как и вообще любое издание Библии. Во всяком случае, в Сибири.

Я начал с Евангелия, но на тот момент оно показалось мне… несколько суховатым, неинтересным (пошел, сказал, сделал — ни тебе психологических зарисовок, ни ярких литературных приемов). Для того чтобы читать Евангелие, нужно быть хоть сколько-нибудь готовым к этому. А тогда я готов не был.

Но прочел. Пришел благодарить владыку, спрашивал, что казалось непонятным. А он выслушал и говорит: «Послушайте, у Вас такие вопросы… Давайте я Вам парочку книг хороших дам почитать». И дал. Одна из них — православного психолога И. Л. Янышева — хорошая книга, интересная, умная, логичная, систематически излагающая предмет. Вторая — творения святителя Игнатия (Брянчанинова), четвертый том, «Аскетическая проповедь». И когда я эту книгу открыл, то с первых же строк понял: вот, мое! То, чего постоянно искал. С первых же строк сердце ощутило какую-то духовную близость святителю.

Потом, уже будучи в монастыре, узнал, что в библиотеке МДА есть собрание писем этого учителя современного монашества. Восемь или девять томов — приложение к диссертации игумена Марка (Лозинского) «Духовная жизнь мирянина и монаха по книгам святителя Игнатия (Брянчанинова)». Очень захотелось получить их и для себя, и для нашей монастырской библиотеки. Взял у владыки Хризостома благословение, письмо с просьбой выдать экземпляры для копирования и поехал.

Выдали не сразу — на тот момент с подобной просьбой в библиотеку МДА обращались впервые, — но выдали. Сложил я эти тома в рюкзак и направился к выходу из Лавры. И тут навстречу — отец Иларион (Алфеев), будущий Митрополит, руководитель нашего ОВЦС, уже тогда известный богослов и композитор. Мы были знакомы друг с другом, в одном монастыре постригались. Он, как всегда, ровно, спокойно спрашивает: «Что это у Вас?». Отвечаю: «Диссертация». Он, взглядом оценив объем рюкзака, слегка удивился: «Ваша?» — «Да нет». И объяснил ему ситуацию. Привез в монастырь, снял ксерокопии, переплел.

И передать невозможно, какую большую помощь оказал святитель Игнатий (Брянчанинов) в моей иноческой жизни своими письмами. Сколь многому научил, как много объяснил. Такая своеобразная школа индивидуального пастырского душепопечения.

Духовное отцовство — не печать в паспорте

— Владыка, вместе с архиепископом Хризостомом Вы уехали в другую страну, в Литву, поступили в монастырь. Как Вы на такой серьезный шаг решились?

— В этом не было ничего сложного, поверьте. Наверное, сказался мой характер: по натуре я максималист — если уж заниматься чем-то, то полностью, со всей отдачей. Православие — это мое, значит, нужно посвятить себя ему без остатка. Но каким образом, в каком чине — понял, оказавшись в монастыре.

— Вам было досадно, что человек, за которым Вы уехали так далеко, за кем и в Церковь пришли, не согласился быть Вашим духовным отцом?

— Не досадно — удивительно. Часто, обращаясь к человеку с какой-то просьбой, представляешь себя на его месте, предполагаешь, как бы ответил сам. Вот я — опытный, церковный человек; ко мне обращается за помощью новоначальный, почему же не помочь? Я бы помог. А он отказал. Было не досадно, а именно удивительно: почему? А потом стало ясно: владыка проницателен не только по отношению к другим, но и по отношению к себе, реально оценивает свои возможности. Поэтому и брался за ту миссию, на которую, как он думал, был способен. Хотя, повторю, на мой взгляд, и пастырем он был истинным. Правда «от противного»: чаще не учил тому, как надо, а искоренял то, что не надо. Иногда весьма болезненными для моего самолюбия способами.

— Сейчас очень многие задаются вопросом: как духовного наставника искать и нужно ли именно искать самому?..

— Самому, только самому. И, думаю, так: искать наставника, который может выслушать, понять, помочь разобраться в твоих затруднениях и преодолеть их. Не следует выбирать духовника по чьим-то отзывам. Кому-то он помог, а тебе, возможно, и не поможет. И непременно просить Бога: все-таки истинный наставник — Его дар.

— Но ведь Вы поехали к архимандриту Иоанну (Крестьянкину), Вашему будущему духовнику, именно по чужому совету!

— Поехал по совету, а выбрал сам. Когда рекомендовали, да еще настоятельно — я тогда первые иноческие шаги делал, — да еще о чудотворениях батюшки рассказывали, голова и закружилась: великий старец, вся Россия к нему ездит, такая возможность! А он, слава Богу, простым оказался, родным, близким, безо всякого величия. Понимал меня, советовал то, что мне и нужно было. Я не просил: станьте моим отцом духовником — сам решил, что буду окормляться именно у него. И окормлялся.

Когда меня спрашивают, как выбрать духовника, отвечаю: а ты подойди к одному батюшке, посмотри, выслушает ли он тебя внимательно или отмахнется и дальше побежит? Побежит дальше — слава Богу, к другим пусть бежит, значит, он не твой. А выслушает — хорошо. Тогда попроси совета и, если даст, убедись, по твоим ли силам, полезным ли оказался? Помог — второй раз попроси, третий. Если видишь, что батюшка советы дает мудрые, у него и оставайся. Если нет — молись и ищи далее, но не чудотворцев, а помощников в духовной жизни.

И вовсе не обязательно просить: «Станьте моим духовным отцом».

— Вы сами часто слышите эти слова, обращенные к Вам?

— Да, конечно. Но, повторю, духовное отцовство — не печать в паспорте. В плотской жизни дети не выбирают родителей, а в духовной ровно наоборот: дети родителей выбирают сами. Сам человек должен решить, кому он доверит себя. Если время покажет, что я ему полезен, — пусть окормляется у меня и далее, если нет — пусть ищет другого.

— Насколько Вам удается совмещать архиерейство с духовничеством?

— Не удается: я не считаю себя духовником. «Печать в паспорте» не ставлю никому, никого не дерзаю считать своими духовными чадами, кроме тех немногих, которые сами считают меня духовным наставником.

Предаться воле Патриарха

— Монах ведь не выбирает, какой сферой деятельности он будет заниматься в служении Церкви. Может и вернуться к своим прежним занятиям, уже по послушанию, может по послушанию стать священником…

— …и даже архиереем…

— …не имея собственного выраженного желания на это. И с Вами так было?

— Именно так. Уйти из мира, вступить в иноческое братство для того, чтобы снова вернуться в мир? Конечно, такого желания у меня не было, даже мысли, даже помысла. Помню, когда владыка Хризостом предложил стать викарным епископом в Литве, это вызвало у меня в душе сильное отторжение. Испросив благословение, поехал к отцу Иоанну. Батюшка сказал: «Нет. Не соглашайся», — сразу как гора с плеч. Так и ответил по возвращении: «Владыка, простите, пожалуйста, но — не смогу».

— Владыка Хризостом спрашивал Вашего мнения, хотя ведь мог просто поставить перед фактом назначения…

— Всегда спрашивал, и не только у меня — у всех. Никого насильно не принуждал исполнять свою волю. Он мог раздражаться, если получал отказ, мог резко выразить свое мнение по этому поводу. Но заставлять — никогда. Внутренне владыка — человек очень свободный, не зависимый ни от кого, кроме Бога и Церкви. Потому уважал (и, думаю, уважает по сию пору) свободу других.

— Почему же Вы согласились в итоге на его предложение стать епископом на Камчатке?

— Потому что батюшка Иоанн благословил. Владыка Хризостом принимал участие в заседании Священного Синода, а когда вернулся, сказал, что Святейший Патриарх Алексий обратился к архиереям с просьбой найти кандидата на вдовствующую Камчатскую кафедру. Тут владыка Хризостом и предложил: «Ваше Святейшество, есть у меня один монах, высшее образование имеет…». Патриарх ответил: «Спросите, не захочет ли он. Только не принуждайте».

Он и не принуждал, но предлагал весьма эмоционально: «Отец Игнатий! Я был на Камчатке, там великолепно — природа, климат, люди прекрасные! Я бы Вам советовал… Там интеллигенция, а Вы сами высшее образование имеете, вокруг Вас она соберется». Я попросил благословения посоветоваться с духовником, написать письмо. Был в полной уверенности, что батюшка Иоанн снова скажет: «Нет».

Письмо отправил в тот же день, ответ пришел неожиданно быстро. Так быстро, что на сердце стало неспокойно. Я взял письмо батюшки, пошел в храм, в придел Иоанна Богослова, положил его на престол, опустился на колени и стал молиться. Когда почувствовал, что смогу сказать Господу единственно верные слова, сказал: «Господи, да будет воля Твоя». Раскрыл конверт, а там рукой батюшки: «Предаться воле Патриарха».

Далее была встреча со Святейшим Патриархом Алексием, попытка объяснить ему мою неготовность: «Ваше Святейшество! Я всего девять лет в Церкви, у меня очень небольшой церковный опыт, а архиерейство… я даже не представляю себе, что это такое!». Святейший слушал внимательно, много спрашивал, а затем сказал: «Будем считать, что на Вашу архиерейскую хиротонию есть воля Божия».

Камчатка. Хабаровск. Паводок

— На Камчатке оказалось именно так, как владыка Хризостом сказал?

— Да, так все и оказалось — природа, климат. И прежде всего люди, которые меня как-то сразу приняли, да и я с радостью пошел к ним навстречу. Служение на Камчатке — тринадцать лет нашей совместной с ними жизни, для меня самых значительных, хотя трудных и сложных. Нашлись, правда, и такие, весьма немногие, кто принял нового архиерея в штыки, противодействовать начал, слухи распускать. Но это как-то мимо все проходило, миновало и меня, и камчадалов. Когда полностью отдаешь себя служению, все мелочное уже значения не имеет, остается там, где ему и следует быть, — на последнем месте. Такого принципа советовал бы придерживаться и молодым пастырям.

— В 2011 году Вы были назначены на Хабаровскую кафедру. И всего два года спустя столкнулись с наводнением на Амуре. Когда Вы общались с людьми во время этого бедствия, какое к Вам обнаружилось отношение?

— Вся наша семья православная — и пастыри, и прихожане — вышли на борьбу с этой напастью. Прежде всего, мы молились. Но не только: возводили дамбы, собирали вещи, деньги, продукты, медикаменты, развернули пункт приема пострадавших. Наши батюшки на моторных лодках и катерах посещали затопленные поселки, помогали людям и словом, и продуктами.

После таких встреч несколько десятков людей приняли Святое Крещение.

— Что происходило осенью, когда ситуация ушла из первых строк новостей?

— Осенью началось самое сложное. Внимание к Дальнему Востоку ослабло, проблемы — усилились. Вода спала, люди начали возвращаться в свои дома, а они в негодном состоянии: попорченные, сырые, пустые. Нужно было приводить их в надлежащий вид: сушить, ремонтировать. Благодарим Святейшего Патриарха Кирилла за то, что он обратился ко всей нашей Церкви с призывом о помощи дальневосточникам, сам внес большую лепту. Благодарим всех братьев и сестер, которые откликнулись на этот призыв — собрали около 130 миллионов рублей. На эти деньги мы приобрели много вещей и предметов первой необходимости, тепловых пушек, обогревательных приборов. Планируем начать строительство отдельного дома для пострадавших.

Возникла и другая сложность — в эвакопунктах. Некоторые из находящихся там продолжают жить тем укладом, к какому привыкли. Здесь и пьянство, и семейные неурядицы, которые иногда в скандалы переходят… Наша епархия старается помогать людям и в этих обстоятельствах. Священнослужители проводят пастырские беседы, отдел культуры организует творческие встречи, концерты…

— Опыт Крымска Вы перенимали?

— На Дальнем Востоке события развивались несколько иначе: Крымск оказался затоплен сразу, а у нас медленно вода поднималась. Успевали эвакуировать людей, могли эвакопункты разворачивать, готовить предметы первой необходимости. Вот такой работой мы и занимались. Организовали помощь наших прихожан и священников везде, где необходимо, на укреплении дамб в том числе.

— В этом участвовали все храмы?

— Все приходы в Хабаровске и в местах затопления. И священнослужители, и прихожане. В первый день по совершении молебна на строительство дамбы вышли все, а затем трудился каждый приход — по очереди.

В небе, под водой, на земле

— Сегодня Церковь активно участвует в жизни общества, условия совершенно иные, чем 25 лет назад. Какие в этом положении, на Ваш взгляд, кроются опасности?

— Одна из опасностей, думаю, в стремлении возлагать слишком большие надежды на свои силы, на сотрудничество с властями. Не надейтеся на князи, на сыны человеческия (Пс. 145 , 3). У митрополита Сурожского Антония есть еще одни замечательные слова: «Церковь должна быть такой же бессильной, как Бог». На мой взгляд, он абсолютно прав. Понятно, что Церковь в современном мире должна учитывать его реалии, строить с ним свои отношения. Понятно, что нам необходимо возводить храмы, издавать книги, нести свет Христов людям, — а без содействия властей, без сотрудничества с ними это непросто. Понятно, что пребывание во власти не всегда сочетается с ответственностью, порядочностью и долгом.

Но пастырь должен быть везде пастырем Христовым — и в приходе, и в семье, и в кабинете министра. И при всех обстоятельствах им оставаться, налагает ли он епитимию или просит помощи в строительстве храма. А это значит, повторю, учиться видеть душу человека, независимо от его положения, и обращаться непосредственно к образу Божиему в ней.

— Случалось ли так, что, наоборот, Вас воспринимали как администратора, только церковного?

— Увы, да. Поначалу, бывает, действуют некие штампы восприятия. А далее многое зависит от самого пастыря.

— Когда Вы отправились в плавание на атомном подводном крейсере «Томск» в Северный Ледовитый океан, отношение к Вам было сперва тоже не совсем адекватным?

— Было недоумение: «Кто это такой? Зачем он с нами идет? Кому это нужно?». А затем началась повседневная деятельность, служение и у них, и у меня.

Во время перехода крестилось восемь человек. На борту крейсера, в подводном положении, мы совершили Божественную литургию. Присутствовали все, кто смог, кто был свободен, причем все пришли не в рабочей одежде, а в полной военной форме. К концу перехода остались только мясные консервы, так те, кто готовился к Причастию, вообще трое суток практически ничего не ели — постились. Я им: «Не надо, не надо, кушайте!». Все равно постились. Большая часть экипажа лодки исповедовалась. К завершению перехода мы стали друзьями, и потом я к ним часто ездил, они ко мне; венчались у меня, детей крестили; просто так приезжали посоветоваться.

— Вы нередко появлялись там, где архиерея представить непросто: и с парашютом прыгали, и в походы с молодежью ходили…

— Что плохого в том, что архиерей находится со своей паствой? Если возможности есть и здоровье позволяет. В Петропавловске, действительно, мы с «молодежкой» и на вулкан поднимались, и в походы ходили, и в монастырях работали, и праздники вместе отмечали, и концерты и выставки организовывали. И не только с «молодежкой», но и с другими прихожанами.

В Хабаровске в такой же мере этого делать не удается — гораздо больше послушаний. Ну и потом — уже возраст: мне шестьдесят. Но с парашютом я прыгал. С ребятами из «молодежки» и несколькими семинаристами. Предложил им сам; не заставлял, не провоцировал, просто предложил и смотрел на реакцию. Кто-то отказывался по принципиальным соображениям, а кто-то хотел, но боялся, не мог преодолеть страха. Вот таким мне хотелось помочь.

— Но почему Вам было так важно, чтобы они себя преодолели?

— Они же будущие пастыри. А это прежде всего жертвенность и любовь к пастве, к тем, кого тебе поручил Господь. Батюшка Иоанн (Крестьянкин) говорил о необходимости малого доброделания — не великих подвигов, а ежедневных малых, но важных для людей и Бога дел. Пастырю — постоянно преодолевать личные желания, полностью посвящать себя тому, что служит спасению паствы. А для этого нужен навык, этому нужно учиться.

Часто в семинариях студенты ограничены в движении, физической деятельности. В их возрасте это может привести к печальным последствиям и для здоровья, и для будущего пастырства: привыкнут к благополучной, размеренной жизни — потом придется принуждать себя к миссионерству, другой активности. А пастырство из-под палки, а не по велению сердца… сами понимаете... Нужен молодым ребятам подвижный образ жизни.

В нашей семинарии для начала я ввел зарядку: после сна 20 минут. Сначала им тяжело было. Но я не отступал: «Вы же будущие пастыри. Это значит, у вас будет приход, может быть, и не один. На Дальнем Востоке большие расстояния, вам придется посещать несколько поселков. Для этого необходимо и здоровье, и физическая подготовка». Поняли, согласились. Затем раз в неделю стали плавать в бассейне. Раз в неделю — спортивные игры. После этого и предложение о парашюте последовало.

Сейчас у нас есть своя футбольная команда, на равных состязаемся со светскими вузами, соревнования по настольному теннису проводим, да и много других спортивных событий в семинарии происходит.

— Воспитанию будущих пастырей посвящена и Ваша кандидатская диссертация по психологии. Что заставило выбрать такую тему?

— Тема кандидатской такая: «Зависимость эффективности пастырского служения от мотивационно-смысловой сферы пастыря». Пастырская мотивация, желание пастыря служить — главное в его деятельности. Если этого нет, служение вырождается в ремесло: могила-кадило-квартира-кропило. И здесь очень важно, как осуществляется духовная подготовка в семинариях, как выстроен духовно-воспитательный процесс. Полезно современным пастырям знать и основы психологии, владеть некоторыми психологическими навыками, уметь отличать духовные отклонения от психических болезней, знать, как вести себя в последнем случае. Сейчас вскрывается одна из главных проблем современности — профессиональное выгорание. У католиков и протестантов существует целая система коррекции этого состояния у пастырей, а у нас это не изучалось никак.

— Такое выгорание, на Ваш взгляд, неизбежно?

— Нет, я не могу сказать, что оно неизбежно. Православие обладает всей полнотой благодати, которая нас, немощных, врачует и оскудевающих восполняет. Но в семинарию приходят люди из мира, а не послушники из монастырей, воспитанные там с малого возраста. Приходят с множеством психологических, личностных дефектов. Бывает, мы растим из юноши священника, в уверенности, что все необходимые христианские основы у него есть. А он человеком еще не стал: не научился любить, не научился слушать людей, не готов быть отцом своей пастве.

Бывает, что в семинарию не приходят, а уходят: от мира, от своих проблем. Или хотят устроиться в жизни безбедно…

— Как эта проблема решается?

— Решение, как я говорил, одно — четко и правильно выстроенный процесс духовно-нравственного воспитания в духовных школах, отбор кандидатов при поступлении: не каждому дано пастырствовать. И в этом может оказать помощь практическая психология. Два года я этим занимаюсь. Думаю, не безуспешно.

Есть и другая сторона: некоторые преподаватели хорошо знают богословские науки, но методикой преподавания не владеют. Отсюда неинтересные занятия, скучные лекции, плохое усвоение знаний студентами, потеря интереса к учению. Два года назад в нашей семинарии я ввел обязательный курс — уже не для воспитанников, а для преподавателей. Опытные светские педагоги и психологи обучают преподавателей семинарии методике преподавания, методам развития речи, памяти, активного усвоения знаний.

Кроме того, несколько раз в году мы приглашаем православных психологов для проведения тренингов общения, преодоления внутренних барьеров, развития креативности.

Несбыточная мечта

— Владыка, Вы согласны, что монашеская жизнь фактически прекращается с архиерейской хиротонией?

— Если по иноческим уставам судить, то да. По сути — нет. Первым истинным монахом был Христос Спаситель. Но в келье Он не жил, акафистов, насколько мне известно, не читал. Хоть архиерею это трудно, но всегда можно найти время и для молитвы, и для того, чтобы быть с Богом. Внешне с людьми, внутренне — с Богом. Так батюшка Иоанн меня учил.

Довольно долгое время я был убежден, что невозможно совместить архиерейство с монашеством. Только когда стал читать книги владыки Сурожского Антония, все встало на свои места: понял, что совмещать можно и нужно. Нужно быть в послушании у Бога: идти туда, куда Он посылает, делать то, что Он велит, учиться видеть Его в окружающих тебя людях. Тогда Он Сам будет с тобой.

Помню, батюшка Иоанн написал мне как-то: многие иноки, «уходя от мира», уединяясь в кельях, просто следуют своей гордыне. А ты иди к людям и служи им! Тогда будешь хорошим монахом.

— Если бы Вам сейчас предложили вернуться в любой период Вашей жизни, кем бы Вы хотели быть?

— Простым монахом в келье Свято-Духова монастыря. Все годы архиерейства это было моей мечтой. Она и сейчас осталась, эта мечта. Правда, уже несбыточная.

Фото Софии Никитиной

Журнал «Православие и современность» № 28 (44)

Беседовала Валерия Посашко

Http://www.patriarchia.ru/db/text/2876413.html

Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл поздравил митрополита Хабаровского и Приамурского Игнатия с 15-летием архиерейской хиротонии.

Его Высокопреосвященству, Высокопреосвященнейшему Игнатию, митрополиту Хабаровскому и Приамурскому
Ваше Высокопреосвященство!
Примите сердечные поздравления с 15-летием Вашей архиерейской хиротонии.
Отрекшись от мирского пути, Вы избрали многотрудную стезю монашеского делания и пастырского душепопечения.
По прошествии времени Вам суждено было принять апостольскую благодать. Пребывая на Петропавловской и Хабаровской кафедрах, Вы по-отечески заботились о духовном стаде, вверенном Вам Господом, стремясь к тому, чтобы все пасомые «соделалисъ наследниками вечной жизни» (Тит. 3:7).
Ныне на Вас возложено попечение о Приамурской митрополии. Отрадно, что, неся епископское служение на дальневосточном порубежье нашего Отечества, особое внимание Вы уделяете развитию церковной миссии, стараясь свидетельствовать вечную и неизменную Истину на понятном для современного человека языке.
Милосердный Владыка по молитвам Своей Пречистой Матери да сохранит Вас в добром здравии и душевном мире на многая лета и да поможет Вам в крепости сил совершать ответственные архипастырские труды на благо Святой Церкви и во спасение народа Божиего.

С любовью во Христе

КИРИЛЛ, ПАТРИАРХ МОСКОВСКИЙ И ВСЕЯ РУСИ

Митрополит Хабаровский и Приамурский Игнатий

Игнатий, митрополит Хабаровский и Приамурский (Пологрудов Сергей Геннадиевич)

В 1978 г. окончил физический факультет Иркутского государственного университета, с 1978 по 1980 г. служил в рядах Советской Армии. В 1980-1983 гг. работал инженером в Восточно-Сибирском энергетическом институте, с 1983 г. заведовал лабораторией медицинской кибернетики Всесоюзного научного центра хирургии.

В 1988 г. принял Святое Крещение. В марте 1990 г. вступил в число братии Свято-Духова монастыря г. Вильнюса. Выполнял послушания библиотекаря, благочинного, попечителя и духовника школы-интерната в Вильнюсе.

27 сентября 1990 г. архиепископом Виленским и Литовским Хризостомом рукоположен во диакона.

В 1993 г. заочно окончил Московскую духовную семинарию.

В сентябре 1992 г. назначен благочинным Свято-Духова монастыря.

В феврале 2008 г. владыка Игнатий открыл в Интернете свой блог: http://blogs.pravkamchatka.ru/wordpress/

Решением Священного Синода от 22 марта 2011 г. (журнал № 15) назначен на Хабаровскую кафедру.

Решением Священного Синода от 5-6 октября 2011 г. (журнал № 132) назначен главой новообразованной Приамурской митрополии.

В общепринятом понимании быть митрополитом или архиепископом – это почетно, но так было не всегда. Когда апостолы проповедовали и созидали первые христианские общины, то для окормления маленьких общин они рукополагали священников, а для больших - епископов. Со временем Церковь Христова росла и распространялась по всему миру. Росло количество приходов, увеличилось количество епископов, над которыми главенствовал митрополит.

«И это вовсе не было наградой, это вовсе не было поощрением и жестом возвеличения человека. Это означало предстоящую большую работу. Когда человек возводился в сан митрополита, обычно его никто не поздравлял, а наоборот, ему сочувствовали, сопереживали»,- добавил владыка.

«Организация Священным Синодом митрополии на нашей территории – это знак доверия нам. Мы с вами должны готовиться к большой плодотворной работе, потому что сейчас перед нами стоят огромные задачи. У Церкви сейчас есть все возможности обращаться к людям, нести им Слово Божие. И делать это должны не только митрополиты, архиепископы и священники, но и все верующие люди», - отметил митрополит Хабаровский и Приамурский Игнатий.

Валерия Михайлова

Дежурный по Аргентине: служение митрополита Игнатия

Любой священник – это столб, на котором висит указатель: «Бог там»

В 2015 году митрополит Игнатий (Пологрудов) начал изучать испанский язык – для себя. А в 2016-м – неожиданно, после 18 лет служения на Дальнем Востоке, был назначен в Аргентину. Почему обращение на «ты» не оскорбительно в Аргентине, почему Достоевский популярен в Южной Америке, каково исповедовать на испанском языке – митрополит Игнатий рассказал в интервью «Правмиру».

Молитва о двоечниках на испанском

– Как вы восприняли известие о переводе на новую кафедру, в другую страну, на другой континент. Это было неожиданно?

Да, неожиданно. Все восемнадцать лет своего архиерейского служения я провел в России, на земле нашего Отечества. Сначала на первой кафедре – Камчатской, затем на второй – Хабаровской; обе – дальневосточные, миссионерско-просветительские.

Таким миссионерско-просветительским епископом меня сформировали люди, обстоятельства, условия жизни и задачи, которые ставили передо мной Церковь и Святейший Патриарх.

Так что перевода не ожидал. Хотя теперь, после полугода служения в Южной Америке, начинаю видеть определенную закономерность: все мои кафедры – весьма экстремальные.

Митрополит Игнатий на Северном полюсе

– В каком смысле экстремальные?

– Камчатка – территория самая восточная. Там начинается день; там постоянные землетрясения и магнитные бури, шквальные ветры и снега до окон вторых этажей. Там в перестроечные годы людям приходилось не столько жить, сколько выживать. Ну и мы, священники несли свое служение в этих же условиях.

Хабаровск – третий по величине край России. Просторы колоссальные, поселки разбросаны по всей территории – попробуй охвати! Охватывали. В мою бытность там руководство страны стало уделять Дальневосточному округу большое внимание. Это и понятно: геополитика ХХI века смещается в азиатско-тихоокеанский регион, потому и наш Дальний Восток необходимо развивать. А отсюда – особые требования и к Церкви, ее священнослужителям и иерархам.

Так что приходилось служить, трудиться много, во всех известных и непредвиденных обстоятельствах: и на подлодках, и на кораблях. Во время чрезвычайного наводнения на Амуре все священники вышли на работы по спасению Хабаровска.

Здесь, в Аргентине, тоже экстремальная кафедра – «Дальний Запад».

– Было ли страшно уезжать? Все-таки после стольких лет на Дальнем Востоке – совершенно другая среда, незнакомый язык…

– Нет, страха не было. Было абсолютное доверие нашему Патриарху. Разумеется, я не знал, что меня ждет на новом месте, о самом месте знал только из курса школьной географии.

Но нисколько не сомневался в одном: Его Святейшеству мои способности и возможности ведомы лучше, чем мне. Что смогу, а что нет, с чем справлюсь, а что не осилю, он видел, а потому знал, что делал, направляя меня на это служение. Предыдущая подготовка, возможно, тоже имела какое-то значение.

И потом, есть здесь определенный Промысл Божий. За год до того, как получил такое назначение, я начал изучать испанский язык.

– С какой целью?

– Тогда для души. Изучение языка очень хорошо помогает постоянно держать себя «в форме». Интеллектуальной.

– А почему именно испанский?

– Примерно за 3 года до этого я впервые побывал за рубежом. Бывал и раньше, в паломничествах – на Афоне и в Иерусалиме. А тут один мой хороший знакомый, благотворитель, предложил: «Съездите, владыка, попутешествуйте хоть раз. Оплачу вам двухнедельную поездку в любую страну». Я задумался: куда? А потом почти наугад решил: съезжу-ка в Испанию.

Съездил. И эта страна мне очень понравилась. Какой-то особой гармонией средневековья и современности. А еще понравились сами испанцы: открытые, сердечные, богатые каким-то внутренним благородством, без тени кичливости. К русским хорошо относятся, ко мне, в частности. Показалось даже, что они – это те же мы, только не пережившие страшных потрясений революции, советского строя, Второй мировой войны и перестройки.

Ну и сам язык красивый: выразительный, дружеский. Как говорят испанцы: «amable» – вот такой и есть. Появилось желание начать изучать его понемногу.

Сейчас изучаю его еще и по необходимости, и гораздо интенсивней – каждый день стараюсь заниматься по несколько часов. Есть определенные успехи, уже могу выступать на собраниях, встречах, общаться на повседневном уровне. Получил приглашение читать лекции о Русской Православной Церкви на испанском. Готовлюсь.

– Литургия служится на русском или частично на испанском?

– Служим так, чтобы прихожане могли понять, что происходит во время Литургии. И не только понять, но и участвовать. А они у нас особенные: часть говорит только по-испански, часть – только по-русски, а часть и на том, и на другом.

Потому и песнопения, и апостол с Евангелием, и «Верую» с «Отче наш» звучат и по-церковнославянски, и на castellano. К этому мы пришли не сразу – потребовалось время, обсуждение всех обстоятельств с нашими батюшками. Комиссию по переводу богослужебных текстов на испанский и португальский создали.

Что может сплотить соотечественников столь разных, как наши – семь волн иммиграции все-таки. Только совместная молитва, литургия – богослужение, собирающее, консолидирующее. Так вот, собираем, консолидируем.

– Кто-то из ваших духовных чад поехал за вами из Хабаровска?

– Два человека. Желающих было больше, но взять всех я не мог: они должны были остаться на своих послушаниях и помогать владыке Владимиру (Самохину) (нынешний митрополит Хабаровский и Приамурский. – Ред.).

Со мной поехал иеромонах Антоний (Жуков). Весь его монашеский путь с первых дней послушания совершался под моим руководством, он привык к моему стилю и может наиболее плодотворно трудиться именно под моим началом. «Послужной список» отца Антония не мал – Камчатка, Хабаровск, организация двух монастырей с большим числом паломников, миссионерская и просветительская деятельность.

Южная Америка тоже нуждается в хорошо организованной православной приходской жизни. Да и в монастырях. Согласился на его просьбу.

Еще в Аргентину поехала руководитель отдела культуры, Тамара Ивановна Яроцкая. Она в свое время последовала за мной в Хабаровск с Камчатки. А теперь вот Буэнос-Айрес… Мы с ней работаем вместе уже лет 15, понимаем друг друга с полуслова, у нее есть опыт реализации разнообразных и интереснейших культурных проектов. Правда, пока в России. Но и Южная Америка тоже может стать благодатной почвой для этого.

– Я читала в вашем блоге, что в Буэнос-Айресе в храме дежурит девушка по имени Катя, тоже приехавшая из России…

– Да, это духовная дочь, но уже отца Антония. Благодаря ее помощи, в частности, организовали ежедневное дежурство в православном соборе Буэнос-Айреса. До этого держать его постоянно открытым не могли – некого было туда назначить. А сейчас он открыт с 8 утра до 9 вечера. Ежедневно. Еще она печет просфоры, ведет занятия по иконописи. Кроме того, готовится стать монахиней.

– Храм открыт. А результаты? Люди заходят, интересуются, задают вопросы?

– Да! И заходят, и интересуются, и задают вопросы. Прежде всего, аргентинцы. Кто-то с неподдельным любопытством: столько лет, дескать, живем в этом районе, на соседних улицах, столько лет ходим мимо, – и все закрыто, а тут… открыт постоянно. Что произошло? Кто-то с интересом: «Так вы русские, православные! Аааааа! Непонятно. Мы вот – католики, разница-то в чем?»

Но большая часть приходит помолиться, приложиться к православным святыням, просто пережить несколько минут безмолвия. Для таких мы перевели на испанский и напечатали множество молитвословий: простых, доходчивых, сердечных и самых разнообразных. По поводу дождя и бездождия, нестроений в семье и на работе, о избавлении от болезней, вражьих наветов (ох, как это здесь актуально). О неуспевающих в учебе детях и подростках. Некое пособие по практике православной молитвы.

– То есть молитва о двоечниках?!

– И о двоечниках тоже. Молитва всегда важна по любому поводу, на всяком месте владычествия… Забывают люди часто об этом, а наша святая обязанность – напомнить.

Так вот, напоминаем, когда беседуем с приходящими, молимся вместе, а затем дарим тексты этих молитв. Таких повседневных встреч очень много.

Я дежурю в храме по понедельникам.

– Как так? Митрополит сидит за столиком в храме и отвечает на вопросы людей?

– Не за столиком, и не сижу: подхожу к пришедшим, объясняю, отвечаю. В общем, стараюсь как-то помочь. Чем-то.

Целый день в храме – это духовное укрепление, это равновесие и какая-то прозрачность мысли на всю неделю. А когда приходится по многу дней совершать пастырские поездки, да еще по всему континенту, такие понедельники просто необходимы. Затем общение. Встречи с людьми, которые здесь происходят, очень интересны, вызывают хорошие, добрые чувства. Получаю от них большое удовлетворение.

Представьте. Заходят две милые, приятные женщины: мама и дочка. Вошли, поздоровались. Я, не навязываясь, предложил им помощь. Ответили: «Спасибо, не нужно». Потом – походили, и чувствую, хотят о чем-то спросить, но стесняются. Подошел к ним сам. Разговорились. Рассказал о нашем списке Почаевской иконы Божьей Матери, о частице Креста Господня – главной святыне нашего храма. Помолились вместе. Минут 15-20 беседовали, а потом они захотели побыть наедине, поставить свечи.

Через некоторое время направились к выходу, и вдруг дочка, девушка совсем молодая, лет 16, такая изящная, красивая, подошла ко мне, обняла крепко-крепко и дважды поцеловала. А затем – мама подошла. Вот так – искренне, от души поблагодарили, обняли, расцеловали и пошли! Какие мысли по этому поводу? Да никаких. Просто радостно, приятно, что люди так открыто, с такой благодарностью и искренностью тебя принимают.

Ну и языковая практика… очень хорошая возможность совершенствовать свой практический испанский.

Так что по пятницам я принимаю людей как управляющий епархией – так было и в Хабаровске, и на Камчатке. А понедельник – день моего дежурства именно в храме.

«Я не боюсь показаться глупым»

– Вы как-то говорили в интервью, что в первом встреченном вами владыке (это был архиепископ Хризостом (Мартишкин). – Ред.) – в 1988 или 1989 году – вас поразило то, что его не смущал никакой вопрос. А вас сегодня может какой-то вопрос приходящего человека смутить?

– Нет. Меня не смущают никакие вопросы. Наверное, потому, что не боюсь показаться глупым. Если меня спросили, а я ответа не знаю, так и скажу: «Простите, сейчас ответить не могу. Но если хотите, подготовлюсь, а в следующий раз встретимся и отвечу вам; вот моя электронная почта, адрес моего блога, нашего сайта».

– Я читала в вашем блоге, что вы стараетесь погружаться в испаноговорящую среду – самостоятельно ходить в магазины, заходить в кафе. Какие у вас были интересные, неожиданные встречи, разговоры вне храма?

– Неожиданных, особых, экстремальных встреч пока не было. В основном встречаются люди доброжелательные. В магазине, парикмахерской, аптеке, кафе – они всегда приветливы, готовы поддержать беседу, всегда что-то ненавязчиво расскажут, покажут. С наркоманами и бандитами пока встреч не имел, хотя многие рассказывали мне о таковых, предупреждали об опасности.

– Вам пришлось как-то себя менять, когда вы оказались в Южной Америке – приспосабливаться к их обычаям, отказываться от каких-то штампов, стереотипов?

– Себя – нет. А вот манеру общения кое в чем пришлось. Латиноамериканцы, как и все испаноамериканцы, к примеру, не отличаются пунктуальностью. Если встреча назначена, будь уверен, что вовремя он не придет. Прийти точно к назначенному моменту – почти неприлично. Это нужно иметь в виду и заранее решить, что и как будешь делать.

Они очень быстро переходят на отношения близких знакомых. Впервые встретились, и сразу же на «ты». И ученики с учителями на «ты», и студенты – с профессорами. Причем все происходит очень естественно, без тени вульгарности, навязчивости или панибратства. У нас такое расценили бы как бестактность или хамство. А здесь…

Если мужчина сказал женщине удачный комплимент, она обязательно его расцелует и тут же от всего щедрого южноамериканского сердца «тыкнет». Твой возраст-общественное положение-сан большого значения не имеют.

Вот, к примеру, случай. Аэропорт. Регистрация еще не началась, но девушка уже за стойкой. Подхожу.

– Здравствуйте, сеньора…

Недоуменно-отстраненный взгляд. Набираю в грудь воздуха, а в сердце решимости: все-таки ни разу за последние пятьдесят лет не общался так с девушками:

– Привет, ты почему такая красивая?

Широкая улыбка и свет в глазах:

– Правда? А ты тоже ничего! Куда летишь?

– В Боготу.

– Ааа, ну здорово, где сидеть предпочитаешь, у окна или прохода?

– У прохода, иногда встаю пройтись, чуть размяться. Возраст все-таки…

– Да ладно скромничать! Вот билет, здесь время вылета, а здесь – номер выхода. Счастливого полета тебе!

Уже имея опыт общения informal, подхожу к фейсконтролю. По ту сторону – тоже девушка.

– Привет, ты как?

– Хорошо, а ты?

– Нормально, в Африке был?

Лихорадочно начинаю соображать, при чем здесь Африка и какое отношение она имеет ко мне и фейсконтролю. А! Ну конечно! Сейчас для Европы Африка – источник экзотических болезней: разных гриппов, лихорадок. Для Южной Америки, видимо, тоже.

– Нет-нет, никогда, ни разу!

– Правда?

– Абсолютная!

– Ну, проходи.

Человеку, собирающемуся жить в другой стране, в другой цивилизации приходится в чем-то меняться, но в главном он должен остаться самим собой.

Миссионеру в Латинской Америке также: некоторые привычки, вкусы, отношения, даже взгляды усвоить, сделать своими, от некоторых своих отказаться.

Но в главном остаться христианином. Православным.

– Если южноамериканец приходит к вам на исповедь, там тоже общение на «ты» или отношение иное?

– У меня в основном русскоязычные исповедуются. Был только один случай – исповедовал православного аргентинца. Но если, исповедуясь, на «ты» обращаться, ничтоже сумняшеся, выслушаю и разрешу «властию мне данною»: я для них, а не они для меня.

– Кто-то приходил с желанием принять православие, принять крещение?

– Креститься, венчаться. Приходили и приходят. Я в таких случаях всегда стараюсь оценить серьезность намерений: «Почему именно православие? Как отнесутся к такому выбору родные?»

Недавно повенчали молодую пару: она – русская девушка, он итальянец, из традиционной католической семьи. Выяснил, что мама дает свое благословение, сам он основы нашей веры изучает. Повенчали. Теперь они оба – наши примерные прихожане.

Или еще случай. В мою бытность в Хабаровске там появился католический священник, отец Иоанн Флорес. Из Аргентины. Он возглавлял католический приход, мы с ним познакомились. Он читал святых восточных отцов-аскетов и настолько проникся, что без них уже не видел свою дальнейшую жизнь. Приехал в Москву, поступил в Свято-Данилов монастырь на послушание, подал прошение о переходе в православие. Отдел внешних церковных связей обратился к папской курии по этому вопросу и, кажется, получил «добро».

Сейчас отец Иоанн готовится стать православным священником. Вот, пожалуйста, пример серьезного отношения. Никто никого не агитировал, не тащил, никто ему не доказывал, что католики плохие и не спасутся, а православные спасутся, потому что хорошие и правильные. Сам пришел, в этом увидел свое призвание!

Достоевский популярен даже среди молодежи!

– Южноамериканский континент – католический. Там вера – живая или все-таки у большинства формальная: я русский – значит православный, я аргентинец – значит католик?

– Однозначно ответить на этот вопрос затрудняюсь. Пока затрудняюсь: всего полгода служу там. Но, на первый взгляд, вера, церковь занимают в их повседневной жизни очень много места. По воскресеньям в храмах много молящихся, детей, и причащаются очень многие; храмовые праздники собирают многотысячные процессии. Видел на улицах, дорогах и семейные шествия, да, именно такие. Представьте, собирается семья, берет свою святыню (крест, скульптуру Божией Матери, Спасителя…) и благоговейно совершает такой своеобразный «семейный крестный ход». К Церкви здесь отношение благоговейное; нигде – ни в прессе, ни в интернете – не встречал критики в ее адрес. Во всяком случае, такой оскорбительной, какую подчас можно встретить у нас. Отношение к Папе Римскому еще почтительнее.

Однако лет 10-15 назад южноамериканцы подверглись своеобразной проверке своей, католической веры. Из Северной Америки в Южную хлынул поток сектантства – хорошо подготовленных американских неопротестантов. Они бесцеремонны, навязчивы. Предприимчивы: идут в фавелы – районы, где живет беднота, где благодатная почва для преступлений, наркомании. Там устраивают молебные комнаты, проповедуют и очень быстро приобретают популярность. Их вероучение примитивно, плюс невысокие требования к своим адептам, несложные ритуалы, плюс широко применяемые психотехники.

Бразильские фавелы

Результаты такой «обработки населения» настораживают: в некоторых государствах неопротестанты уже пробились в высокие властные структуры. Например, в Рио-де-Жанейро – а это второй по величине город Бразилии – мэром стал адепт такой вот секты. Думаю, на этом они не остановятся, ибо не спасение душ их интересует, а власть и деньги.

Поэтому, с одной стороны, католические позиции в Южной Америке традиционно сильны, с другой стороны, за довольно короткий период времени возникла очень серьезная опасность неопротестантизации континента.

– Я читала, что в Аргентине 4 % православных…

– Видимо, эта цифра имеет отношение к нашим соотечественникам, православным этнически, ну и потенциально, конечно. В целом же православие для южноамериканцев пока мало известно, но, повторю, к России они относятся с большим уважением.

Во-первых, южноамериканские государства в свое время сотрудничали с Советским Союзом, получали гуманитарную помощь, обучали у нас своих специалистов. Во-вторых, многие интересуются нашей культурой, особенно Достоевским. Причем зачастую совершенно спонтанно. Без участия русских в некоторых столицах и городах организуются клубы по изучению Достоевского, по переводу его текстов на испанский язык. Удивительное дело: Федор Михайлович – у них очень популярный писатель! Даже молодежь его читает.

Много организаций, где изучается русский язык, поддерживается интерес к русской культуре. Например, Институт Льва Толстого в Боготе (Колумбия), или кафедра русской литературы в университете Сан-Паулу (Бразилия).

Кроме того, Россию уважают как страну, ведущую независимую политику в отношении США. А Южная Америка чувствует давление со стороны «северного соседа». Потому средний слой тяготеет в основном к нам, правящая элита – к Соединенным Штатам.

– Вы писали, что там католики относятся к православным как к братьям…

– Да. И без всякого желания получить при этом какую-то выгоду. Владыка Александр (Милеант), владыки Платон, Лазарь, Марк, затем владыка Леонид – начинали и действовали здесь в очень непростых условиях. И католики могли бы чинить им препятствия или остаться безучастными. Но произошло обратное: они давали нам возможность молиться в их храмах, объединять свою паству, предоставляли свои помещения для встреч, приглашали нас на свои встречи, интересовались нашей аскетикой, иконографией, церковным пением. И сейчас все это делают.

– Но у православных к католикам – гораздо более осторожное отношение…

– У многих православных в России – да. И даже неприязненное. Тысячелетие противостояния дает о себе знать. Кроме того, с первых же недель перестройки в России католические священники и епископы начали заниматься откровенным прозелитизмом. Это доверия не прибавило. Сейчас условия другие, и возможности лучше понять друг друга, трудиться совместно значительно укрепились. Особенно в Южной Америке. Особенно после визита Святейшего Патриарха.

– Но, по-моему, этим все пользовались, не только католики.

– Да. Неопротестанты старались на порядок усерднее: строили огромные «Залы Царства», арендовали стадионы, печатали многомиллионные тиражи своих журналов. Целая армия агитаторов-пропагандистов улавливала в свои тоталитарно-деструктивные сети доверчивых россиян. И, конечно, стремилась во все уровни власти. Словом, тот же сценарий, что и ныне в Южной Америке.

– Я думала, дело в том, что некоторые каноны запрещают совместную молитву с инославными, или в том, что некоторые святые отцы, например, ваш небесный покровитель святитель Игнатий Брянчанинов, в своих трудах довольно резко высказывались об инославных – говорили, что они не спасутся.

– Он действительно так писал. Однако с католиками общался. Например, пригласил французского посла в монастырь в Ораниенбауме, который возглавлял 25 лет. Сопроводил в храм, на богослужение, вместе с ним там находился, возможно, молился тогда же, затем пригласил его в трапезную, долго с ним беседовал. За что и поплатился. Когда государю доложили, что святитель Игнатий в государев монастырь пригласил французского посла, последовали какие-то прещения.

Так что да, он имел мнение о том, что католики не спасутся. Однако это не мешало ему поддерживать с ними нормальные отношения.

– Вы были, кажется, на фестивале конфессий в Аргентине? А что это такое?

– Это не был фестиваль конфессий. Был замечательный вечер, великолепное действо. В чем оно заключалось? В городе Сан-Николас, недалеко от Буэнос-Айреса, католический священнослужитель заканчивал ремонт своего храма – большого, великолепного. И решил по этому поводу организовать концерт. Пригласил всех знаменитых эстрадных артистов Аргентины, и они собрались. Пели о вере, Боге, Его любви и Церкви. О святых. Среди артистов был один молодой человек, слепой от рождения… И руки у него плохо действовали – гитару держать не мог. Так вот, ему помогли выйти на сцену, усадили на стул, положили гитару на колени, как гусли, и он играл и пел. Потрясающе, прекрасно! Таким чистым, светлым, сильным голосом! Потрясающе спел.

А что касается конфессиональности… я получил приглашение вместе с некоторыми другими руководителями традиционных Церквей и принял его. Перед концертом выступил, поздравил местного владыку и его пастырей, подарил красивое издание нашей православной Библии. Пусть читают.

– Интересно, у нас это было бы возможно, на ваш взгляд?

– Думаю, да. И нужно бы. И не только для слушателей, но и для самих артистов тоже. Из эстрадных певцов, думаю, многие согласились бы. Другое дело, что некоторые исполнители – скандально известны...

Отец Андрей Кураев в свое время организовывал фестиваль «Рок к небу».

Родина как большая семья

– У вас появилась возможность посмотреть на свою Родину, на русских людей как бы со стороны. Ваше отношение к России изменилось, когда вы оказались за ее пределами?

– Да. Большое видится на расстоянии. Но большее, что видел в России, живя в России, увидеть еще не успел. Все-таки здесь лишь 6 месяцев. Кроме того, очень напряженный график: все время в поездках. На южноамериканском континенте 26 православных приходов, трудятся 19 священников. Наши общины распределены по всей Южной Америке. За это время пришлось посетить Чили, Эквадор, Колумбию, 3 раза побывать в Бразилии, в Аргентине, естественно. Осталось совершить пастырский визит в Перу и Панаму (а там – очередной круг). И везде – напряженная программа: встречи с руководством стран и городов, представителями посольств, прихожанами, местной интеллигенцией. Богослужения, пастырские беседы.

Кроме того, хочется познакомиться с теми соотечественниками, которые являются наследниками и хранителями нашей истории – например, с потомками Бунина, Лермонтова, декабриста Лунина, генерала Краснова.

– Вам удалось уже встретиться с кем-то из них?

– Да. Видел и слушал их с удовольствием… Это русское дворянство в высоком смысле слова. Общаясь с ними, ощущал дух некоего скромного благородства. Это проявляется в манере говорить, слушать, рассказывать, в манере дискутировать. У них правильный русский язык, связная, очень изысканная речь.

Кроме того, они многое помнят. Благословил нескольких батюшек записать их воспоминания.

– Скучаете по России, по Дальнему Востоку?

– Не успеваю. Да и в России бываю довольно часто – на юбилей Святейшего Патриарха приезжал, в Рождественских чтениях вот участвовал.

– Некоторые люди считают, что у монаха не может быть Родины…

– Не могу назвать себя монахом. Монах должен жить в монастыре, а я все время в миру живу. И спастись надеюсь не монашескими подвигами, а за архиерейские труды. Заметьте, святых архиереев прославляют не как преподобных, а как святителей.

Личное мнение: кем бы ты ни был, Родину надо воспринимать как семью. Это ведь действительно семья, только большая.

– Но ведь и человечество – большая семья!

– Это так. Но полюбить семью-Родину – легче, чем полюбить все человечество. Чтобы полюбить человечество, надо с ним как-то соприкоснуться, как-то в него всмотреться, увидеть, ощутить. А как это сделать? Вот я соприкоснулся с южноамериканцами, увидел их как-то, почувствовал. Возможно, скоро Южная Америка тоже войдет в мою душевную семью. Любовь – вещь конкретная, а попытки воображать ее – верный путь в прелесть…

Зачем христианину психология?

– Уже 8 лет вы ведете в интернете блог «Архиерей» – некоторые говорят, что это был первый в Рунете блог архипастыря. А перед отъездом в Аргентину хотели закрыть его. Почему?

– Ну, во-первых, не мог так часто писать в него, как хотелось бы. Вообще-то, по идее: наступил вечер, ты сел на полчаса-час за компьютер, какой-то интересный эпизод дня вспомнил – написал о нем. Ответил на вопросы, поделился своими соображениями. Вот это блог. А я сейчас уже так делать не могу: и испанский изучать надо, и ездить много. Иногда какая-то новость может висеть у меня неделю-полторы.

Так что подумывал о том, чтобы закрывать блог. А потом посмотрел на счетчик – 50-60 человек каждый день заходят обязательно. Просят продолжать публикации.

Чтобы себя как-то подстегнуть, сделал блог трехъязычным – на португальском, испанском и русском. Теперь уже точно не брошу!

– Вам удалось освоить интернет-язык?

– Нет, не освоил, хотя он мне нравится. Язык емкий, эмоциональный и очень компактный. Два-три слова – и столько можно выразить, даже эмоции! И выражают ведь. Интересно наблюдать, как общаются те, кто этим языком владеет, если, конечно, они не опускаются до сквернословий.

Помню дискуссию двух молодых людей в моем блоге: пикировались точно, убедительно, ярко.

Долгое время ни один не мог убедить другого в своей правоте. И вдруг – нашелся довод. Неопровержимый. А собеседник в ответ: «Йэээээхххххх!!!» – и все настроение в этом междометии – признание поражения, досада на себя, где-то и зарок быть умнее впредь…

Яркий язык, повторю, содержательный. И главное, очень лаконичный.

– Владыка, вам 60 лет – в этом возрасте многие наши соотечественники сокращают активную деятельность, грубо говоря, уже предпочитают проводить вечера перед телевизором. Вам не так давно удалось получить третье высшее образование, психологическое, защитили диссертацию, учите новый язык, ведете свой сайт. Откуда силы?

– И я бы, наверное, тоже читал газету и телевизор смотрел бы по вечерам. Если бы в Церкви не был. Сюда меня привел Господь, а Церковь требует от архиерея очень много. Прежде всего, активности.

Что такое архиерейство? Это, в первую очередь, развитие своей епархии, приходской жизни, взаимодействие со светскими учреждениями, властями. Расширение миссии, социального служения, работы с молодежью во всех формах и направлениях. А еще – пространство СМИ и интернета, тюремное служение, армия, светское и церковное образование – все требует присутствия пастыря. И архипастыря. Ну попробуй, посиди тут у телевизора!

А всем нам пример – Святейший Патриарх. Он сам трудится непрестанно, жертвенно и нас к тому подвигает. И контролирует. Правильно контролирует, по-отечески, по-пастырски, но строго: помните, дескать, не творите дело Божие с небрежением…

Так что посидел бы у телевизора, с большим даже удовольствием, но просто нет времени. А сил и энергии как хватает? Не знаю. Я тружусь в меру того, что мне дает Господь.

Потом, мне стало очевидно, что основам психологии нужно учить и священников. Я и Наталья Станиславовна Скуратовская (психолог, психотерапевт, преподаватель курса «Практическая пастырская психология» Хабаровской духовной семинарии. – Ред.) учили этому студентов Хабаровской семинарии. И учили, и помогали: кое-кто, к сожалению, приходил в семинарию с невротическими отклонениями.

Некоторые ребята – из неполных семей, некоторые испытали глубокие стрессы в детстве или юности, некоторые никогда не испытывали любви… А как они могут нести любовь, учить любви, если не испытывали ее сами, не знают, что это такое? Как они могут понять, что Бог действительно есть Любовь, любящий Отец, если их самих никогда никто не любил?

– То есть человек, имеющий психологические проблемы, может и Бога принимать искаженно? И верить искаженно?

– Да. И Бога, и пастыря своего. И всю церковную жизнь. Сколько у нас таких проблем на приходах: пастырь-паства, мирянин-мирянин, человек-приход! Не мало.

Будущие пастыри должны избавляться от своих психологических проблем еще на стадии обучения. Иначе сколько травм, боли они могут принести и себе и людям! Скольких отвратить от Церкви!

Вот поэтому мы работали с семинаристами и как психологи: организовывали тренинги, консультации. И выяснилось, что у некоторых есть потребность в психологической помощи, а иногда даже в помощи невропатолога. Ребята приходят из мира, и воспитываются не всегда в благополучных православных семьях.

– Почему, на ваш взгляд, у многих верующих – негативное отношение к психологии?

– Во-первых, они имеют о ней превратное представление. Во-вторых, не знают, как много людей в Церкви нуждаются в психологической помощи. В-третьих, не знают, чем психология может им помочь. На Рождественских чтениях была секция, посвященная психологии в жизни православного человека, и там, в частности, говорилось о церковных проблемах чисто психологического свойства – зависимости от духовника, манипуляциях разных видов, «выгорании» священников. Народу было – полный зал.

– Почему «выгорает» священник? Казалось бы, он соприкасается с благодатью Божьей, которая неисчерпаема…

– Благодать действительно неисчерпаема. Она действительно всесильна. При одном условии: если человек может и готов ее принять. И стремится к этому.

Вы читали книгу «Архиерей»? Там хорошо описано, как священник «выгорает». Вот он приехал на приход с горящими глазами, полный энтузиазма: «Сейчас всех обращу, просвещу, помогу!» А встречается с реальными людьми, их недостатками, пороками… Пробует что-то изменить, исправить; раз, два, три, десять – ничего не получается, у него опускаются руки... Пропадает желание трудиться, пропадает желание молиться, а нет молитвы – нет благодати Божьей.

Постепенно он начинает относиться прохладно к Таинствам, отсюда – обратная реакция паствы, и это замкнутый круг. Чем меньше хочешь молиться и служить, тем меньше помощи Божьей, чем меньше помощи Божьей, тем меньше хочется трудиться и служить.

Это если батюшка едет на приход с желанием, а ведь такового может и не быть. Тогда ситуация еще страшнее.

– Бывает же не только «выгорание» священников: практически любой человек приходит в Церковь на подъеме, а спустя годы энтузиазм спадает, а священник может ему только сказать: «Ты молись»…
Допустим, я болею, прихожу в больницу. Если этот врач мне не помогает – я иду к другому. В медицине как таковой не разуверяюсь.

Ты пришел к батюшке с проблемой. Он дает один совет – не помогает, второй, третий – не помогает. Тогда все ясно: «Извините, батюшка, уважаю ваш сан, преклоняюсь перед благодатью, которая у вас есть, но я пойду искать другого, который поможет».

К этому – читать Евангелие, в нем ответы на все вопросы, читать святых отцов и пользоваться теми советами, которые тебе помогают. Сколько сейчас передач по телевидению, книг какое огромное количество – слушай, читай, задавай вопросы, ищи! Только новоначальным не стоит читать аскетов первых веков – не надо…

– Но вам-то, в то время новоначальному, владыка Хризостом сразу дал читать «Аскетическую проповедь» святителя Игнатия Брянчанинова! Как так?

– Не рискну давать конкретных советов. Когда спрашивают о молитве, обычно ожидают, что вот владыка сейчас что-то такое скажет, такой совет даст, что молитва наша сразу наладится, и все хорошо в жизни складываться будет. Все для всех по-разному, лишь одно едино – труд, ежедневный духовный труд. Как, впрочем, и в любом деле.

И все же об одном эпизоде моей жизни расскажу. Незадолго до рукоположения Господь мне своеобразный подарок сделал. Как-то утром поднимаюсь – в тот момент я жил в Москве, в Новоспасском монастыре, по благословению Святейшего Патриарха Алексия готовился к хиротонии – начал утренние молитвы.... и вдруг почувствовал, что Господь рядом. Вот так просто, рядом, и все. С тех пор это ощущение меня не покидает. Иногда оно более яркое, иногда – менее.

Управляющий Приамурской митрополией владыка Игнатий переведен на другое место служения, он назначен епископом Аргентинским и Южноамериканским. Об этом стало известно ночью в Москве во время заседания Священного Синода РПЦ. Где также озвучили, кто будет возглавлять Хабаровскую епархию.

Митрополит Игнатий сам присутствовал на заседании Священного Синода, сейчас он находится в Москве и пока новое назначение не комментирует, взял тайм-аут для общения с журналистами. Слухи о его переводе на другое место служения появились еще месяц назад, однако сам владыка их не подтверждал.

— Я служу Хабаровской епархии и ее прихожанам, никакой информации о моем переводе нет, — прокомментировал тогда митрополит Хабаровский и Приамурский Игнатий.

В епархии сейчас тоже воздерживаются от каких-либо комментариев. Руководитель информационного отдела митрополии иерей Роман Никитин находится в отпуске, а пресс-секретарь митрополита Анастасия Пенькова была сдержана в комментариях.

— Митрополит в Москве, нам пока ничего неизвестно, — сообщила пресс-секретарь владыки Анастасия Пенькова

Митрополиту Игнатию - 60 лет, родился в Иркутске. В 1978 г. окончил физический факультет Иркутского государственного университета, с 1978 по 1980 г. служил в рядах Советской Армии. В 1980-1983 гг. работал инженером в Восточно-Сибирском энергетическом институте, с 1983 г. заведовал лабораторией медицинской кибернетики Всесоюзного научного центра хирургии. В 1988 г. принял Святое Крещение. В марте 2011 года назначен был руководителем Хабаровской епархии, уже через полгода возведен в сан митрополита и назначен главой вновь образованной Приамурской митрополии. До этого долгое время возглавлял Камчатскую епархию, где запомнился тем, что впервые в составе экипажа атомного подводного крейсера совершил переход подо льдами Северного ледовитого океана в сане корабельного священника. Тогда этот переход назвали уникальным случаем в истории современного российского флота. Митрополит Игнатий медийная личность, при нем епархия стала открытой для журналистов и общества, участвовал в ток-шоу, интервью, учредил при епархии телевидение. Одним из первых в России среди священнослужителей завел личный блог, активно общался с прихожанами через интернет.

Аргентинская епархия, куда митрополит Игнатий назначен на должность правящего архиерея, базируется в Буэнос-Айрес (Аргентина). Образована она в 1946 году, сейчас там 18 приходов и 13 священнослужителей.

Главой Приамурской митрополии решением Священного Синода РПЦ назначен митрополит Владимир (Самохин). До этого он руководил Забайкальской митрополией. Ему всего 37 лет, он один из самых молодых архиереев в России.

— Пока непонятно, когда митрополит Владимир прибудет в Хабаровск, скорее всего после передачи дел в своей уже бывшей епархии, — сообщила пресс-секретарь митрополита Игнатия Анастасия Пенькова

В пресс-службе Приамурской митрополии заверили, что на следующей неделе обязательно организуют пресс-конференцию, правда затруднились ответить, кто станет её участниками.

Анна Демина, новости Хабаровска на DVhab.ru

Аргентинская и Южноамериканская епархия является самой большой по площади в Русской Православной Церкви (РПЦ). Ровно год назад ее возглавил митрополит Игнатий, ранее служивший на Дальнем Востоке.

В интервью ТАСС он рассказал об особенностях епархии, об общении с паствой и об отношениях с теми, кто десять лет назад отказался принять Акт о каноническом общении, подписанный Русской Православной Церковью и Русской Православной Церковью Заграницей (РПЦЗ).

— Владыка, вы прибыли в Аргентину год назад, какие предварительные итоги можно подвести?

— Прежде всего мне нужно было познакомиться с епархией и с теми условиями, в которых мне предстояло трудиться. Епархия особенная — она самая большая по территории и одна из самых небольших по численности приходов, монастырей, общин.

Надо сказать, что монастырей здесь вообще нет и никогда не было. Я имею в виду монастырей РПЦ Московского патриархата. Прежде чем начать служение здесь, мне довелось служить на двух кафедрах, все они были Дальневосточные: Камчатская и Хабаровская. Вот теперь самая западная кафедра нашей церкви.

Конечно, мне необходимо было лично познакомиться со всеми священнослужителями, побывать в каждом приходе, посмотреть, как развивается церковная жизнь, какие особенности у этой епархии.

Одна из главных состоит в том, что здесь РПЦ находится на континенте, который является традиционно католическим. Другая особенность — очень широкое экуменическое движение.

Аргентинская и Южноамериканская епархия включает в себя девять стран. И в каждом государстве свои законы, своя религиозная атмосфера, обстановка. Если, скажем, на Камчатке и Хабаровске они различны, но однородны, то здесь что ни регион, что ни государство, то свои условия.

Например, Аргентина — это страна, которая формировалась иммигрантами. Они привезли сюда свою культуру, религию. И изначально Аргентина формировалась как толерантное государство. Здесь каждая конфессия имеет равные права. Даже не столько конфессия, сколько национальность. И каждой национальности уделяется равное внимание.

Или Чили — особое государство, со своим ярким лицом, которое, если не ошибаюсь, христианизировано было самым последним на континенте. А в Эквадоре — 70% индейского населения, и там очень ярко выражено влияние культуры коренных жителей. И так далее...

Мне нужно было со всем этим лично познакомиться, определиться в целях и средствах. Тем более что меньше чем за год до того, как я сюда приехал, святейший патриарх Московский и всея Руси Кирилл впервые за всю историю российской церкви на южноамериканском континенте побывал здесь.

Он также стал первым за тысячу лет патриархом Русской православной церкви, который встретился с папой римским. Понятно, что эта встреча имела мощнейший потенциал, и мне было необходимо изучить его и подумать, как его развивать.

Я сумел объехать почти все наши приходы, за исключением тех, которые существуют в Перу и Панаме, и везде совершал богослужения, везде встречался с нашими прихожанами, а также — с представителями культуры, католической веры.

— Вы отметили, что в каждом государстве свои законы и обстановка. С этим связаны какие-нибудь трудности в работе?

— Нет, никаких... Есть трудности для священнослужителей, и для меня как архиерея — разобраться в этих условиях и выстроить в них свою работу. Понятно, что если страна иммигрантов, то условия одни, а если в ней доминирует коренное население, то другие.

Но трудностей нет. Трудности какого порядка? Чтобы к нам предвзято относились со стороны государства? Или, скажем, со стороны жителей? Такого нет. Везде относятся ровно, везде доброжелательно. Везде можно трудиться.

— В этом году исполняется десять лет с момента подписания Акта о каноническом общении. Каковы сейчас отношения РПЦ с РПЦЗ, в том числе здесь, в Южной Америке?

— Надо сказать, что многие, в том числе и я, не ожидали, что объединение церквей произойдет так быстро. Судя по тому, какая ситуация была до объединения, надежд, по крайней мере у многих архиереев, почти не было.

Никто даже не думал, что такое объединение может произойти, потому что было слишком много противоречий, слишком много было непонимания, неприязни со стороны Русской Православной Церкви Заграницей к Московской патриархии.

Вы знаете все эти аргументы: то, что вы, мол, — коммунистическая Церковь, то, что не признаете царя святым, то, что вы приняли Сергиевскую декларацию, где пообещали быть лояльными государству, где заявили, что "боль государства — это наша боль, и радость — это наша радость", что вы состоите на службе у государства и так далее...

Был период, естественно, 70-летний, когда эти обвинения имели под собой почву. Но мы не служили государству, а искали возможность выжить, сохранить Церковь. И если бы этого не произошло, то начало перестройки показало бы, что Россия в православно-духовном отношении — выжженная пустыня. Мы сохранили свою Церковь. Да, иногда ценой серьезных уступок.

И когда зарубежные архиереи начали ездить к нам и увидели, что тот образ РПЦ, который они имели, и который сейчас есть — это разные вещи, у них появилось желание поближе познакомиться.

И затем последовал в 2007 году знаменитый визит Владимира Владимировича Путина к первому иерарху Русской Зарубежной Православной Церкви. Тогда от Путина как главы государства поступило предложение к объединению. Последовал визит главы РПЦЗ, состоялась встреча, а затем подписание соглашения.

Сейчас две Церкви находятся под одним омофором Патриарха Московского и всея Руси, но фактически РПЦЗ абсолютно независима. У них есть свой Синод, они собираются и решают все свои вопросы сами, они сами рукополагают своих архиереев, у них своя собственность.

Может быть, я выражу не совсем каноничным языком свою мысль, но она поможет лучше понять, какие на самом деле взаимоотношения между РПЦЗ и РПЦ: они полностью независимы, и общее решение, которое является обязательным для всех Церквей, принимается в процессе консультаций, в процессе диалога, дискуссий. Вот, скажем, в РПЦ Патриарх издает указ — все обязаны его выполнять. Здесь общее решение достигается по итогам обсуждения.

— А как складываются отношения непосредственно с Каракасской и Южноамериканской епархией РПЦЗ? Ее Кафедральный собор также расположен в аргентинской столице.

— Абсолютно нормально. Мы вместе служим. Владыка приглашает меня на свои праздники, а мы его к себе приглашаем. Кроме этого, мы встречаемся лично, чтобы обсудить какие-то общие проблемы.

Очень часто участвуем с ним в разных мероприятиях. Нас приглашают, что очень важно для нас, скажем, на различные государственные мероприятия как представителей одной Церкви.

То есть в нас здесь видят именно одну Церковь. И не только государственные учреждения, но и представители других конфессий. Скажем, Антиохийская Православная Церковь, Сербская Православная Церковь и так далее.

— Есть ли какие-то контакты с теми, кто отказался принять Акт о каноническом общении? У них ведь также есть приходы в Буэнос-Айресе.

— Я бы сказал, что наша РПЦ всегда открыта к любым контактам, к любым абсолютно, и неоднократно Святейший Патриарх об этом говорил, это говорилось на архиерейских соборах.

Со стороны неприсоединившейся части мы встречаем пока недоброжелательное отношение, нежелание каких-либо контактов. Точнее, не со стороны всей неприсоединившейся части, а со стороны нескольких епископов, потому что на уровне священнослужителей ситуация совершенно другая.

Мы знакомы с настоятелем храма на проспекте Брасиль (Свято-Троицкая церковь. — Прим. ТАСС). Мы с ним встречались, он здесь был, мы с ним беседовали.

У нас нормальные человеческие отношения. И я думаю, что это должно быть залогом для того, чтобы в будущем, я надеюсь, в недалеком, произошло полное воссоединение. Нужно оставить, нужно изжить это недоброжелательство, это недоверие, неприязнь. А для этого я бы советовал иерархам неприсоединившейся церкви почаще бывать в России.

Эта неприязнь продиктована ложным представлением о том, что происходит в РФ, каково положение Церкви. Это неправильное, ложное, извращенное представление.

Поэтому надо побывать в России, и не только в Москве и Санкт-Петербурге, но и в глубинке. На Дальний Восток съездить, посмотреть, как там Церковь живет, как в Сибири, как на Севере, как в Средней Азии, как она живет в Закавказье.

И тогда они увидят, что никакой коммунистической Церкви не существует. Да, мы сотрудничаем с государством [в России], так же как и в Аргентине, так же как и в Бразилии.

Но от этого мы не становимся бразильской или аргентинской Церковью, мы остаемся Русской Православной Церковью. Нужно почаще ездить, почаще встречаться с нашими иерархами, разговаривать, смотреть. "Приди и виждь" — говорил Христос.

— Что-то изменилось в отношениях Католической и Православной Церкви после встречи Патриарха Кирилла и Папы римского Франциска, особенно здесь, в Аргентине — на родине понтифика?

— Будучи однородной структурно, Католическая Церковь вовсе не является таковой во мнениях. В лоне Католической Церкви существует много течений, направлений.

Однако несмотря на то, что существуют разные точки зрения на определенные вопросы, подавляющее большинство иерархов Католической Церкви все-таки очень благожелательно относятся к этой встрече. Это одно из немногих больших, очень больших событий, на которое почти у всех одинаковый взгляд. Я уже не говорю о рядовых верующих католиках.

Все кардиналы, епископы, с которыми я встречался, имеют очень благожелательное мнение об этой встрече. Теперь, на мой взгляд, необходимо здесь, в Южной Америке, собраться иерархам нашей и Католической Церкви и обсудить, какие согласованные действия можно предпринять, сделать шаги, чтобы развить потенциал, заложенный этой встречей.

— Ваша епархия самая обширная по площади в РПЦ. Как часто получается проводить встречи или совещания с другими приходами?

— Как ни удивительно это прозвучит, очень часто. Несмотря на то, что расстояния огромные, каждую неделю мы встречаемся. Это необходимо. Тем более в такой обстановке, когда в каких-то странах бывает по одному священнослужителю, а в крупных странах приходы разделяют огромные расстояния.

Но мы встречаемся каждую неделю. Каким образом? Мы проводим Skype-конференции, подводим итоги недели, принимаем какие-то решения, строим планы.

Я сейчас подтолкнул священнослужителей к тому, чтобы у каждого прихода был свой сайт и чтобы они присылали свои новости на наш сайт. Сейчас на нем очень часто появляются новости с мест, в том числе на местных языках.

Я вот недавно открыл свою страничку в Facebook. Там у меня уже появилось 300 друзей за пять дней. Не знаю, что мне делать, потому что приходится целыми ночами с ними беседовать, потому что у них есть вопросы, которые они хотели бы обсудить.

Я стараюсь бывать в каждом приходе минимум один раз в год. В некоторых приходах бываю чаще. Например, в аргентинской провинции Мисьонес в прошлом году я был четыре раза, в Бразилии — три раза. В Чили дважды

А тут появляется возможность лично побеседовать с архиереем. Вот мы с ними договариваемся, и после 11 часов ночи начинается беседа по Facebook, по видео- и аудиосвязи. Вчера я лег в 4 часа ночи, а сегодня утром встал на литургию.

Так что общаемся постоянно, и я стараюсь бывать в каждом приходе минимум один раз в год. В некоторых приходах я бываю чаще. Например, в аргентинской провинции Мисьонес в прошлом году я был четыре раза, в Бразилии — три раза. В Чили дважды.

— Сколько приходов сейчас в епархии? Кто в основном ведет службы?

— Приходов, общин — 30, священнослужителей, дьяконов — 20. Они преимущественно русские, белорусы, украинцы. Но у нас есть достаточно много священнослужителей других национальностей.

Есть сербы. В Обера (город на северо-востоке Аргентины. — Прим. ТАСС) служит отец Варфоломей Овьедо, он аргентинец. Есть также колумбиец, чилиец, бразильцы. И сейчас есть у нас несколько местных жителей, которые хотели бы принять священный сан.

— Какого рода деятельность, кроме богослужебной, осуществляет епархия?

— Здесь существует много русских клубов, ассоциации соотечественников. Первым делом я познакомился с их активистами, мы побеседовали. После этого они начали приглашать меня, за этот год я побывал почти во всех действующих здесь русских организациях. Мы принимаем участие в мероприятиях внутри клубов или ассоциаций соотечественников, реализуем совместные инициативы.

Разработан план на этот год по проведению культурных мероприятий. Он включает в себя беседы о русской духовной культуре, то есть о монастырях, храмах, но не с религиозной точки зрения, а с культурологической. Я также буду выступать на семинарах об основах православной веры.

К нам сюда в июле приезжает прекрасный специалист по иконографии, старший научный сотрудник Государственной Третьяковской галереи Любовь Яковлевна Ушакова. Она проведет здесь несколько встреч, а затем отправится в Бразилию и в Чили.

Мы планируем привести и других специалистов по духовной культуре. Планируем оформить передвижные фотовыставки монастырей, икон русских с соответствующими гидами. Собираемся пригласить церковный хор и провезти его по Южной Америке. В общем, планов много. Громадье, как говорится...